Дикое золото - Александр Бушков

– Вы серьезно насчет дыбы?

– А? Нет, конечно, фигурально выражаясь… – И он вдруг с азартным интересом уставился на Бестужева. – А что, помогло бы?

– Вряд ли, – сказал Бестужев. – Дыба нам никак не поможет отыскать виновника, а если он отыщется, его и без дыбы можно разговорить. Скажите, вы не встречались в Шантарске со Струмилиным?

– Встречался, как же. Наносил мне визит, мне он показался дельным человеком, но, вот беда, в добыче золота и прочих наших тонкостях ничегошеньки не понимал. Пришлось читать ему длинную лекцию, Мельников даже по его просьбе составлял нечто вроде памятной записки по азам золотодобычи, или, откровенно говоря, скорее уж что-то вроде букваря… но потом с ним произошла известная неприятность…

– Послушайте! – Бестужев ощутил нечто вроде озарения. Торопливо выхватил из внутреннего кармана инженерного сюртука бумажник, вынул свернутый лист. – Это, случайно, не та записка?

– Покажите-ка… – Иванихин бросил беглый взгляд. – Ну да, она самая. Один листок, первый. Мельников составил ему записку листах на десяти, и это лишь первый…

Вот теперь Бестужев запутался совершенно. Какой смысл было прятать этот безобидный листок в бачке клозетной чашки? Теперь совершенно ясно, что записка не содержала никакого шифра… где, кстати, остальные листы? Нужно будет узнать по возвращении в Шантарск…

– И главное, я вот-вот должен отправлять очередной караван, – сказал Иванихин. – Поднакопилось крупки… Что прикажете делать? Разве что эскортировать его всеми наличными силами – собрать всех казаков и стражников, молодцов Гнездакова присовокупить… А если опять нарвутся на очередной поганый сюрприз? Наши неизвестные на них мастера…

В дверь без стука, по-свойски вошел сухопарый человек с длинным лицом, бритый, как актер или официант. Вынув изо рта незажженную прямую трубку, проговорил, нетерпеливо косясь на Бестужева:

– Господин Иванихин, чертежи машин в готовности…

– Подождите пару минут, – повелительно махнул ладонью Иванихин. – Вот вам еще один подозреваемый, – усмехнулся он, когда неизвестный вышел, пожимая плечами. – Мой инженер, американский мистер Крукс. Мотивы? Он, изволите видеть, американец, а в Североамериканских Соединенных Штатах здорово навострились грабить золотые прииски.

– Ну, вы же сами этому не верите, – хмыкнул Бестужев. – У них там совершенно иные методы и ухватки, не имеющие ничего общего с теми, что были использованы против вас… Я специально справлялся.

Под окном резво протопотали кони, остановились у крыльца.

– Явилась, амазонка, – непонятно сказал Иванихин. – Так о чем бишь мы?

– У меня есть план действий, – твердо сказал Бестужев. – Есть ловушки, которые могут сработать. Когда вы будете совершенно свободны от дел, мы поговорим обстоятельно…

– Бога ради, – нетерпеливо сказал Иванихин. – А сейчас у меня пойдут совещания чередой – нужно ставить новые котлы, на одном из приисков обрушение, на другом – бунтишко, забот полон рот…

Дверь распахнулась настежь – так вроде бы и не полагалось врываться к золотому королю…

Бестужев повернул голову – и охнул про себя от удивления. В кабинет довольно бесцеремонно ворвалась та самая кареглазая и золотоволосая незнакомка, что чуть не стоптала его в Шантарске бешеным рысаком. Она самая, никаких сомнений, разве что волосы были забраны в простой крестьянский калачик из кос, с длинными выбившимися прядками, а вместо модного платья на ней был здешний длинный кожаный кафтан, называвшийся, кажется, шабур. Помахивая нагайкой, она подошла к столу, дернула подбородком:

– Дел, разумеется, невпроворот?

Бестужев только сейчас сообразил, что сидит, и торопливо встал, едва не щелкнув каблуками по старой офицерской привычке, но вовремя опомнился. Чуть смущенно отвел глаза – только сейчас заметил, что на ней не юбка, а просторные мужские шаровары, заправленные в сапоги. В подобных эмансипированных нарядах в Петербурге иные смелые дамы уже отправлялись на велосипедные прогулки, Бестужев видел их не раз. Но все равно, мужские штаны, пусть даже просторные, скрывавшие очертания ног, на женщине были столь непривычной новинкой, что Бестужев не мог избавиться от неловкости.

– Мы с вами, кажется, уже встречались?

Рубинов на шее у нее на сей раз не было, но взгляд остался столь же капризным и дерзким.

– Это где же? – поинтересовался Иванихин.

– В Шантарске, – беззаботно пояснила девушка. – Этот господин весьма неосторожно переходил улицу, когда я ехала…

И вновь уставилась с той же лукавой подначкой: «Будешь ябедничать?» Он, разумеется, промолчал.

– Врешь, Танька, – убежденно сказал Иванихин. – Ведь врешь. Наверняка опять носилась сломя голову… Она, амазонка доморощенная, однажды изволила сшибить тарантасом отца дьякона, хорошо хоть, ничего он себе не сломал, но все равно казус обошелся мне в полусотенную… Это, Леонид Карлович, единственная дочь и наследница. Существо, выращенное мною, вдовцом, без надлежащего ухода и воспитания и оттого своенравное, дикое и совершенно неуправляемое… – впрочем, говорил он это, откровенно любуясь. – Хорошо хоть, очаровательное и неглупое. Но предельно эмансипированное – заметили портки? Староверы наши вслед крестятся и плюются.

– Вообще-то, в столицах дамы уже частенько носят шаровары при занятиях спортом, к коим можно отнести и верховую езду… – сказал Бестужев растерянно.

– Ага, – удовлетворенно сказал Иванихин. – Еще один сражен и очарован. Берегитесь, господин… инженер, красавица эта обожает бездушно разбивать сердца, так что не поддавайтесь ее мнимой беззащитности… Татьяна, естественно, Константиновна – Леонид Карлович. Теперь вы друг другу представлены по всем правилам, способным удовлетворить любого блюстителя светских церемоний, и можете оставить меня в покое. Дел, простите, невпроворот. Татьяна, можешь показать господину инженеру нашу град-столицу, если у него нет других планов… – Он цепко глянул на Бестужева. – Да нет, не похоже, чтобы он был занят… А о наших делах мы обязательно поговорим ближе к вечеру. Время ведь терпит?

Бестужев кивнул.

– Вот и прекрасно, – сказал Иванихин, с явным намеком косясь на дверь. – Ступайте, молодые люди, ступайте…

Глава пятая

Луч света в темном царстве

Как и полагается воспитанному человеку, Бестужев вежливо приоткрыл перед ней дверь, и она вышла первой. Едва они оказались в широком коридоре, девушка повернулась к нему:

– Вы и есть этот тайный агент?

– Как вам сказать… – протянул Бестужев, в глубине души ругательски ругая Иванихина, не умевшего держать язык за зубами.

– Бросьте, – безмятежно улыбнулась Татьяна. – Не считаете же вы, что я понесусь сплетничать по поселку? Ну да, государь-батюшка не сумел удержать эту новость при себе… а вы могли бы от меня что-то скрыть?

Это было даже не кокетство – нечто естественное, как тайга или дождь. И потому Бестужев чувствовал себя откровенно беспомощно: он умел кокетничать с красотками, умел непринужденно общаться с чужими, посторонними людьми под очередной своей личиной, но здесь было нечто иное, к чему он оказался никак не готов. Амазонка…

– Пожалуй.

– Пожалуй – да или пожалуй – нет?

– Пожалуй – да, простите, Татьяна Константиновна…

– Н-да? – она послала взгляд, от которого у Бестужева опять тоскливо защемило в сердце. – Твердокаменный вы человек… Вас и в самом деле величают Леонидом Карловичем?

– Нет, – не выдержал он. – По-настоящему я – Алексей Воинович, но убедительно вас прошу…

– Можете быть спокойны, – важно сказала Татьяна. – Как сказал бы суровый Исмаил-оглы – магыла, да! Пойдемте? Во исполнение отцовских наказов покажу вам наши владения, насколько удастся… Или вы не хотите?

– Хочу, – сказал он, пытаясь быть немногословнее.

– Признаться, от офицера из Петербурга я ожидала что-то более галантное и сложносочиненное… Что же вы так?

– Я плохо представляю, как мне с вами держаться, – честно признался Бестужев. – Вы не похожи на… обычных барышень.

– Еще бы! – ослепительно улыбнулась она. – Я – сибирская амазонка, прелестная и дикая. Вы согласны с этим определением?

– С первым – безусловно. Со вторым… простите, я пока что не вижу в вас особой дикости. Непосредственность, да…

– Ах, во-от как… – Татьяна разглядывала его с непонятным выражением. – Всего лишь – непосредственность? Вы меня обидели, сударь. Обычно столичные кавалеры от меня шарахаются… разве это не признак моей дикости?

– Татьяна Константиновна… – сказал он потерянно. – Я – не светский человек, коего ваша непосредственность может испугать. Я – обычный офицер, без особых претензий на светскость… Бывший офицер, – поправился он, – я имею в виду, армейский… Теперь – жандарм.