Миры Филипа Фармера. Том 23 - Филип Фармер

Таммаш окликнул нескольких охотников и повел их на гиен, но те отступили, не приняв боя.

Тогда охотники отрезали у львов хвосты и головы, и с триумфом вернулись обратно.

— Сегодня великий день! — крикнул Таммаш. — Ты принес нам удачу, Курик!

Но знай Таммаш, что произошло на месте схватки с носорогами, он не стал бы так скоропалительно говорить об удаче. Отряд охотников, возглавляемый им, и трое ученых, отправившись в обратный путь, не успели преодолеть и половину расстояния, разделяющего их с долиной, когда увидели троих туземцев, бежавших им навстречу. Таммаш и Грибердсон переглянулись и бросились вперед. Шимкут, охотник сорока лет, поведал им о том, что случилось. Шестеро воташимгов разделывали тушу носорога и были увлечены работой, когда на них внезапно напали четверо воинов-вотаграбов. Они выскочили из зарослей с криками и бросили копья и бумеранги.

Трикрам с копьем в бедре рухнул на землю. Пятеро охотников метнули копья, но неудачно. Противник ответил следующим залпом, и вновь вотаграбам повезло: тяжелый бумеранг угодил Добаду в шею.

Воодушевленные вотаграбы бросились на охотников. Четырем уцелевшим воташимгам оставалось одно — повернуться и броситься бежать. Пущенный вдогонку бумеранг стукнул Квакага по ноге. Тот упал и был заколот прежде, чем успел подняться.

Сообщение охотника вызвало глубокий шок.

Кража части мяса — вполне переносимая утрата, но потеря в один день сразу четырех охотников — тяжелый удар для племени Медведя. Таммаш приказал Ангрогриму и Шивкету следовать за ним.

Грибердсон и фон Биллман присоединились к вождю сами. Грибердсон поначалу удивился, что Таммаш решился отправиться в карательную экспедицию со столь малыми силами, но тут же понял, что хитрый вождь рассчитывает на гремящие палки шашимгов.

Когда они приблизились к вотаграбам на полмили, те заметили их и бросились бежать, прихватив, однако, изрядные куски мяса.

Тела погибших воташимгов, включая Тримка, были изуродованы и обезглавлены.

Фон Биллман сделал несколько фотоснимков, и его вырвало. Таммаш долго стоял в молчании. Затем он обратился к Грибердсону.

— Пойдем следом и убьем их.

Грибердсон не ответил. Вид четырех изуродованных трупов потряс его, хотя ему и прежде доводилось видеть, как люди умирают не только поодиночке, но и группами. Он подумал о том, что если не отомстить за убитых охотников, соседи вновь попытаются напасть. Ситуация станет критической, когда племя потеряет много сильных мужчин.

«Это очень плохо, — рассуждал он, — что нам не удается остаться в стороне. Лучше всего было бы не вмешиваться в распри туземцев и заниматься своим делом — изучать оба племени».

По существу, он так и задумал в тот день, когда открыл эти племена, но все получилось не так, как он задумал.

— Как только мы вступим в борьбу, у нас не останется выбора, — сказал он фон Биллману. — Убив врагов племени Медведя, мы станем членами племени. Наверное нас примут, если у них для этого существует обряд. Он спросил вождя, приходилось ли племени принимать в свои ряды чужих.

Таммаш ответил, что он об этом не слышал. Видимо поздние кроманьонцы еще не достигли культурного уровня североамериканских индейцев доколумбовых времен.

— Если к вам попадет чужой ребенок, — пояснил Грибердсон, — что вы с ним сделаете? Убьете? Лицо вождя прояснилось.

— Нет, конечно, если он здоров. Мы растим из него воина и охотника. Но ведь это другое дело. Ребенок — не враг. Но и тогда он еще не воташимг.

Таммаш объяснил, что воташимги — это люди, в отличие от недочеловеков, коими являются все, кто не принадлежит к племени. Чтобы недочеловек стал воташимгом, ему необходимо пройти обряд посвящения в мужчины.

Пора было принимать решение.

Грибердсон сказал:

— Хорошо. Мы их выследим.

Четверо — Грибердсон, Таммаш, фон Биллман и Шивкет — прошли заросли и оказались на склоне холма. Грибердсон не верил, что вотаграбы могут устроить засаду, но все же шли они осторожно. Вскоре они заметили следы, которые вели в стойбище соседей. Впрочем, жилищ на обрыве уже не оказалось, лишь зияли на земле круглые проплешины от шатров, да остывали угли в очагах.

— Они ушли совсем недавно, — произнес Грибердсон. Хлынул чистый весенний дождь, и через несколько минут меховая одежда путников намокла и отяжелела.

— Надо торопиться, — сказал Грибердсон. — Скоро дождь смоет следы. Роберт, я сейчас побегу за ними, а вы и охотники вернетесь. Не спорьте, за мной вам все равно не угнаться. Дайте мне вашу винтовку и патроны.

Он подозвал Таммаша и Шивкета и сообщил им о своем решении.

— Вы сейчас нужнее в племени. Там каждая пара рук на счету.

Туземцы запротестовали. Они хотели видеть смерть врагов.

— Нужно успеть перенести до темноты мясо и бивни, — убеждал Грибердсон.

— Ты очень сильный мужчина, — сказал Таммаш. — Ты мог бы унести много мяса.

Грибердсон улыбнулся.

— Верно. Но сейчас важно не это. Важно, что я смогу убедить вотаграбов оставить вас в покое.

— Джон, я вижу, вы решили попытаться исправить положение, — сказал фон Биллман. — Но все равно, идти в одиночку вы не должны.

— Не должен, — согласился Грибердсон. — Но пойду.

Он побежал вверх по склону холма и вскоре исчез, скрывшись за вершиной.

Таммаш и Шивкет долго бродили по брошенному стойбищу, надеясь, что вернется кто-нибудь из врагов.

Затем все трое пустились в обратный путь.

3

Речел очень огорчилась, узнав о результатах охоты — о смертельном риске, которому подверг себя Грибердсон, и о зверском убийстве туземцев. Но больше всего ее встревожил последний поступок англичанина.

— Почему вы его отпустили?

Фон Биллман пожал плечами.

— Я не настолько силен, чтобы с ним бороться. Кроме того, он начальник.

— Но ведь он сейчас у этих свирепых дикарей! С ним может случиться все что угодно. Может быть, мы никогда больше его не увидим и даже знать не будем, что с ним произошло.

— Верно, — сказал фон Биллман. — И он это знает. Но я за него не боюсь. Почти, разумеется. Джон способен за себя постоять. Не хотите ли посмотреть фильм об охоте? Вы поймете, что я имею в виду.

В разговор вмешался Драммонд Силверстейн.

— Речел, а если бы ушел я? Ты тоже огорчилась бы? Фон Биллман повернулся и смущенно отошел в сторону. Оглянувшись, он увидел, что супруги стоят пунцовые от гнева и ожесточенно спорят.

Последняя туша была доставлена в стойбище после заката. В ту ночь племя уснуло очень поздно. На ужин люди нажарили огромное количество мяса и съели его с завидным аппетитом, которому нимало не препятствовали вопли и слезы овдовевших женщин и осиротевших детей.