Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник - Леонид Резников

– Вы что-нибудь обязательно придумаете, шеф!

Ахмед даже не сомневался, что Махсуму в очередной раз удастся успешно выкрутиться.

– Ты так считаешь?

– Уверен! У вас ведь не голова, а…

– Да знаю, знаю, – отмахнулся Махсум, но в душе остался за себя очень горд. Кто ему раньше, в прошлой жизни, мог сказать такое? Да вот в чем проблема: важно ли оно на самом-то деле?

Глава 11. Кто виноват?

Не только у Али-бабы и разбойников эта ночь оказалась бессонной и крайне беспокойной. Главному сборщику налогов тоже почти не удалось сомкнуть глаз, что, как вы понимаете, не прибавило ему хорошего настроения и доброжелательности. Мансур, и без того пребывающий в отвратительном расположении духа из-за огромных непредвиденных трат на коней молодому наглецу и выскочке Махсуму, никак не находил себе места и все безуспешно пытался понять, где и в чем его провели, а тут еще и поспать толком не дали.

Стоило утомленному крайне неприятными событиями дня Мансуру отправиться на покой, как прибыл первый голубь. Слуга, получивший четкие указания от своего хозяина, разбудить того, если придет сообщение – Мансур всей душой надеялся, что на этот раз оно уж точно будет крайне приятным, – так и сделал. Держа в руках трепыхающуюся птицу, слуга на цыпочках прошел в опочивальню Главного сборщика налогов и осторожно позвал:

– Господин, проснитесь. Господин!

– Что, что такое? – вскочил с постели Мансур, хлопая сонными глазами. – Что тебе понадобилось от меня, презренный осел, когда мне только-только удалось заснуть?

– Вы просили разбудить вас, если прибудет голубь с посланием, – низко поклонился черный слуга, протягивая голубя Мансуру.

– Так чего же ты молчал, остолоп? Быстро давай его сюда!

Мансур спешно сполз с курпачей и выхватил из рук слуги голубя. Слуга, кланяясь, попятился и замер около самой двери, ожидая дальнейших приказаний. Мансур дрожащими от волнения пальцами отвязал от лапки голубя скрученную в трубочку бумажку, развернул ее и, напрягая глаза из-за царившего в комнате сумрака, прочел:

«О достославный Мансур-ако, Величайший из великих сборщиков налогов, заступник обделенных и нуждающихся!»

Начало Мансуру понравилось. Он растянул губы в самодовольной улыбке и сам себе кивнул.

«Спешим сообщить вам, что коней, как и было условлено, мы получили, хотя и не без трудностей, за что огромное спасибо. С нижайшим поклоном, Черный Махсум».

Осталось совершенно неясным, за что благодарили: за трудности или за коней. Но Мансура сейчас волновало другое. Дважды перечтя содержимое записки, визирь на всякий случай заглянул на обратную сторону и повертел бумажку в руках. Улыбка сползла с его лица, сменившись гримасой негодования.

– Да что себе позволяет проклятый щенок! Будить меня из-за каких-то там дрянных коней! Плевать мне на твои трудности, безмозглый ишак, шакалий выродок, верблюд безгорбый! Чтоб ты сдох вместе со своими конями! – бесновался Мансур, распинывая ногами подушки и брызжа слюной. Затем он изорвал на клочки бумажку и запустил ими в слугу. – Пошел вон!

– Слушаюсь, – еще ниже склонился слуга и выскочил из комнаты, как ему и было приказано, вон, неслышно затворив за собой высокие тяжелые створки дверей.

Мансур вновь растянулся на курпачах и долго смотрел в потолок, а потом забылся беспокойным сном, ворочаясь и бормоча что-то во сне. Ноги и руки визиря постоянно вздрагивали, а то и вовсе ходили ходуном, будто Мансур спасался от кого-то бегством.

Спустя час слуга вновь заглянул в комнату своего хозяина, неся очередного голубя. Сильные и далеко не беспочвенные сомнения одолевали слугу, но не доложить о прибывшей птице было еще страшнее.

– Господин? – очень тихо позвал слуга в надежде, что Мансур не расслышит, и тогда можно будет удалиться с чистой совестью и спокойной душой. – Господин, вы спите?

– Где? Кого? Что? – опять вскочил Мансур, пяля на слугу бестолковые, красные от недосыпа глаза.

– Еще один голубь, о сиятельный господин!

Слуга протянул очередного голубя своему господину.

– Опять? – разозлился Мансур. – Давай его сюда и пшел отсюда!

– Слушаюсь! – Слуга низко поклонился, сложив руки на груди, и спешно покинул опочивальню господина.

– Голубь, голубь…

Главный сборщик налогов, ворча, снял с лапки птицы новое послание и развернул его. Чтобы прочесть убористые завитушки букв, пришлось поднести бумагу к масляной лампе, чадящей на деревянном столике рядом с постелью.

«О достойный владыка несметных богатств и наших душ! Извещаем вас о том, что главарь наш, Черный Махсум, принял решение выехать на дело в сей ночной час и просит вас благословить его начинание, дабы было оно успешным и доходным. Писано в Час Свиньи Ахмедом, телохранителем Шефа, у врат Тайной Пещеры».

Мансуру, чей мозг уже плохо в силу бессонной усталости воспринимал витиеватые фразы, пришлось перечесть послание трижды, чтобы понять, о чем в нем идет речь, а когда понял, то взъярился так, что взялся громить собственную спальню. Схватив за ножку стоявший рядом с постелью бронзовый подсвечник, он принялся неистово размахивать им, круша все, что подворачивалось ему под руки – от чайного столика, подаренного ему важным гостем из Китая, до дивных статуэток и дорогих расписных кувшинов.

– Свиньи? Я тебе покажу свинью, поганый оборванец! В носилках я видал твои начинания, прыщавый идиот, хорек пучеглазый, чтоб тебя скривило, чтоб тебя шайтан побрал, шеф проклятый, вместе с твоим бестолковым телохранителем! Ах ты, черная сволочь, пес паршивый!

Сбежавшаяся на нечаянный шум в опочивальне своего господина охрана и прислуга, жалась к стенам комнаты, не решаясь остановить или хотя бы воспрепятствовать разъяренному Мансуру. Никто из них не понимал причины подобного внезапного буйства, охватившего сиятельного вельможу, но теперь уж точно ни у кого из присутствующих в опочивальне не осталось сомнений – их господином овладел джинн безумия. А перечить разбушевавшемуся ненормальному, как известно, – все равно что сражаться с бешеным львом голыми руками.

Но вскоре запал Мансура начал иссякать, а потом и вовсе сошел на нет. Запыхавшийся визирь выронил из рук погнутый подсвечник и, опустился на пол, тяжело дыша и озирая устроенный им самим же разгром в собственной комнате. Еще недавно богато обставленная спальня превратилась в пыльный барак, усыпанный осколками дорогой посуды, бесценных статуэток и обломками искусно сработанной резной мебели. Целого не осталось ничего, разве что серебряный поднос, который еще можно было выправить, да курпачи с подушками, до которых Мансур просто не успел добраться.

– Ой-ё-о! – схватился за голову Главный сборщик налогов, немного придя в себя. – Такие деньги! Такие… Ну, попадитесь вы мне, проклятые нечестивцы – придушу