Смерть мертвым душам! - Андрей Жвалевский

— Не клади на меня страшного креста. Все что хочешь сделаю! — взвыл черт.

— Хочу поглядеть, как внуки моих внуков жить будут! — злорадно сказал Гринька.

— Не могу я этого исполнить, — простонал черт, — меня из ада за это выселят. Нам такие чудеса запрещены.

И вновь рука мальчишки поднялась для крестного знамения…

Они летели на большой высоте. Вдруг прямо над ними со страшным ревом пролетела громадная птица с диковинными светящимися глазами на голове и по бокам тела. Крылья ее были недвижны, а за ней тянулся белый след, блестевший в лунном свете, как дорожка на воде, и даже как бы клубившийся. Черт испугался и резко заскользил вниз. Но и тут чудеса и диковины были в избытке.

Они летели невысоко над чудесной дорогой. Прямая и очень гладкая, она была освещена какими-то лампами, прикрепленными к высоким железным столбам и горевшими куда ярче, чем масляные фонари на губернской ярмарке. По дороге в обе стороны с замечательной быстротой ехали удивительные то ли кареты, то ли повозки, непонятно как их назвать доброму человеку. Ехали сами по себе, без коней, да еще и светили перед собой. Ладно, в больших да ревущих коней еще можно было спрятать внутри, но другие, совсем низкие, неслись-летели с тихим шорохом. И никакой, даже самый крошечный конь там никак не мог поместиться. Да и не бывало таких коней, чтобы так резво бежать могли да еще и карету тянуть.

Коснувшись дороги, черт попытался оборотиться в одну из этих чудесных карет, но получилось непонятно что — вроде кривого ящика на копытцах, на котором восседал Гринька. Около них замедлялось движение, и люди в быстрых повозках стали высовывать из окошек какие-то маленькие не то шкатулочки, не то табакерки, чем-то вспыхивающие. Черт на всякий случай вернул свое обличье и поторопился улететь с Гринькой от беды подальше.

Свету становилось все больше, внизу Гриня увидел вроде как поляну с кострами, ни дать ни взять луг за Диканькой в купальскую ночь. Черт пошел на снижение, угольки внизу стремительно приближались, рассыпались на более мелкие, и стало ясно, что это не искорки, а окна домов, уличные фонари, огоньки тех самых диковинных повозок, которые они видели на дороге. Путешественники оказались около громадного строения, весь низ которого был сплошь стеклянный. За стеклом недвижно стояли фигуры в самых странных позициях. Присмотревшись, Гриня понял, что это деревянные идолы, размалеванные под доброго человека и одетые в самые невероятные одежды. Снизу на идолах были надеты у кого узенькие и совершенно срамного виды порты вроде тех, в которых щеголял исправников сынок, что в Киеве в студентах, а у кого широченные штаны, как у запорожцев. Виднелись также и тулупчики вроде надутого рыбьего пузыря с простежкой, и блестящие вроде как свитки в обтяжку, и коротенькие шубейки нараспашку. А на головах идолов виднелось что-то вроде пушистого кисета с шишечкой на самой макушке. Тут Гриня разглядел на каждой фигуре бумажку, а на которых и две. Вспомнив цифирную премудрость, которую с таким трудом вколачивал в головы диканьским огольцам местный дьячок, Гриня сообразил: «Да это ж лавка, а на бумажках цены! А сидельцев нет! Вот это живут внучки! Да в одну эту лавку вся уездная ярмарка поместится!» Хлопец разглядывал это диво и вдруг обнаружил, что две фигуры стоят и вовсе без всякой одежды, а рядом ухмыляется черт в таком же самом наряде, что и эти, которые за стеклом. Изумленный хлопчик в следующий миг обнаружил и на себе такое же самое безобразие.

— Пап, купи мороженое, — раздался рядом голос. Гриня увидел хлопца примерно своих лет, только ростом малость повыше да потолще, в таком же дутом тулупчике, как и фигуры за стеклом в лавке. Хлопец шел с рослым мужиком вдоль окон лавки.

— Холодно. Простудишься, — коротко ответил мужик.

— Ну, тогда снегоход.

— Мал еще.

— Сноуборд хотя бы. Праздник же сегодня, — заныл пацан.

— Тебе положили под елку хороший подарок. По-моему, достаточно.

— Это уже второй смартфон! Дед тоже смартфон подарил. А я хочу снегоход.

— Сейчас разозлюсь, — пообещал отец.

«Ну, это понятно, драть будет, — подумал Гриня. — А вот интересно, вожжами у них дерут, кушаком али розгами? А про что говорят, в толк не возьмешь. Снегоход ему, вишь, занадобился! Одним бы глазком поглядеть, по какому это он снегу ходит да как». Черт хихикнул и в ответ на удивленный Гринин взгляд сказал:

— А ведь это твоя кровь и есть. Внук твоего внука. Сам хотел на потомков посмотреть. Посмотрел?

Тем временем отец и сын совсем поравнялись с Гриней. Потомок посмотрел сквозь злые слезы на своего прапрадедушку и неожиданно ни с того ни с сего взял да и показал Грине длинный розовый язык. Пока хлопчик приходил в себя от изумления, пара удалилась на некоторое расстояние. Невнятное нытье мальчишки слышалось еще какое-то время, пока не завершилось глухим шлепком. «А просто у них, — подумал Гриня. — Ни ремня, ни розог. Подзатыльник, да и конец».

Робко пошли они вдоль этой удивительной улицы. На домах, между столбами, над дверями домов разным цветом светились, переливались, мигали письмена и картины. В соседнем доме, видимо, был самый большой — столичного размера — шинок. За окнами виднелись столы под белыми скатертями и стояла на них красивая посуда, так и сияющая белизной «Эх, вот бы таких плошек хоть пяток батьке добыть, — с завистью подумал Гриня. — Уж он бы размалевал! Это тебе не та глина, что наш Тарас-гончар за рекой копает!»

Около входа останавливались повозки, из них выходили люди в самой чудной одежде. На мужчинах были узкие порты и странного вида зипуны, а некоторые женщины были одеты прямо в царские длинные платья, другие же, срамно посмотреть, были без юбок! Лишь узкие полоски материи закрывали то место, что приличные люди не назовут. Несколько прохожих прижимали к ушам маленькие коробочки вроде тех, что Гринька видел у пассажиров повозок на дороге, и разговаривали сами с собой да еще и руками размахивали, прямо как диканьский юродивый Остапка.

Надо сказать, что и прохожие с любопытством оглядывали странного человечка с жидкой бороденкой и противным, гаденьким каким-то выражением лица, обряженного в костюм для горнолыжного спорта, и испуганного мальчишку, шедшего рядом с этим неприятным господином и крепко державшегося за кусок лохматой черной веревки, непонятно зачем торчащей из-под куртки данного господина.

Вот возле шинка остановился еще один экипаж с бело-синей полосой по боку, и из него вышли два важных чиновника в строгих мундирах с какими-то палками на поясе, где козаку положено носить шашку. Сохраняя на лицах приличествующую их высокому сановному положению значительную важность, господа неторопливо направились прямо к нашим путешественникам.

— Гражданин, предъявите документы, — строго обратился один из них к черту.

Черт от беды решил было быстренько улететь, но одежда, которую он украл из лавки, помешала магии. Тяжело подскакивая-подлетывая, он лишь смог проскочить мимо следующего дома, где увидел приоткрытую дверь со светящимися письменами над ней и юркнул в спасительную темноту. Грамоте черт, конечно, выучиться не удосужился, да и Грине было не до того, чтобы вспоминать дьячковы уроки, так что вывески «РЕТРОКИНО» ни один из наших путешественников прочитать не смог. Дверь за ними захлопнулась, и путешественники оказались в большой темной комнате, уставленной рядами кресел. Народу в комнате было мало, присутствующие сидели и смотрели в огромное окно на одной стене комнаты. А за окном и вправду происходили чудеса! Тетка, похожая на Солоху (но лицом покрасивее), прятала гостей в мешки, потом пришел ее сын, кузнец, и потащил эти мешки из дома. Гриня видел хату, так похожую на отцовскую, и людей, так живо напомнивших ему соседей и родственников. Хлопцу так захотелось к ним, что, плача, он побежал к окну.

События же в удивительном окне развивались неожиданным порядком. Заоконный черт вылез из мешка и пытался обмануть кузнеца. Ободрившись, наш черт выпрыгнул из неудобной одежды и, как-то умудрившись выдернуть хвост из Грининых рук, тоже поскакал к окну, помочь товарищу из преисподней. Он-то ничего не забыл и знал точно подлый Вакулин норов.

Вдруг зажегся в комнате яркий свет, и окно превратилось в огромное застиранное белое полотно, к которому черной кляксой прилип черт. Уже известные нам сановные господа в мундирах, стоявшие на пороге, направились к черту и, крепко взявши его с двух сторон за лапы, повели к выходу. Выйдя на улицу, господа сноровисто втолкнули черта вглубь кареты и с лязгом захлопнули за ним заднюю дверь, а сами открыли боковые двери и уселись на мягкие сиденья. Сидевший впереди господин в таком же мундире положил руки на большое колесо и повернул какой-то ключ около колеса. Карета фыркнула, затряслась и стала пускать из-под себя синий вонючий дым.