Лето больших надежд - Сьюзен Виггз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, разбитая витрина привлекла любопытных. Большинство из них не знали, что Коннор и Терри Дэвисы — родственники. Терри убеждал Коннора не рекламировать этот факт, что заставляло Коннора чувствовать ложность его положения.
— Эй, сколько пьяниц нужно, чтобы сменить лампочку? — спросил кто-то из ребят.
Коннор непроизвольно вздрогнул, но не показал виду, что готов растерзать парня на части. Он знал, что это конец всему, потому что он провел все свои годы в средней школе, работая над собой. Зачастую выдержка была его единственной защитой.
— Назад, — сказал он.
— А тебе какое дело? — возмутился мальчишка.
— Да, — поддержал его другой мальчишка. — Это что, твоя проблема?
— Идите сядьте. — Это произнес Рурк Макнайт, его высокая, около шести футов, фигура возникла в дверном проеме и заставила детей прекратить насмешки. — Я здесь уберу.
— Нет, подождите, — запротестовал Терри Дэвис. — Я должен сменить эту лампочку. Я должен…
Откуда ни возьмись появилась Лолли Беллами.
— Мистер Дэвис, вы здорово порезались. Позвольте я отведу вас в лазарет, и мы промоем рану.
За день Коннор едва нашел время сказать ей «привет» и сейчас кивнул ей через комнату. Он не собирался с ней дружить, но был рад ее видеть. Она ему нравилась, потому что была умная, смешная и толковая. И потому, что только она могла взять его отца за руку и вывести за дверь, проводить в лазарет, найти для него время, спокойно справиться с неприятностью.
Подавленный ее простым актом доброты и слишком благодарный, чтобы найти нужные слова, он последовал за ними в старый офис, где располагался хорошо оборудованный медицинский кабинет и четыре койки, застеленные хрустящими белыми простынями. Лолли решительно отвернула кран.
— Просто держите руку под водой, мистер Дэвис. Нам нужно убедиться, что в порезе не остались стекла.
— Да, — согласился отец Коннора.
Весь пропитанный пивом и окутанный его запахом, он не вздрогнул, пока промывали рану, брызгали антисептиком и накладывали аккуратную повязку.
— Большое вам спасибо, — сказал Терри. — Вы настоящая Флоренс Найтингейл.
Лолли просияла:
— Да, это я.
Пока она убирала лекарства и бинты, Коннор попытался увести отца.
— Послушай, папа, почему бы тебе не пойти домой. Хочешь, чтобы я тебе помог?
— Черт, нет. — Терри выглядел хмурым. — Я думаю, что в конце концов найду дорогу домой.
«Дом» для Терри Дэвиса означал коттедж-сторожку на краю лагеря, который использовали круглый год. Благодаря этому коттеджу отцу Коннора не надо было ездить на работу, он всегда был на работе. И это было хорошо, потому что если бы он сел за руль, то оказался бы за решеткой.
— Хочешь, я пойду с тобой? — предложил Коннор.
— Черт, нет, — рассердился он и потопал из лазарета, хлопнув дверью.
Коннор не двинулся. Как и Лолли. Он не смотрел на нее, но чувствовал, что она рядом и ждет. Она мягко дышала. И внезапно для него это оказалось чересчур — ее доброта, ее понимание, готовность помочь и делать вид, что ничего ужасного не произошло и нет никакой беды, разрушающей его жизнь. Коннор почувствовал унизительный ожог слез в глазах и горле и испугался, что вот-вот разрыдается.
— Мне надо идти, — пробормотал он, хватаясь за ручку двери.
— Хорошо, — тихо сказала она.
Это было многозначительное «хорошо». Коннор был совершенно уверен: она знает, что он это понимает. Она была Лолли, в конце концов. Несмотря на то, что они были всего лишь летними друзьями, она понимала его лучше, чем кто-нибудь еще в его жизни, может быть, даже лучше, чем он сам. Он справился со своими эмоциями. Четыре года жизни с Мелом научили его делать это. Никогда не показывай своих чувств, потому что какой-нибудь осел заставит тебя об этом пожалеть.
«Я ненавижу это, — думал он. — Я ненавижу, когда мой отец пьет».
— Знаешь, что я хочу сделать? — неожиданно спросил он Лолли.
— Пробить лбом стену? — предположила она.
Он не мог удержаться от горестной улыбки. Боже, она знает его. Затем улыбка увяла, и слова, которые он никогда не осмеливался сказать другой душе, слетели с его языка прежде, чем он успел передумать.
— Я хотел бы, чтобы этот ублюдок остановился. Я хотел бы, чтобы он был трезвым и был собой, и, если это не случится, мне нет дела, что станется с его жизнью. Он может играть в крибедж и строить скворечники целый день, и мне нет до этого дела, пока он пьет.
— Может быть, однажды он бросит, — сказала она, ничуть не смутившись его словами. — Моя бабушка Лайтси — мама моей мамы — алкоголичка, но она больше не пьет и ходит на специальные собрания в церкви. Моя мама ведет себя так, словно это большой семейный секрет, но я не знаю почему. Я горжусь своей бабушкой, тем, что она справилась с собой.
Он не мог решить, рад он ее словам или нет. С одной стороны, они давали ему надежду, что, может быть, его отец вдруг изменится. С другой стороны, было так не похоже, что его отец вдруг просто бросит пить и станет ходить на собрания, и Коннор подумал, что будет дураком, если всерьез станет надеяться на такое.
— Я не знаю, почему твои бабушка с дедушкой его держат, — пробормотал Коннор. — Не похоже, чтобы он был работником, на которого можно положиться.
Она нахмурилась:
— Он никогда не говорил тебе?
— Говорил мне что?
— Боже, Коннор, ты должен попросить его рассказать тебе. Или моего дедушку. Твой дед и мой были вместе на корейской войне. Твой дед спас жизнь моему деду.
— Моего деда убили в Корее, когда мой отец был ребенком, но это все, что я знаю.
— Тебе стоит спросить у моего деда. Это целая история о том, как они сражались в местечке под названием Уолд-Сити, и твой дед спас целый отряд, включая моего деда. Поэтому, когда мой дедушка вернулся с войны, он дал слово, что будет присматривать за семьей твоего деда, что бы ни случилось.
Даже несмотря на то, что сын Эдварда Дэвиса вырос пьяницей, думал Коннор. И все же история, рассказанная Лолли, заставила его почувствовать себя немного лучше.
— Так что в любом случае, — торжественно произнесла она с раздражающей начальственной ноткой в голосе, — ты должен попросить моего деда рассказать тебе эту историю.
— Я могу попробовать, — сказал он.
Они надолго замолчали. Затем он пересек медицинский кабинет и открыл белый эмалированный шкафчик. — Я хочу проколоть себе ухо.
— Прошу прощения?
Теперь он по-настоящему рассмеялся. Она была такая смешная, когда вела себя официально.
— Я просто собираюсь проколоть себе ухо.
— Ты сумасшедший.
— Ты думаешь, я не осмелюсь? — В шкафчике он нашел ланцет в стерильной упаковке. — Это должно сгодиться. — Он начал зубами открывать упаковку.