Верняк - Ричард Пратер

Эта история могла оказаться совсем иной, если бы очередность выстрелов была лучше рассчитана, а целились бы точнее. Но этого, к счастью, не случилось. Сначала прозвучал один выстрел, потом наступила пауза в две или три секунды, затем следующий выстрел, опять такая же пауза, потом сразу три подряд, они последовали друг за другом слишком быстро, как если бы стрелявший вдруг понял, что промазал и старался наверстать упущенное. Мерзавец, должно быть, увидел, что мы продолжаем идти. Потому что мы торопились, чертовски торопились, во всяком случае я.

Через одну долю секунды после первого выстрела я подпрыгнул и оказался высоко в воздухе, а потом сделал еще один прыжок и уже сверху слышал остальные выстрелы и то, как пули ударялись об асфальт где-то поблизости от моих ног и рикошетом отлетали со звоном – дзин.

Но Дев, этот идиот, был все еще на приличном расстоянии от того места, где после двух прыжков оказался я. Он согнулся, обнимая свой тяжелый «черный ящик», и двигался быстро, но ноги ставил бережно и осторожно. Его движения замедлял этот чертов прибор.

Я же считал, что это как раз тот момент, когда скорость – самое главное. Поэтому и шлепнулся на асфальт, повернулся, сделал еще один прыжок, но на этот раз в направлении слабоумного Девина Моррейна.

Его взгляд не отрывался от чего-то впереди, по-видимому, там было что-то важное, и он торопливо приближался к нему, как большой хромой краб, глаза его напряженно всматривались во что-то, а во что, я не имел ни малейшего представления.

Я находился на расстоянии добрых десяти футов от Моррейна, когда, бросив торопливый взгляд в то место, которое приковало к себе внимание Моррейна, я убедился, что там не было ничего, кроме скалы. Большой скалы, а точнее, огромного-преогромного валуна, но другого там ничего не было.

Я сказал себе: единственное, чего хочет этот странный малый, – добраться до валуна и спрятать за ним свой «черный ящик», чтобы обезопасить от всех летающих вокруг пуль. Но это было совершенно бессмысленно.

Я уже упоминал, что был в десяти футах от него, когда все это пришло мне в голову, вот я и прыгнул, чтобы заставить этого кретина опуститься вниз и тем самым спасти от пуль. Я заорал:

– Брось эту чертову штуку, ты, псих, и ложись!

Таким образом я в какой-то степени привлек его внимание. Совсем капельку внимания. Я почти добился цели, толкнув его плечом и заставляя опуститься, когда заметил, что голова Моррейна повернута ко мне и, хотя его ноги все еще продолжали свои шаркающие движения, правая рука оказалась вытянутой в мою сторону. Я это осознал, потому что он ударил меня раскрытой ладонью прямо по лбу, в самую середину.

«Это чертовски странно», – подумал я.

Случившееся со мной чрезвычайно походило на весьма распространенную ситуацию в регби, когда овладевший мячом толкает приблизившегося противника вытянутой рукой в лоб и несется к воротам.

Не исключено, что, кроме гоночных автомобилей, Моррейн попробовал себя еще и в других видах спорта и что он провел веселенький сезон в Лос-Анджелесе. Держа в объятиях свой «ящик», он продолжал двигаться к скале, но то, что случилось со мной, обычно не случалось с профессиональными игроками. А произошло это отчасти оттого, что толчок в голову оказался для меня полной неожиданностью. Уж чего-чего, а этого в такой ситуации я от Моррейна никак не ожидал. Чуть позже я снова оказался рядом с ним, и я хотел использовать эту возможность, чтобы сбить его с ног и, если повезет, спасти его жизнь. И вот пожалуйста – удар – и я оказался опять на расстоянии двадцати или тридцати футов от него! Сначала покатился, потом приземлился и, наконец, замер – мой подбородок уперся в асфальт дорожки.

– Эй!

Я так понял, что окрик принадлежал Деву Моррейну, к которому в тот момент я не испытывал большой теплоты. Я помнил только, что кто-то в нас стрелял, но теперь, казалось, опасность потеряла значительную часть своей актуальности. Кроме того, у меня было такое ощущение, что это случилось давным-давно. Поэтому я осторожно поднял голову, покрутил ею, осматриваясь и отыскивая Моррейна.

Да, это кричал он. Он все-таки сумел добраться до скалы. «Черный ящик» стоял на асфальте у ее основания.

– Эй!

– Ах, заткнись ты!

– Шелл, с тобой все в порядке?

– Теперь ты меня спрашиваешь. Где ты был, когда я в тебе нуждался?

– Что, черт возьми, случилось? Тебя задело? Я имею в виду пулей?

– Нет, это была не пуля.

И тогда я понял, что если этот стрелок все еще находится где-то поблизости и по-прежнему мечтает меня пристрелить, то на этот раз сделать это ему было бы легче, потому что я больше не был движущейся мишенью. Значит, его уже поблизости не было. Почти наверняка. Я поднялся и заковылял к Моррейну. Ничего из ряда вон выходящего не случилось, если не считать того, что я, возможно, отшиб себе копчик.

Дев серьезно смотрел на меня.

– Все в порядке?

– Думаю, зашиб копчик.

– Боже, кто-то стрелял в нас!

– Но в остальном я чувствую себя прекрасно. Кроме... подбородка, который я тоже сильно ушиб, а также кожи на руках...

– Но кто-то же стрелял в вас или в меня? Кому, черт возьми, понадобилось в нас стрелять?

– А также и ног, и грудной клетки, и... Боюсь проверять все остальное. Кому понадобилось в нас стрелять? Черт бы меня побрал, если я знаю. Но это хороший вопрос.

Да, это был хороший вопрос. Задать-то его было легко. Труднее было получить хороший ответ.

Когда мы двинулись к дому, я спросил Дева, что он, черт возьми, думает о своем поведении, когда он шел на цыпочках, будто гулял среди тюльпанов, а вокруг свистели пули. Он сказал, что вообще-то его холаселектор очень неприхотлив, но в нем есть тонкая ртутная пленка, своего рода сердце основного его компонента, называемого «мультифазовым виброном», и что малейший толчок способен ее погубить.

Такое объяснение не вполне меня удовлетворило. Может быть, потому, что я не имел ни малейшего представления о том, что такое «мультифазовый виброн». И я не мог не подумать, а имеет ли об этом представление кто-нибудь еще.

В доме я тотчас же подошел к телефону, но Дев отобрал у меня трубку.

– Я так понимаю, что вы собираетесь позвонить в полицию, – начал он. – Забудьте об этом.

– Но, Дев, есть все основания полагать, что парень собирался убить именно вас. Если бы меня – такое бы произошло поблизости от моего дома. Но ведь это-то ваш дом.

– Забудьте об этом, Шелл.

То же самое, что и раньше. То же самое! Все вернулось на круги своя. За небольшим исключением: если я хочу сообщить в полицию, что кто-то стрелял в меня, то все нормально, сказал Дев. Все о'кей. Но он решительно не хотел, чтобы я впутывал в это дело его. Я не стал спорить.

Мы сидели и говорили о том, что же случилось. Совсем недолго, минут пять – не больше. И две из них были потеряны, потому что вскоре в комнату ввалилась Петрушка, естественно, с голым задом, впрочем, все остальное было тоже голым, и начала веселый импровизированный танец. Но Дев послал ее. Не куда-нибудь подальше, а только из гостиной.

Мы не пришли ни к какому заключению, не решили даже, кому были адресованы выстрелы: мне или Моррейну. Или, возможно, нам обоим. После краткого совещания мы отложили этот вопрос, так сказать, оставили его томиться на маленьком огне.

Дев все больше становился похож на человека, готового впасть в прострацию, а у меня появилось желание попасть домой. Поэтому через пять минут я пожал Деву руку, прокричал Петрушке слова прощания и с большими предосторожностями, поглядывая вокруг, довольно резво впрыгнул в свой «кадиллак» и двинулся к отелю «Спартанец».

К половине третьего я был дома, в своих трехкомнатных апартаментах с ванной. Освежился под душем, переоделся, водрузил моментально зажаренный тонкий нью-йоркский бифштекс на кусок тоста и принялся жевать, усевшись на скамеечку перед двумя аквариумами.

Я все еще сидел и смотрел на рыбок, когда мой телефон зазвонил, и Эдди, дневной портье, сидящий внизу за конторкой, сказал мне своим тихим голосом:

– Шелл, тут внизу какой-то мрачный субъект...

Глава 18

Лежа на спине в центре улицы Норт-Россмор, я слышал завывание мотора и пронзительный визг шин, когда машина резко поддала газа и помчалась прочь. Унося, вне всякого сомнения, сукина сына, подстрелившего меня.

Он стрелял дважды. Но я не знал, насколько серьезно ранен... Осторожно ощупывая свое тело, с опаской двигаясь, я проверил себя всего и наконец выпрямился. Сидя посреди улицы на своей и без того совсем недавно отшибленной заднице, я решил, что это недавнее физическое оскорбление имело целью остановить меня. Конечно, помешать мне могут. Но остановить – дудки!

Одна из этих пуль, первая, вскользь задела левую лодыжку, вторая, выпущенная, вероятно, когда я уже падал, просвистела между моей грудной клеткой и левой рукой. Рука кровоточила, кровь шла и из лодыжки – там была сорвана кожа, – но кости, слава Богу, были целы. Голова у меня разрывалась от боли, но дырок в ней не было, и я чувствовал, что мне повезло уже потому, что я жив.