Обитель Солнца (СИ) - Московских Наталия

— Отпустите его, — попросил Селим Догу. Дезмонд сначала не понял, в чем дело, и, лишь проследив за кивком лекаря, заметил красное свечение вокруг руки Бэстифара. — Данталли привычны к тому, чтобы сносить расплату, пребывая в сознании. А именно в сознании он нам и нужен, чтобы смог выпить противоядие.

Дезмонд поджал губы. Расплата при условии, что ты принимал помощь аркала, чудовищна. Вопрос в том, сколькими людьми управляешь и как долго: от этого мучение может растянуться на часы или продлиться несколько минут. Контроль Дезмонда над Аэлин длился совсем недолго, но даже после этого расплата была мучительной. Что должен переживать Мальстен Ормонт, если ему пришлось контролировать не одного человека, а нескольких, трудно было вообразить. А ведь Бэстифар говорил, что Мальстен особенно терпелив и сносит эту боль с мужеством, неведомым другим данталли.

Дезмонд застыл. Для него то, что должно было произойти сейчас, было моментом истины и откровения.

Сияние вокруг руки Бэстифара погасло. Дезмонд затаился на несколько долгих мгновений, не сводя взгляда с бледного лица Мальстена Ормонта. Глаза его распахнулись, и в них почти сразу показалась нестерпимая мука. Лицо вмиг исказилось гримасой боли, он попытался подскочить на месте, но сил на это не хватило. Дезмонд поморщился: он знал, какова эта боль. Она захватывает каждый дюйм, каждую клетку тела. Кости словно крошатся множественными ударами, это невозможно пережить молча.

И ведь Мальстен Ормонт не молчал. Он тяжело застонал, тело дернулось, а руки зажали рану, из которой — как Дезмонд теперь видел — торчал обломок арбалетной стрелы. Дезмонд невольно вздрогнул, вспомнив, как сам выстрелил из арбалета в плечо Бэстифара. Вот уж кто действительно не реагирует на боль!

Но не Мальстен Ормонт. Он не такой…

— Мальстен, слушай. Ты должен это выпить, слышишь? Это спасет от яда.

Дезмонд с удивлением отметил, что голос Бэстифара дрожит. Тело Мальстена тем временем свела судорога — действие яда пустынного цветка, теперь Дезмонд это знал. И с этой судорогой хваленый анкордский кукловод тоже не справлялся. Видят боги, в нем не было ничего такого, что расписывал Бэстифар!

Противоядие в раненого влили почти насильно. Единственное, на что его хватило, так это выпить его, не дергаясь. Впрочем, разве у кого другого не хватило бы на это сил?

— Держите его, — попросил Селим Бэстифара. — Я должен вытащить стрелу.

Аркал казался почти потерянным. Он всего на миг переглянулся с Карой, будто искал у нее поддержки и защиты. Она ничего не сказала, и Бэстифар надавил Мальстену на плечи, чтобы удержать его ровно на лекарском столе.

Удержать ровно? — удивился Дезмонд. — Так разве Мальстен Ормонт в этом нуждается?

Лекарь осматривал рану, срезая одежду с поврежденного участка тела. Бэстифар смотрел на Мальстена. Тот лежал, зажмурившись, губы сжимались в тонкую линию, по лицу стекали капельки пота. Бэстифар что-то прошептал, но Дезмонд не разобрал, что именно. Тем временем лекарь дернул стрелу, извлекая ее из раны, и тело раненого выгнулось от боли. С губ сорвался мучительный придавленный крик, а рука, измазанная синей кровью, ухватилась за предплечье аркала.

Дезмонд невольно поморщился при виде этого, боясь даже вообразить такую боль во время расплаты. Но удивляло его другое. Бэстифар казался… ошеломленным, хотя Мальстен Ормонт явно готов был молить его о помощи.

Единственное, что подтверждало слова Бэстифара — он этого не делал.

Внимание Дезмонда обратилось к Каре, которая тихо попятилась из лекарской комнаты. Она оказалась за дверью и несколько мгновений продолжала смотреть на то, что происходит, словно открытый дверной проем выставлял между ней и происходящим невидимую стену.

— Кара, — тихо позвал Дезмонд.

Она перевела на него взгляд и, казалось, с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.

— Что ты здесь забыл? — спросила она. Дезмонд вздрогнул, словно от пощечины. После того, как Бэстифар перестал отправлять ее пережидать расплату вместе с ним, ее манера общения стала подчеркнуто прохладной.

— То же, что и ты, — набравшись смелости, ответил Дезмонд, кивнув в сторону лекарского стола. — Смотрю и не понимаю, что именно он в этом находит. — Не услышав никаких комментариев, данталли втянул воздух и продолжил: — Бэстифар столько рассказывал о нем, что мне Мальстен Ормонт казался почти богом, которому расплата нипочем. Но, — он вновь кивнул в сторону раненого, — взгляни на него! Он страдает так же, как любой данталли на его месте. А Бэстифар смотрит на это совершенно иначе. Не так, как на кого бы то ни было другого. — Дезмонд беспомощно уставился на Кару. — В чем разница? Почему он…

Кара устало посмотрела на него, и один этот взгляд заставил его осечься на полуслове. У нее либо не было ответов, либо они казались настолько очевидными, что было глупо их растолковывать.

Так или иначе, Кара, предпочтя избавить себя от общества Дезмонда, молча развернулась и направилась прочь от лекарской комнаты. Плечи ее непривычно устало сутулились, словно на нее давила какая-то ноша, ведомая ей одной.

***

Аэлин не знала, сколько времени просидела в клетке. Ключей было не достать, замок не взломать, хотя несколько раз она тщетно пробовала вскрыть его стилетом, о котором Дезмонд ничего не знал, а потому не отобрал ее секретное оружие. Так ничего и не добившись, Аэлин присела на жесткую койку и рассеянно провела по ней рукой.

Здесь ли держали ее отца? И что с ним стало теперь? Тринтелл по имени Тисса показала Мальстену, что Грэг Дэвери еще жив, но ведь Бэстифар мог убить его и после видения.

Борясь с тревогой и бессильной злостью, Аэлин некоторое время провела в молчании и без движения. В какой-то момент она почувствовала, что тревога рвется из нее наружу потоком, и отчаянно бросилась к прутьям решетки, начав молотить по ним и звать хоть кого-то. Но ни стражников, ни Дезмонда поблизости не было.

Аэлин ненавидела себя за то, что угодила в ловушку. Она раз за разом спрашивала себя, как могла не распознать обман, как могла не понять, что вместо ее отца в камере сидит самозванец? Однако предположить такое было равносильно тому, чтобы предположить наличие некроманта близ Шорры. Сейчас это казалось понятным и даже очевидным, но тогда ни Мальстен, ни Аэлин и помыслить о таком не могли.

Устав бесцельно молотить по прутьям и сбив руки в кровь, охотница обессиленно опустилась на пол и не сдержала слез. Столько надежд на освобождение отца, столько месяцев поисков — и все напрасно! Теперь из Малагории не выберется никто из них. А Мальстен…

Аэлин вздрогнула при мысли о нем. Она ведь оставила его тяжело раненого там, на Рыночной площади. Что с ним стало? Как он? Ждет ли он ее? Ведь если он заподозрит, что что-то не так, то направится сюда и окажется во власти Бэстифара.

И виновата буду я, это ведь я привела его сюда! — в отчаянии подумала Аэлин, закрыв лицо сбитыми в кровь руками.

Когда высохли слезы, она без сил рухнула на твердую койку и на некоторое время погрузилась в хрупкую полудрему. Разбудили ее чьи-то шаги, гулким эхом разносящиеся по ведущей наверх лестнице. Кто-то шел к ней — медленно, как будто с трудом передвигал ноги.

Аэлин вскочила. Первым порывом ее было окликнуть Мальстена, ведь это он мог идти к ней такой походкой — обессиленный потерей крови. Однако Аэлин не спешила называть его имя. Теперь, после столь искусного обмана, она могла ждать чего угодно.

Из полумрака рыжего коридора свет настенного факела выхватил чью-то фигуру, и это определенно был не Мальстен — на незнакомце была красная рубаха. Через миг Аэлин поняла, что знает своего посетителя. Она видела его два года назад, и он мало изменился с тех пор.

Посреди кирпичного коридора в свете пламени замер малагорский правитель. Аэлин приподняла подбородок, с вызовом глядя на него, и кивнула.

— Ну, здравствуй, Шим, — хмыкнула она.

— Леди Аэлин, — протянул аркал. Голос его звучал устало и слегка надтреснуто. — Сколько лет…