Шах и мат - Олежанский Георгий

— Не по окладу вопрос, в большие политические игры не лезу. Не моя весовая категория: порвут как Тузик грелку. — Максим разлил по стопкам водку. — Мое дело маленькое, как и у всех нас. Ну, предлагаю забыть уже о работе и по сто грамм на грудь, а думать будем завтра.

— Думаешь, получится? — спросил, улыбаясь во весь рот, Эдик.

— Очень рассчитываю, — ответил Максим и махнул стакан.

«Вертолетчик» Эдик зашел к Максиму Доментьеву, прихватив с собой моздокской водки по тридцатке за бутылку и припасенного домашнего сальца, которые буквально недавно передали родители с бригадой сотрудников внутренних войск, что меняли коллег в грозненской комендатуре.

— Суть не в этом, — даже не поморщившись после стакана водки, сказал «вертолетчик» Эдик, оттяпав специально припасенным на такие случаи ножом огромный шматок сала. — Политические игры пусть и остаются политическими играми, но этот приказ мы должны исполнить.

— Не поспоришь… — Костя запил водку апельсиновым соком. — Можете считать меня идеалистом, — между тем сказал он, — но вот, как мне кажется, была бы воля руководства, давно бы всех Умаровых и Басаевых в горах нашли и пощелкали, как грецкие орехи на зимний салат.

— Костик, — тут же вставил критическое замечание Эдик, — в твоих словах, несомненно, есть доля истины. Но ты скорее мрачный реалист, нежели идеалист, а вот быть реалистом, между прочим, нынче хорошо. И! — Он поднял указательный палец, и все находившиеся в комнате прыснули.

— Аллах един! — воскликнул Максим.

— Попросил бы, — ответил Эдик, — на зимний салат орехи не щелкают. На свекольный с чесночком и сыром — это пожалуйста. — И похлопал Костика по плечу.

— Да уж, — протянул Антонов в ответ, поднимая стакан с водкой, — я смотрю, ты, Эдик, обо всем на свете осведомлен.

— Работа такая, — ударив себя в грудь, словно Тарзан, не без гордости сказал Эдик, — мы же особые парни, присланные Москвой. Настолько секретные, самостоятельные и не обремененные никакими приказами местных начальников, что сами себя порой боимся.

И все трое рассмеялись.

— Господа офицеры! — Максим встал с места, призывая к тишине, и поднял на уровень груди до краев наполненный стакан. — Есть такое в нашей встрече, что я не могу выразить словами, — продолжил он. — В судьбу я, конечно, не верю. Но то, что мы оказались здесь одновременно, нельзя просто списать на стечение обстоятельств: как бы редко ни происходили события, они не случайны. Всегда во всем есть план, — тут он выдержал длительную паузу, — и чтобы наш план, каким бы он ни был, удался.

В этом пьяном тосте каждый уловил что-то для себя, будто Доментьев обращался к каждому персонально. Глаза потупились, воцарилось многозначительное молчание.

Все словно по команде встали. Никто не проронил ни слова. Звякнули стопки, и прохладная водка приятно разлилась теплом по телу.

Глава 2

Предгорье Чеченской Республики, в это же время

— Хемуль!

Командир пункта временной дислокации 3-го отдела службы ЗКСБТ Управления ФСБ по Чеченской Республике со злобной гримасой вылетел из вагончика, служившего кабинетом, на улицу, едва не сорвав дверь с петель.

— Хемуль! Твою мать, где это тело?

Веселые разговоры вперемежку с матом, что велись в добротно сколоченной беседке ПВД с наброшенной по привычке на крышу специальной маскировочной сеткой, прекратились.

Знали, что под горячую руку командира лучше не попадаться, но таким напряженным бойцы видели его впервые.

— Видимо, Хемуль опять что-то натворил, — шепнул один другому.

Позывной «Хемуль» принадлежал Алексею Григорьевичу Хемлеву, худощавому, невысокому капитану, с виду непримечательному, как и положено сотруднику спецслужб, с заурядными способностями, что, впрочем, не мешало ему строить из себя высококлассного оперативника.

— Кто-нибудь видел, где этот пи?.. — обратился командир к сидевшим в беседке сотрудникам, едва сдержавшись, чтобы не сорваться на мат.

Те покачали головами, украдкой переглядываясь между собой.

Командир недовольно поджал губы и направился к себе.

— Да, — не оборачиваясь, бросил он, — парни, разве вам не нужно почистить оружие после мероприятия?

И секунду спустя дверь за командиром громко захлопнулась.

Парни как ошпаренные повскакивали со своих мест и бросились по кубрикам чистить автоматы и пистолеты. А если придется, то и все ручные пулеметы отделения и только что поступившую на вооружение противоснайперскую систему — ружье, чем-то напоминающее противотанковое времен Великой Отечественной, с прицельной дальностью около двух километров и огромным калибром, способное оставить от человека мокрое место. Они даже готовы почистить все это дважды, лишь бы не попадаться на глаза командиру.

Полковник Анатолий Иванович Смирнитский — начальник 3-го отдела Службы ЗКСБТ Чеченского Управления ФСБ был неплохим человеком, снискавшим славу довольно жесткого, но вместе с тем справедливого, честного и порядочного офицера. Среди подчиненных за ним закрепилась кличка Гроза, хотя сам он выбрал себе ласковое Тополь.

«Это потому, что в родном селе сплошь одни тополя растут» — так, по крайней мере, он говорил.

Семьи у Смирнитского не было, жена бросила его, когда он скитался по пограничным заставам; забрала единственную дочь командира в Москву к родителям. После развода, как рассказывал полковник, бывшая жена вышла замуж за какого-то англичанина, с которым познакомилась на международной выставке современного искусства в Берлине. А позже уехала в Европу, и надежда Анатолия Ивановича увидеть дочь стала призрачной. Не то чтобы он осуждал жену, но сердце всякий раз сжималось от воспоминаний. В такие минуты Смирнитский закрывался в служебном вагончике: его скупые, мужские и полные скорби слезы не должны были видеть подчиненные.

Захлопнув за собой дверь, Смирнитский упал на стоявший рядом со столом обычный офисный стул и задумался.

Старшего оперуполномоченного капитана Алексея Хемлева в расположении пункта временной дислокации не было, и где он мог находиться, полковник Смирнитский не знал. Хотя не совсем так, он знал, что Хемуль где-то на территории Чечни, нашпигованной бандитами — ваххабитскими недоделками — и их пособниками.

Смирнитский достал из-под стола бутылку виноградной водки кизлярского коньячного завода, наполнил граненый стакан и уже собрался опустошить его, когда раздался негромкий, но уверенный стук в дверь.

— Да, — недовольно пробасил Смирнитский, возвращая стакан обратно на стол.

Слегка скрипнув, дверь отворилась. Загораживая собой пробивавшийся в «кабинет» Смирнитского дневной свет, на пороге стоял командир роты разведки 2-го батальона особого назначения 94-го полка внутренних войск МВД России майор милиции Вадим Петрович Балакин с позывным Лис.

— Иваныч, — пройдя внутрь и придвинув другой стул, Балакин сел рядом со Смирнитским, — не рановато ли для алкоголя?

Тот не ответил. Поднял стакан и в два больших глотка осушил его, даже не поморщившись.

— Ого, — искренне удивился Балакин, — есть повод?

— Да, — сухо выдавил Иваныч.

Смирнитский и Балакин были не просто давними друзьями, их связывала одна война, которую политики называли просто контртеррористической операцией. Когда она началась, они были в разных ведомствах и занимали разные должности, однако в итоге оказались на одном ПВД, где уже не один год плечом к плечу осуществляли боевые операции. А посему знали друг друга как облупленные.

— Это не может быть связано с тем, что двое моих парней выехали сегодня утром с базы с одним из твоих оперов? — Вопрос прозвучал настолько буднично, что Иваныч напрягся.

Такое открытое безразличие, прозвучавшее в голосе, совсем не было свойственно Балакину, который всегда радел за вверенный ему личный состав.

— Как? — спросил Смирнитский.

— Ясно, — тяжело вздохнув, ответил командир роты разведки, — ты не в курсе?

Анатолий Иванович промолчал, лишь кивнув.