Воскресный папа (СИ) - Резник Юлия

- Это мы уже большие, – улыбнулась я. - Машка ведь недоношенной родилась.

- Да, я в курсе, Аришенька. Но ведь главное, что все хорошо!

Я кивнула с той уверенностью, которой в последние дни не испытывала. И ведь права была Клара Марковна. Все было хорошо, но что-то все равно не на шутку меня тревожило. Я даже догадывалась, что…

- Жарко у вас. Наверное, надо снять кофточку. Там еще трикотажная под ней.

- Ай, да брось их, Ариш. Кларочка тут со всем разберется. Ты лучше мне вот что скажи…

- Да?

- Когда ты планируешь защищаться?

- Не знаю. Для начала, наверное, нужно в аспирантуру поступить…

- Шутишь? Ты разве не в курсе, что сейчас и без этого вполне можно защитить кандидатскую?!

- Нет, – растерялась я. - Если честно, я даже не интересовалась.

- Ариша! Ну, разве так можно?!

- Да мне вроде как сейчас не до этого.

- Вздор! Время идет. А у тебя уникальные наработки. Ты что… ты что? Разве такое ждет? Нет, конечно. Послушай, я тут узнавал…

В общем, к приходу Миши, дерганного и какого-то злого, Фельдман мне уже по полочкам разложил, что да как.

- А вот и Михаил Ильич, а помятый-то какой! День тяжелый?

- Ничего, прорвемся, – вздохнул Орлов. Прижался ко мне, проходя мимо. Прикрыл глаза, прикоснулся носом к чувствительному местечку за ухом. Меня окатило теплой волной. И непонятно стало, что меня еще совсем недавно тревожило. Вечер выдался чудным. Мы много болтали, вспоминали родителей, Мишины студенческие годы и мои… Но, как бы ни было хорошо, надолго задерживаться мы не стали. Уже в машине Орлов у меня спросил:

- Знаешь, чего я не пойму? Как тебя отец отпустил в Африку.

- С облегчением, - грустно улыбнулась я, осознав, что это, пожалуй, первый раз, когда он проявил интерес к моему прошлому. Может быть, это меня и настораживало? То, что я о нем знала все, а он обо мне – ничего. Как если бы это было неважно. Мы жили… хорошо, да. Но будто исключительно Мишиной жизнью. К моей жизни он интереса не проявлял, и поэтому в какой-то момент я в наших разговорах просто перестала затрагивать эту тему. Впрочем, это не означало, что я отказалась от себя в угоду ему.

- Почему с облегчением?

- Потому что он никогда в меня не верил. И маниакально боялся, что я опозорю его гремящую на всю страну фамилию. Из Африки это сделать было сложней.

- Ты же его единственная дочь, – искренне недоумевал Миша.

- Для него это не имело особенного значения. Он был… холодным сухим человеком. Может быть, даже жестоким. Я рада, что моей дочери с отцом повезло больше, – наши взгляды с Орловым встретились, прежде чем я отвернулась к окну. Машка сладко спала в люльке на заднем сиденье.

- Почему же ты не сменила фамилию, когда вышла замуж?

- Из чувства противоречия. Наверное, мне важно было ему что-то доказать. Миш…

- Да?

- Ты прикинул, как можешь распределить мою нагрузку в отделении? Думаю, я уже вполне готова выйти на работу. И Машка… Она тоже готова, как думаешь?

- Угу. Но у меня что-то никак не доходят руки. Я в такой запаре, ты бы знала. Слушай, а тебе не показалось, что Фельдман очень сдал за последний год?

Нет. Мне показалось, что Орлов отчаянно ищет повод, чтобы сменить тему. В носу защипало, горло сжалось.

- Мне тут фильм посоветовали, хочешь, посмотрим, когда уложим Машку спать? Я тебе массаж сделаю…

- Звучит заманчиво, - выдавила я из себя и наигранно улыбнулась.

И мы купали Машку, он смотрел, как я кормлю ее, как укачиваю, он целовал ее в лобик перед сном. А потом я готовила в микроволновке попкорн, пока он искал нужный фильм на Нетфликсе. И все как всегда. Хорошо. Но почему, когда он любил меня, мне так сильно хотелось плакать?

Я с трудом выдержала завтрак. Проводила Мишу на работу. А едва за ним закрылась дверь, набрала Фельдмана:

- Генрих Львович, доброе утро. Я не рано? Нет? Мне ужасно неловко вас просить, но я тут слышала, что у Курпатова не укомплектован штат. Вы бы не могли поспособствовать моему переводу? Нет-нет. У нас с Мишей все хорошо. Просто муж-начальник - сомнительное удовольствие, - рассмеялась я. - Да, я готова выйти, когда Дим Саныч скажет… Если он меня возьмет, конечно. Оторвет с руками и ногами? Ну, руки пусть хотя бы оставит. Мне ими оперировать…

А потом все закружилось просто с невероятной скоростью. Через час мне позвонили из отдела кадров, через два – я уже, оставив Машку с Лидией Сергеевной, писала заявление на перевод. А еще через некоторое время вернулась домой. И стала дожидаться возвращения Орлова. А он себя долго ждать не заставил. Примчался домой, как миленький.

- Это что означает?! – проорал он, взмахнув у меня перед носом какой-то бумажкой.

- То, что я перевожусь. Ты обедать будешь? У нас борщ есть.

- Борщ?! Ты издеваешься?

- Нет. Я тебе предлагаю поесть.

- Я не хочу есть! Я хочу знать, почему я от главврача узнаю, что моя жена переводится в другое отделение…

- Может быть, потому, что ты всегда уходил от разговоров о работе?

Орлов открыл рот. И закрыл. А я, не в силах на него смотреть, повернулась и пошла налить ему борща. Мои руки непривычно дрожали.

Глава 25

Михаил

В момент, когда я узнал, что Ариша выходит на работу, моя привычная жизнь пошла псу под хвост. Особенно меня задевало то, что вышла она не ко мне, как и планировала, а в другое отделение. Под начальство задницы-Курпатова, который теперь не упускал случая меня этим подколоть. Да что там? Она даже не посчитала нужным со мной посоветоваться. Или хотя бы заранее поставить в известность о своем решении. Будто мое мнение для нее ничего не значило. Будто ей на него было плевать. Будто это нормально - узнавать о таких важных вещах от посторонних!

Нет, я, конечно, понимал, что сам во всем виноват. Просто трусливо гнал от себя эти мысли. Признаться в том, что я по собственной глупости упустил ценнейшего специалиста, а кроме того еще и что-то важное в наших с ней отношениях, было ой как непросто. Вот уже который месяц я жил с четким ощущением того, что здорово облажался. По всем фронтам. Я так боялся выпустить Аришу из виду и утратить это пьянящее ощущение первоочередной для неё значимости, что поступил с ней как последний дурак. А теперь одна моя глупость цеплялась за другую, образуя огромный ком из идиотских поступков, глупых слов и обид, угрожающий разрушить все, что нам с таким трудом удалось построить. И оттого мне было страшно. Я боялся, что в какой-то момент Арише это все надоест, и она уйдет, хлопнув дверью. В конце концов, теперь, когда она вышла на работу, возле меня её ничего не держало. Даже, прости господи, деньги… Но вместо того, чтобы заставить ее передумать, я делал, кажется, все, чтобы только ускорить этот процесс. Я все рушил в отчаянной попытке узнать, что для нее значу. Потому что в какой-то момент вдруг понял, что она… Для меня она значит все. Осознание этого напрочь выбило почву у меня из-под ног. До этого я не знал, как это, когда ты сам себе не принадлежишь. Когда все твои достижения – ничто, если она их не оценила. Для такого самоуверенного человека, как я – это оказалось тем еще испытанием.

- Уа! – захныкала Машка. Задумавшись, я сжал ее в своих руках слишком крепко.

- Говоришь, я дурак?

Машенька:

Да вы вообще, взрослые, дураки. Нет мне с вами покоя.

- Уа…

Из гостиной донесся взрыв хохота. Ринат что-то сказал. Ариша ему ответила. Я бы никому и никогда в том не признался, но я ревновал Аришу ко всем, а особенно к брату. Меня задевало, что ему она дарила свои улыбки, а для меня… их у нее оставалось все меньше.

- Разве ты не опаздываешь на работу? – буркнул я, входя в комнату и усаживая Машку на бедро. Та уже здорово подросла и к весне почти нагнала сверстников.

Улыбка Ариши померкла.

- Ой, и правда. Надо бежать. Ведите себя хорошо, мальчики. И нашего папу не спаивайте.

Артем пообещал, что «ни в жисть», и опять протянул грабарки, тиская Аришу, как будто имел на это полное право. Я попытался вспомнить, делал ли что-то подобное с его женой, и не мог. Впрочем, Ирка в нашей семье не пользовалась такой любовью, как Ариша. Эта как-то быстро всех очаровала. Я уже даже не представлял, как мы вообще до нее жили. И как будем жить, если она уйдет. Отгоняя от себя тревожные мысли, я пробормотал что-то невнятное. Стоически вытерпел её объятия с моими братьями. И новую порцию шуточек.