Город М - Валерий Болтышев

Царапнув кнопочку, щекотурщик встал шагах в трех.

– Здрасьте. А я тут – рядом. В смысле – живу,– зачем-то сообщил он.– А это вы не Егорку свергать приехали? – спросил он, махнув бидоном на танк.– Так ведь нету никого. Выходной же. Воскресенье. А вы, наверно, не слышали?

– Чего именно? – сказал Анна.

– А что – выходной. С утра ведь объявили: решение, мол, так и так, воскресенье,– пояснил щекотурщик.– А на танке, смотрю: могут люди, думаю, зря ошибиться, если не предупредить. Тут ведь у нас мужики. Этих-то никого, кого свергать, а мужики тут.

– Какие мужики?

– Да наши. Рядошные, кто да кто, из домов. У нас ведь – навроде, понимаете, отдыха, когда воскресенье, со двора тут… Да вы айдате, я покажу. Егорку можем показать, если хочете. Ну то есть – старого. Старого Егорку. Старого хочете?

– Старого?

– Ну да,– щекотурщик сделал неопределенный жест, но не рукой, а как-то укушенно вильнув бедром.– Ну этот… тоже Егорка, но до этого… Ну, несданный, что ли – как сказать? В общем – тут он, я вам лучше покажу. Айдате, посмотрите, если интересно. Хочете? Да вы не сомневайтесь, никого же нет. Айдате-айдате!

Ни понять, ни даже как следует удивиться Анна не успел. Оттарабанив эту белиберду, щекотурщик скакнул через грядку и все той же поспешающей походочкой засеменил к выходу. Прежде чем Анна догадался-таки отшвырнуть ненужную дверь, он уже постучал бидоном в танк, сунулся в водительский люк и, поозиравшись в нем самое короткое время, отскочил – вытолкнутый или, скорее всего, просто слегка напуганный,– потому что не обидевшись ничуть и повесив бидон на руку, как лукошко, замахал сразу обеими руками, словно зазывая на полосу выруливающий самолет.

Из люка выглянули автомат и Волк. Автомат смотрел на щекотурщика, Волк – на Анну. Оба ждали сигнала.

Поискав подходящий жест, который обозначал бы сомнения, но без стрельбы по проводнику, Анна просто дернул плечом. Однако Волк понял правильно: танк выхаркнул дым и не торопясь двинулся вдоль штакетника, ероша свернутым стволом попутные елки, покуда не достиг ворот на хоздвор, где щекотурщик сперва замахал "малый ход", а затем – "стоп".

Когда Анна миновал погост, Волк уже стоял в воротах, прицельно оглядывая пространство впереди. Небольшой двор огораживал бетонный забор. Из подзаборной тени навстречу пялились четверо эмцев, расположившихся кучкой возле ведра.

– Да этого не надо, зачем,– заметил щекотурщик, кивнув на автомат.– Это ж все свои мужики. Просто кто на воздухе, кто где. А этих-то – никого. Они ж тут всю ночь квасили, чуть расползлись – вот оно и воскресенье… Наблевали тут везде, вы внимательней ходите, босиком раз,– добавил он.– Сюда айдате, пожалуйста.

Полукруглое окошко, к которому подбежал щекотурщик, вполне можно было назвать слуховым, если б оно не вело в подвал. Окно чернело в цоколе, вровень с двором, а снятая решетка стояла возле, прислоненная к забору. Из окна тянуло холодом, подвальной вонью и гулом голосов.

– По дверям-то хуже – обходить да чего…

С этими словами щекотурщик сел и живо, ногами вперед, скользнул в дыру, но тут же появился в окошке приветливой головой.

– Можете так, прыгнуть. Мелко,– сказал он.– А если опасаетесь – лесенка тут, наши нарочно принесли. Мало ли, кто в возрасте или просто… Ногой общупывайте, ногой.

Он пропал, потому что Волк, придержав шагнувшего было Анну и на мгновение загородив собой все окошко, протиснулся в него сам, после чего – вероятно, присмотревшись – показал лезть.

Четверо у ведра пялились. Глянув на них, Анна присел и съехал в темноту.

Впрочем, темнота была, скорее, ожидаемой. Темнота была, скорее, полусветом. Он проникал в окошко – позади – и еще в таких же три, под потолком, и стелился там же, под потолком, волглый от сырости и махорочного дыма.

Полусвет вырисовывал какой-то полузал, а точнее – широкий подвальный тупик, который двумя коридорами и обилием ходящих и сидящих в них разбредался дальше.

Кроме того, тупик имел две малозначащих лампочки. И, посмотрев под ближнюю, Анна неожиданно легко – для первого взгляда и для плотной кучковатости голов – узнал ночного мужичка, Савелича. Положив бороду на стол, а на бороду – горсть с зажатыми в ней доминушками, Савелич задумчиво и скрытно разглядывал их в упор и не тратил внимания на мельтешение около. Судя по густоте дымов над ним, Савелич участвовал в серьезной игре навылет.

Другая лампочка подсвечивала край левой стены и небольшой хвост к кургузому шутнику со шлангом. Шутник шутил одну и ту же шутку, прикладывая шланг к ширинке, и неизменно ржал, когда подставляющий очередную кастрюлю или чайник тоже в шутку пихал его кулаком. В промежутках между чайниками он перехватывал шланг в рот.

Туда, к хвосту, пользуясь временным замешательством новоприбывших, убежал щекотурщик. Анна боялся потерять его в этой мешанине, и поэтому подробно проследил, как тот, протискавшись средь ящиков и компаний на них, потыкал крайнего в плечо, поставил за ним свой бидон и заторопился назад.

– Занял пока,– пояснил он.– Теперь-то хорошо, скоро. Мужики моторчик поставили, прям туда,– он топнул ногой в пол и на всякий случай показал еще рукой.– Кухня там, аккурат под нами, ихняя. Ну или столовка – как сказать… Раньше-то через вентиляцию приходилось, туда-то еще ничего, конечно, а обратно, если выпивши особенно, дак нехорошо, сами понимаете. А пива хватит! Мужики, кто лазили, говорят – хватит. Эти-то вчера, видать, строго водкой в основном устряпывались… И рыба, говорят, была! Но уже все. Ну что, айда?

Он давнул кнопочку под носом и принялся выруливать к дальнему коридору, отодвигая толкущихся на пути и продолжая пояснять на ходу.

– А это почему они так ухлестались-то вчера – вы, наверно, не знаете? Это ведь их Егорка как раз и уработал. Напоил, в смысле. Паника у них тут началась, аврал, то да се, так сказать. Ну вот Егорка их и приложил, понимаете? Ведь они, фуки, было на него… Да уд-ди ты, сидор! – гаркнул он, отцепляясь от какого-то плачущего старичка, ухватившего его за штаны.– Уйди, сказал! А паника-то – почему? Тут у них оживлятель – ну, слышали, наверно? Христос-то? – пропал оживлятель и все. Он у них тут в каземате сидел, давно уж, черт те сколько, мы смотреть ходили… Они ж его еще тогда, на оживлении как раз и хапнули, давно. Он-то – талифа, мол, куми, а они – видят такое дело – хвать и в каземат… Ну а тут, раз сбежал, ясное дело – расстройство. Они ж, слава богу, привыкли уже! Покойничков где надыбают, морг какой обревизуют, а он – "талифа куми" – и будь здоров! Ходи себе, как новенький… А вот сюда, пожалуйста, вот эта…

Свернув в коридор, щекотурщик дернул маленькую дверь и, пошарив на стене выключатель, зажег лампочку, свисающую с потолка на длинной косице шнура.

Опять придержав Анну, Волк вошел первым и, собственно говоря, входить стало больше некуда, поскольку комнатка за маленькой дверью была размером с ванную и тоже обложена кафелем до половины стен.

Пропихнувшись вдоль стены, Анна увидел, что комнатка практически пуста. В ней не было ничего, кроме жидконогого складного столика на алюминиевых ногах. Столик был накрыт красным сатиновым лоскутом. На лоскуте стояла трехлитровая банка с чем-то желтым примерно до середины и блюдечком вместо крышки. Рядом с банкой стоял проигрыватель "Волна".

– Вот,– сказал щекотурщик.– Сейчас, маленько погодите, минуточку…

Он пустил проигрыватель и, добившись от него трескучего, но грустного напева, снял с банки блюдце и, держа ее в обеих руках, поднес Анне.

– Вот,– сказал он.

То, что плавало в банке, очень похожее на чайный гриб, было большой и скользкой лысиной. Понять, что это – лысина, сделалось возможным, когда щекотурщик, слегка покачав банку, подвернул лысину затылочной частью, где сохранилась каемочка волос.

– Вот,– голосом аквариумиста повторил он.– Это старый Егорка. А точь такое же он нынче Кобылкину отстрелил. Не слыхали? Тоже, в могиле теперь – Кобылкин-то. Сидит. Могилы-то видели, наверно? Там у них и кровати, и все. Кто больно страшный или вот отстреленный, допустим, какой – эти там. Сиди, мол, и все. Сиди, мол, пока мы тебе покойничка покрасивше где подберем… Вообще, по правде сказать, жизнь у них, конечно, гове… ну, плохая, в смысле. Ну, пивка, правда, отпускают, конечно…

Еще раз – как бы в размышлении – бултыхнув банку, он поставил ее на место, накрыл блюдцем и выключил музыку.

– Ну чего, айдате попьем? Пива-то? А если, может, торопитесь – с собой можете, пожалуйста, набрать, это ничего. Только где брали, не говорите, ладно? А то ведь, сами понимаете, дело секретное, такое тут набежит…

Медленно обернувшись к Волку, Анна увидел, что Волк смотрит на него. Вероятно, это длилось уже порядочное время – по крайней мере, взгляд был тяжел, как всякий длительный взгляд. Анна криво усмехнулся и мотнул головой.

– Послушайте,– сказал он,– похоже, вы тут все знаете…

– Ну так-то – да,– подтвердил щекотурщик.– Мы ж тут рядошные все. А чего вам узнать?