Ваше Сиятельство 13 - Эрли Моури

— Так вышло, Оль. Ты же всегда меня понимала, — отозвался я. — Даже перед Денисом так красиво оправдала.

— Вот и Глория говорит: «так вышло». Просто «так вышло»! Лишь бы об этом, что у вас «так просто вышло» отец не узнал. Он будет очень недоволен. И Денис, кстати, тоже. Если для них Бондарева — это так, мелкие шалости, то с Глорией все иначе. Больше не хочу говорить о Глории, меня злят разговоры о ней. Все, идем, выслушаю твою Бондареву, — она повернулась к дворцовой парковке.

— Оль, — я обнял ее, — спасибо! Прости, что тебе так потрепали сегодня нервы! И вот еще… — я наклонился и начал рвать белые розы с куста на клумбе.

— Елецкий! Ты дурак⁈ Не смей этого делать! — вскрикнула Ковалевская. — Мы во дворце!

— Оль, мне можно! — отозвался я, исколов пальцы до крови и усердно ломая розы. — Ты же сама сказала Денису, что я особенный! Раз особенный, то надо держать марку! — сломав еще несколько роз с соседнего куста, я поднес и Ковалевской.

На лестнице у входа во дворец появился князь Соколов, какие-то важные, неизвестные мне лица из высшего дворянства. Никто из них не посмел мне даже пальчиком погрозить. Я торжественно поднес букет Ковалевской и вручил его, припав на одно колено.

— Люблю тебя, Оль, — сказал я, чувствуя, что пальцы липнут от крови.

Слева от меня раздались аплодисменты — хлопал в ладоши Бабский. К нему присоединилась Элизабет, и еще многие из стоявших на дворцовой лестнице.

— Колючие, пальцы поранишь! — предупредил я Ольгу Борисовну. — Подожди, сейчас решим вопрос, — положив букет на край балюстрады, я снял свой пиджак. Резким движением оторвал рукав, и оторванным рукавом обмотал колючие стебли.

После этого вручил букет княгине повторно. Затем подхватил Ольгу на руки и понес к дворцовой парковке.

— Этого нельзя было делать! — теперь уже Ковалевская смеялась, раскрасневшаяся и довольная. — Все это будет знать Денис и папа! — она поцеловала меня и добавила: — Им это понравится!

— Главное, чтобы тебе нравилось, — ответил я и поставил ее на ноги, где начинался ряд эрмимобилей.

— Саш, мне так хочется остаться с тобой вместе, но, увы, завтра рано утром в Пермь. Папа уже скинул предупреждение, чтобы к вечеру обязательно вернулась домой. Я не стала спорить — он и так пошел мне навстречу с прошедшей ночью, — Ольга удобнее перехватила букет, поглядывая в сторону красной «Электры». Моя невеста сразу догадалась, что дама в коричневом платье и солнцезащитных очках и есть баронесса Бондарева.

— Ты там особо не пугайся, у Наташи лицо разбито — Рыков постарался. И если кратко, она его сама по глупости спровоцировала. Хотела задеть побольнее, соврала, что любит меня и ждет от меня ребенка. Ну и… — начал объяснять я.

— Неужели она такая дура⁈ — Ольга даже остановилась от возмущения. — Елецкий, мне страшно за тебя! Не надо окружать себя такими людьми! На, держи пока цветы — мне будут мешать. Отнеси их сразу в эрмик.

— Оль, ты ее просто выслушай. Она — дама не глупая, но у нее бывают странные мысли и поступки. На эту глупость, у нее имелись кое-какие мотивы, хотя их трудно понять, — ответил я, подводя княгиню к красной «Электре».

В разговоре Ольги Борисовны и Бондаревой я не участвовал — положил розы на задний диван «Гепарда» и отошел к своей чеширской кошечке и Бабскому. Им кратко пересказал что произошло между штабс-капитаном и ее мужем. Пояснил каким образом всплыла эта идиотская легенда с беременностью Наташи, встряхнувшая Багряный дворец.

— А знаешь, я ее понимаю, — неожиданно сказала Стрельцова, выслушав меня. — Вспомни мои отношения с Теодором. Я тоже провоцировала его. Мне даже хотелось, чтобы он поймал меня с любовником. И я не без удовольствия говорила ему о своих изменах. Думала, что он, наконец, дойдет до той грани, когда не стерпит и скажет: «Убирайся к черту из моей жизни!». Но тогда я не понимала, что он никогда такого не скажет, а все мои провокации будут лишь умножить синяки на моем теле.

— Кстати, что с ним, с Теодором? Больше он никак не проявлял себя? — спросил я, понимая, что теперь Элиз с другой фамилией, другими документами и вряд ли барон Барнс сможет найти ее. А если сможет, то очень велика вероятность, что Стрельцова сведет бы с ним старые счеты. И тогда достанется ему гораздо крепче, чем сегодня досталось архимагу Рыкову.

— Нет, на его счастье в моей жизни его больше не было, — подтвердила Элиз мои подозрения.

Мы поболтали еще минут десять прежде, чем Ольга закончила разговор с Бондаревой и подошла к нам. Наталья Петровна открыла дверь в ярко-красной «Электры» — к ней тут же поспешил тот невзрачный мужчина лет сорока. Прежде чем сесть в эрмимобиль, штабс-капитан одарила меня многозначительным взглядом. В нем будто мелькнула легкая насмешка, вызов и этакое сладкое женское обещание. Мне показалось, что глаза этой ведьмы желают сказать: «у нас с тобой еще ничего не закончилось; покажи, на что ты способен, мой мальчик!». Бондарева иногда называла меня «мальчиком» — часто такое проскальзывало в начале нашего знакомства. Наташа как бы подчеркивала этим, что она старше меня по возрасту и по званию. Меня эта глупость не обижала, лишь забавляло ее упрямое стремление доминировать. Оно не пропало в ней даже тогда, когда я открыл перед ней часть себя, показывая опыт многих своих жизней. Этой чертой Наталья Петровна немного походила на мою мать.

Поскольку обеденное время давно миновало и все мы сильно проголодались, я решил направить «Гепарда» к ресторану «Амбросия». Он располагался на Царской набережной, возвышаясь двумя мраморными террасами над Москвой-рекой. От этого роскошного заведения можно было спуститься в самый живописный район Перуновых садов. Ресторан был открыт только для высшего дворянства, а значит для меня с Ольгой Борисовной. Хотя Элизабет и Бабский высшим дворянством не считались, они были с нами и им даже не пришлось показывать дворянские жетоны.

Вообще, посещения ресторана — идея нашего веселого пуделя. Это у него загорелось. Как только Бондарева укатила за красной «Электре», так Алексей Давыдович предложил:

— А давайте отметим наши награды? День-то