Реверс - Сергей Лукьяненко

Кирилл Денисович покряхтел, повертелся на стуле и ничего не сказал.

— Ну вот… Вернулся — и весь сияет. Новая жизнь, говорит, новые способности. В смысле, старые, но усиленные. Прямо тут, в этой комнате открыл Проход — шутя открыл. Метра три был Проход, а ведь раньше широкие Проходы у него не получались, он всегда пригибался… Взял меня за руку и увел в Центрум. Знаешь, куда мы попали? К берегу моря! Никогда я там моря не видела, и никто из наших не видел. Новая локализация! Такое, знаешь ли, бывает раз в десять лет, и то у самых-самых… А он — с первой попытки! И доволен: учись, говорит. Гомеостату данке шён. Понимаешь, Сергей, Гомеостат не только убивает и воскрешает человека каждую неделю — он еще и меняет его понемногу с каждым воскрешением. Тут-то я и поняла, зачем Макс туда удрал — решил проверить, как изменятся его способности проводника. И угадал: лично у него эти способности возросли. Кто ж откажется подкачать свой талант? Но в тот раз ему вроде хватило…

— А потом?

— С полгода работал как надо и как умел — то есть с блеском. Но как-то… без прежнего интереса, что ли. Азарт ушел. Это чувствовалось. Однажды так прямо и спросил меня: скажи, Ева, ты не хотела бы начать жизнь заново? Ночь еще такая была… Я отшутилась как-то, не помню, а он шутки моей не принял. Потом несчастье случилось, он носильщика не уберег, без меня дело было… Себя винил. Сходил еще разок — и ушел совсем. Записку мне оставил, просил не искать его хотя бы год. Ну, я позлилась и поняла, куда он ушел. И вообще поняла его. Все поняли, даже босс. Покричал, но понял. Надеялись, что через полгода-год Макс сам вернется. Потом начали искать его в Гомеостате, но ведь Гомеостат не маленький… Сам Фантом ходил искать, лучший из оставшихся… Все-таки нашли — через три года и восемь месяцев. Ясно было: Макс свою прошлую жизнь забыл совершенно. Возможно, он стал таким проводником, каких еще не бывало, но теперь он об этом не знает и вообще не помнит, кто он на самом деле. Ну, разработали мы операцию по извлечению его оттуда — пустяковой казалась операция. Федор и Гриша пошли…

В комнате повисла тишина, лишь снаружи доносилось приглушенно-пьяное: «Эй, шашлык-оглы, как тебя там! Курбан Байрамович! Тащи еще…»

— Так, — сказал Сергей, — я понял. Макс — наш. У него амнезия. По всей видимости, он стал в Гомеостате этаким… сверхпроводником. Да или нет — сейчас не важно, это просто рабочая гипотеза. Любая… э-э… пардон, шайка, заполучившая в свои ряды такого кадра, усилится просто сказочно, и все это понимают. В итоге Макса крадут у нас бандитским способом — с убийством. Далее убийцу убивают, затем убивают убийцу убийцы… и так далее. Наша задача — найти Макса в Центруме и вытащить оттуда сюда. Верно?

— А молодой человек умеет формулировать, — сказал, ни к кому не обращаясь, Кирилл Денисович и посмотрел на Сергея с теплотой.

— Тогда вопрос: кто из посторонних мог знать о предполагаемых способностях Макса и осуществить похищение? Местные власти? Бандиты? Пограничники? Конкуренты?

— Естественно, конкуренты, — буркнул Тигран Арутюнович.

— Тогда еще один вопрос: откуда они узнали?

— Это-то ежу понятно: у нас утечка. Болтун или «крот» — выясним. Найдем суку. Но данный вопрос, полагаю, не главный. Макс…

— Вот именно, — решительно поддержала Ева. — Где карта?

— На компьютере.

— Нет, лучше бумажная. Северо-восток Центрума. Оннели, Аламея, Краймар, Сурган и Сухая пустошь. Оннели в крупном масштабе — отдельно. Мы должны исходить из того, что Макс — там. Ладно, сейчас сама принесу…

Через полчаса знакомая Сергею карта — политическая и физическая одновременно — была исчеркана вдоль и поперек цветными фломастерами. К известным зонам локализаций добавились сомнительные, опробованные, может быть, всего лишь раз, а также гиблые, расположенные как в издевку посередине безводных пустынь или в местах, плотно контролируемых пограничной стражей Центрума. Увы, ни одна из зон не находилась на территории Оннели.

Об Оннели Сергей знал не так уж много. В давние времена эта страна была северной провинцией Аламейской федерации, довольно развитого, но слишком большого и потому рыхлого края. И всегда она была глухоманью — краем не слишком высоких гор, непролазных лесов и озер, дающих начало великим рекам. Население по большей части занималось сельским и лесным хозяйством, рыболовством и всякими исконными ремеслами, имело свои, отличные от аламейских, обычаи, разговаривало на своем языке и не любило ни во что вмешиваться. После катастрофы, постигшей весь Центрум, Оннели без особых трудов добилась независимости. Погрязшей в усобицах Аламее было просто не до нее. С тех пор в Оннели мало что изменилось. Если Клондальская республика, оправившаяся раньше других, неуклонно крепла и уже предъявляла претензии на главенство в Центруме, если чуть-чуть отставшая от нее Лорея надеялась добиться того же, вкладывая огромные средства в науку и технику, если Краймар решил специализироваться на управлении финансовыми потоками, а Сурган наращивал армию в надежде исправить мир силой, то в Оннели по-прежнему копали огороды, доили коров и возили навоз на поля. Несколько десятков лесопилок, две-три бумагоделательные фабрики, столько же ткацких, парочка неглубоких шахт да еще железнодорожная инфраструктура — вот и все, что можно было назвать промышленностью. Никаких полезных ископаемых, если не считать каменной соли, там не водилось, отчего и не случилось никаких бед от проседания почвы, когда в Центруме исчезла нефть. На экспорт — прежде в Аламею, а теперь главным образом в Краймар и Сурган — шли выделанные кожи, древесина, бумага да еще соленая рыба. Страна напоминала заключенного, проснувшегося от драки в камере, лениво перевернувшегося на другой бок на своих нарах и продолжившего мирно храпеть.

И еще: на территории Оннели разлапистым осьминогом разлеглась крупнейшая из аномальных зон Центрума. Ее границы были проведены неуверенным пунктиром. Возврат из аномальной зоны в мир Земли был невозможен, зато были в зоне точки, откуда очень квалифицированный проводник мог открыть Проход в иной мир-лепесток. Во всяком случае, одна точка наверняка была — и выводила в Гомеостат.

Вот и все сведения. Контрабандисту больше знать и не надо. В лишенной локализаций сонной Оннели ему делать нечего — ну разве что в последние годы появилась зыбкая возможность уйти туда от пограничников и отсидеться какое-то время. О пресловутом Старце было известно лишь то, что старикашка ревнив: терпит (пока) государственную власть, терпит (вынужденно) железнодорожников с их собственной властной структурой, не распространяющейся далее полосы отчуждения, но никого третьего уже не потерпит.