Ближневосточная новелла - Салих ат-Тайиб

— Вы их купили на деревенские средства? — поинтересовался каймакам.

— Что вы, какие у деревни средства! Просто у нас очень любят гостей принимать.

Едва мы прикоснулись к еде, как староста закричал:

— Эй, Кязим, а где же напитки?

— Помилуй, староста, мы и так доставили тебе много хлопот, пить мы не будем.

— Не-ет, не выпить нельзя.

Кязим втащил большой ящик и достал из него бутылку виски…

— Здорово! — выдохнули мы все разом.

А староста сморщился, словно на стол поставили бутылку, в которую попали мухи, и закричал:

— Что это за виски! Достань другую бутылку!

Кязим запускал руку в ящик и доставал французское вино, венгерскую абрикосовую палинку, русскую водку, немецкое пиво… Стол превратился в международную выставку вин и напитков…

Ну как тут не выпить?! И мы начали пить. Староста сначала отказывался, но, когда на него насел сам каймакам, устоять не смог… Мы ели, пили, но всех мучило любопытство — не давал покоя вопрос: «откуда все это?»

— Мы очень любим гостей, — твердил свое староста.

— Ну, староста, за твое здоровье!

— А теперь за здоровье каймакама!

После очередной выпитой рюмки староста заговорил:

— Я вам все расскажу, господа. Деревня наша бедная. Мужики в город подались на заработки. Кто привратником устроился в министерстве в Анкаре, кто официантом в ресторане, кто швейцаром в отеле… Дай им бог здоровья! Вот и решили мы между собой: кто в деревню на побывку едет, должен из города подарочек захватить — для всей деревни… Еще ни разу не было, чтобы кто-нибудь слова не сдержал… Там, в Анкаре, без приемов ни дня не обходится… Вот и мы решили: угостим получше начальство — глядишь, и о нас вспомнят. Может, ссуду какую дадут или кредит…

Мы не знали, смеяться нам или плакать.

Горе — не беда…

Перевод Г. Александрова и К. Глазуновой

Нусрет — мой школьный товарищ. Ровно десять лет мы просидели с ним за одной партой. Не сосчитать, сколько раз я давал ему списывать задачки. Оба мы из-за материальных затруднений не смогли доучиться, то есть дошли до последнего класса, но почему-то свидетельства об окончании школы не получили. Начинали мы жизнь одинаково, но я так и остался рядовым гражданином, а Нусрет стал большим человеком в деловом мире. Правда, сейчас и меня и Нусрета называют беями[49], но между нами огромная разница.

Недавно на меня свалилась беда: у меня тяжело заболел ребенок. И я решил пойти к Нусрет-бею. Пятьсот лир, которые требовались на лечение, возможно, и не спасли бы моего мальчика, но надежда никогда не покидает человека.

У порога меня встретил привратник.

— Мне нужно повидать Нусрет-бея, — сказал я.

— Нусрет-бея из бухгалтерии? — спросил он.

— Ей-богу, не знаю. Мне нужен Нусрет Туна.

— А, спрашиваете нашего хозяина… Подождите, я доложу. Как сказать?

— Скажи, товарищ по школе, он сразу догадается.

— По школе, — пробормотал привратник.

Вскоре он вышел:

— Заходите, хозяин ждет.

Много лет я не видел Нусрета. Помню, мальчишкой его коротко подстригали и на шее была видна глубокая впадина. Она запомнилась мне. Когда я вошел в комнату, Нусрет стоял ко мне спиной, и первое, что бросилось мне в глаза, была его шея с впадиной, но теперь по ней пролегли складки.

— А, дружище! — воскликнул он и протянул мне руку.

Его рука была теплой и мягкой, словно ей никогда не приходилось работать.

Он сел в кресло, открыл ящик письменного стола, достал сигару. Я не мог оторвать глаз от его шеи.

— Где ты пропадал, дружище? — спросил он, протягивая мне сигару и щелкая блестящей зажигалкой.

— Здесь мы… — ответил я.

Он приблизил ко мне огонек, и я прикурил.

— Давно мы не виделись! Со школьных лет, не так ли? — проговорил он.

Я опустил голову…

— Ты чем-то расстроен? — спросил Нусрет-бей.

— Да нет, — ответил я. — Как ты поживаешь, чем занимаешься, как твои дела?

— Благодарение Аллаху, — ответил он. — После смерти отца нам достался тот старый дом в деревне — ты знаешь его — и земля… Мать и братья очень рассердились на меня за то, что пользуясь правам старшего, я решил продать и дом, и эти двадцать дёнюмов[50] земли. На вырученные деньги, хоть их было немного, построил небольшую лесопильню — сработала смекалка. Мы покупали лес, пускали его в распиловку и делали ящики… Дело расширялось. Стали выпускать двери и оконные рамы. Тут приятели мне и говорят: «В наше время стоит заняться предпринимательством, попробуй». Попробовать можно, имея деньги. Взял я да и купил большой участок, построил десятиэтажный дом с двухкомнатными квартирами… Тысячу раз благодарен Аллаху! Хорошие деньги я тогда выручил. Вскоре отгрохал второй дом, но на этот раз… Дай бог здоровья приятелю, который сказал мне, что у консервной промышленности богатые перспективы. На окраине Стамбула я выстроил консервную фабрику… Не знаю, помнишь ты или нет, одно время ощущался большой недостаток в гвоздях. Один знакомый привез из-за границы гвоздильные машины, но никак не мог построить фабрику. Я предложил ему вступить в пай. Он не захотел и предложил мне купить у него машины. Ну что ж, я купил машины, построил гвоздильную фабрику. Поставлял на рынок отличные гвозди. Потом задумал заняться издательским делом… На следующий год собираюсь открыть небольшой завод, буду выпускать запчасти к автомобилям… Так-то, а ты чем занимаешься?

«Наш Нусрет ворочает такими делами, что для него пятьсот лир! — подумал я тогда. — Попрошу-ка я у него тысячу, буду выплачивать аптекарю по пятьдесят лир в месяц. Кстати, я должен аптекарю больше пятисот лир. А в кармане еще рецепты… И долг доктору…».

— Честное слово, ты чем-то расстроен, — повторил Нусрет.

— Ребенок у меня болен, — ответил я…

— Дай бог ему быстрее поправиться! Не расстраивайся, дорогой, дети не то что взрослые: сегодня больны, а завтра, глядишь, здоровы…

— У моего больное сердце…

— Да что ты!.. И опять-таки не стоит убиваться! Медицина делает чудеса. Да, я забыл, ты что хочешь: чаю, кофе или чего-нибудь прохладительного?

Я отрицательно покачал головой.

— Я с просьбой к тебе, Нусрет-бей.

— Пожалуйста! Слушаю…

Он сказал «пожалуйста», но в глазах его появилась грусть, а щеки как-то обвисли. Наверное, он понял в ту минуту, что я попрошу денег…

— Эта болезнь совеем доконала меня и материально, и морально…

Я помнил по школе, что Нусрет был добрым малым… На этот раз его опечаленные глаза уставились в одну точку, а пальцами он стал выбивать дробь по столу, как бы подчеркивая драматичность разговора…

— Одному аптекарю я должен пятьсот лир, да еще врачу…

Я вытащил из кармана кучу рецептов.

— Все это нужно купить… А лекарства, черт побери, очень дорогие…

На рецепты он не посмотрел — отвернулся к окну… Я вообразил, что в этот момент он думал обо мне, стараясь представить себе мои страдания… в школе он часто читал стихотворение «Больной птенчик». Кто знает, может, ему вспомнилась птица, которая не могла научить летать своего больного птенчика.

— Я в очень тяжелом положении, Нусрет-бей. Мне, братец, необходима тысяча лир…

И вдруг Нусрет заплакал. Я не ошибся — он совсем не изменился: та же отзывчивость, та же чуткая душа…

— Я тебя огорчил, — сказал я.

— Нет, — ответил он. — Человеку необходимо излить свое горе…

— Спасибо, — сказал я. — Я знал, что никто, кроме тебя, не поймет меня…

— Эх, братец!.. Если не поделиться своим горем, можно сойти с ума… — произнес он.

Я жду, что он засунет руку в задний карман или вытащит чек из ящика стола и заполнит его: пожалуйста, мол, братец… и не торопись — отдашь, когда будут деньги.

— Эх, братец! — повторил он. — Помнишь, я рассказывал тебе о лесопилке. Так вот… Не на прошлой, а на позапрошлой неделе, во вторник, в полночь раздается пронзительный телефонный звонок… «Что случилось?» — спрашиваю. «Спеши, лесопилка загорелась». Бросился я бежать как был, в одной пижаме. Но опоздал — пламя уже охватило трубу… Ровно два миллиона лир убытка, Не знаю, кому излить свое горе… Поверишь, я даже не плакал… Не плакать же перед женой или детьми. Слава богу, ты пришел. Спасибо тебе!

И он зарыдал…

— Вах, вах. Не расстраивайся, братец, всякое бывает, — стал утешать я.

Нусрет вытер глаза, высморкался.

— Если бы только это! — с отчаянием сказал он. — Под одним из домов начала смещаться почва. Неделю назад муниципалитет опечатал дом: жить в нем стало опасно. Жильцы уже подали на меня в суд… Ну да шут с ними!.. Консервы, которые я собирался выбросить в этом году на рынок, за два месяца хранения испортились. Двести тысяч банок, представляешь!