Химера (СИ) - Ворожцов Дмитрий

В этой ситуации остается идти на таран и забивать автоматом, но немец делает все сам, без моего вмешательства. Три крошечных шага, и он валится к моим ногам. Из его рта брызжет кровь, окрашивая снег вокруг в алый цвет.

Только сейчас я осознаю, что дело не в моей феноменальной меткости, четкой реакции или в молниеносности. Мне сегодня везет, а от них фортуна отвернулась. Но так было не всегда. Знаю, что здесь я тоже уже умирал…  Вернее, Сергей умирал…  Я совершенно запутался…

Подхожу к телу финальной мишени, отбросив по пути бесполезный автомат. Проверяю пульс и выдергиваю ствол из еще неостывшей руки. На безымянном пальце — серебряное кольцо с черепом и костями «Мертвая голова». В военное время оно вручалось немецким офицерам за мужество и указывало на количество замученных людей.

— Слишком легкая смерть для тебя, ирод! — говорю я трупу и пинаю его ногой.

Кровь в жилах леденеет и меня охватывает страх. Я не вижу перед собой новой опасности, просто «заглядываю» внутрь себя. Это ведь не Сергей немцев убил…  Это сделал я…  Но пугает даже не убийство, а то, что я ничего не чувствую.

Теперь мы стали единым целым: я и лейтенант. Все его мысли стали моими. Или мои мысли стали его…  Это не похоже на сон…  Так не бывает, даже в нем…

Отправляюсь дальше, поближе к бурлящим котлам. Но добраться до следующего блиндажа гораздо сложнее, хотя до него рукой подать. Он всего в двухстах метрах, но какие это метры!

Все пространство перепахано снарядами и устлано телами бойцов. Здесь нет ни снега, ни единого кустика или захудалой травинки. Лишь израненная земля, обагренная кровью, измочаленные трупы с вывалившимися внутренностями, рваный в клочья металл и горы стреляных гильз.

Заградительный огонь станковых пулеметов не прекращается ни на секунду. Как и лютая бомбежка, и выстрелы артиллерии…  Да и скверная старушка-зима вносит коррективы.

Вьюга протяжно воет, мороз нестерпимо крепчает. Ветер набирает сил, готовясь снести на пути все. Он забрасывает снежинками, раздирающими лицо острыми краями, а на глаза наворачиваются слезы…  От безжалостного ветра…  Или нестерпимой боли при виде апокалипсиса, которой не где-то там нереальный и далекий. Он уже здесь, передо мной.

Прячась за мертвецами и переползая от одного к другому, я продвигаюсь вперед. Осколки снарядов и шальные пули пока избегают со мной встреч. Еще пять метров до штабеля трупов, запорошенных землей и снегом, и можно немного перевести дух. Около ямы от недавнего взрыва. Нужно хоть самую малость отдышаться после марш-броска по-пластунски, по ощущениям напоминающего спринтерский забег на сотку. Как оказалось, спрятаться там решил не только я. В воронке притаился дед сто лет в обед.

Из заповедных глубин памяти ненавязчиво всплывают чужие воспоминания. Мелькают смутные образы. Выныривают невнятные обрывки реплик. Крутятся эпизоды из жизни, накрывающие волной эмоций и ощущений.

Старичка зовут Федор, — вспоминаю я. Веселый, я бы даже сказал, забавный. Он частенько развлекает байками измотанных солдат в передышках между сражениями. Зажигает на их усталых лицах детские улыбки. Озаряет радостью истерзанные души. Воспламеняет их сердца. А как он рвет меха на гармошке!

Поет он, конечно, неважно. Сказывается полное отсутствие зубов. Но на общем впечатлении это не сказывается. Старенький он. Судя по его рассказам, военную службу еще при Александре II начинал. Но сколько в жизни повидал, и какая это по счету для него война, — знает лишь он.

— Федор, не видел Василия? — спрашиваю я, вытаскивая еще одно имя из чужого сознания.

— Какого? «Терку», что ли?

— Ну да. Его, наверное.

— Там, в сохранке…  Где ж ему еще быть-то…  Вместе ютились. Обложили, гаденыши, не выкарабкаться. Патронов нема, кирдык нам седня, — говорит он, указывая пальцем на небольшую кочку на горизонте.

— А ты как выбрался?

— Везучий. Перекур подкараулил, проскочил по-тихому. А Васютка не успел. Теперь лежу, момента жду. Тут ведь, как у черта за пазухой. Хотя кощунство это, разрази меня гром, в трупах таиться. Но не я эту «брань» затеял…  Не гневайся, лейтенант.

— Все нормально, спасибо за помощь. Удачи, дедушка Федя! Пополз я дальше, — кричу я ему и разворачиваюсь в нужном направлении.

Слышится дикий рев…  Близко…  Шлепок. Лицо забрызгивает чем-то горячим и мокрым. Тишина…

Протираю глаза. Опять весь в крови. Не своей…  Обернувшись, вижу труп несчастного старика. Череп его от осколка разлетелся на куски, забрызгав все вокруг кровью и серо-желтой массой.

Не работает примета…  Падают, оказывается, бомбы в одну воронку.

Мы с Сергеем здесь тоже уже заканчивали путь. В прошлый раз бомба попала не в старика…  Ползти…  Ползти…  Уже совсем близко…

Сантиметр за сантиметром я вздыбливаю руками мертвую землю, перемешанную с человеческим фаршем. Запах крови, смешанный с морозным воздухом, будоражит обоняние. Ползу вперед, но кажется, что все дальше отстраняюсь.

Я уже не человек…  Машина, лишенная чувств. В гидравлической системе промерзло все масло. Шестеренки работают на износ. Топливо на исходе. Бензобак пуст…  Лишь пары…  Только заложенная в стального монстра программа заставляет существовать и стремиться к цели. Затухающее сознание держится одним лишь пальцем над обрывом в бесконечность, зная, что обратной дороги нет.

Слышу хлесткие однообразные команды: «Ползи, ползи, ползи…»

Я не вижу адского пламени войны, лишь ледяную пустыню мертвой планеты и громадную прозрачную кобру. Она подпирает небесный свод, опершись на хвост и развернув капюшон. Хладнокровное пресмыкающееся готово к смертельному броску…

Чрезвычайно реалистично, чтобы быть сном, но слишком иррационально, чтобы считать реальностью. Триумф сумасшествия над разумом продолжается. Безумие бессмертно, его не задушишь, не убьешь.

Вспышка вдалеке…  Визгливый, нарастающий грохот почти разрывает барабанные перепонки, выводя меня из состояния, близкого к трансу. Разрушительные взрывы, подобные грому, где-то рядом, за спиной, почти наступают на пятки.

Разум возрождается, работает с новой силой, сжигая потаенные резервы организма.

Еще один шлепок…  Комки застывшей земли, словно камни, бьют в лицо. Разлепляю глаза…

Громадная мина в полуметре от лица. Она ухмыляется и шелестит крылышками, завораживая смертельной красотой. Новенькая. Блестящая. Муха на ней не сидела…  Игрушка психопатов.

Ужас подрывает распухший мозг, подобно атомной бомбе, раскидывает его куски по пустоте вечности. Волосы встают дыбом, застывая стальными проволоками. Поджилки трясутся, а по всему телу носятся и кусаются одуревшие от страха ядовитые самки гигантских сколопендр.

Я до безумия устал умирать…

Мне до тошноты надоело начинать все сначала…

Время течет, как загустевшая бордово-черная кровь…  Не торопясь. Секунда за секундой…

Но ничего не происходит…  Взрыва нет!

Ни через минуту, ни через три…  Взрыватель не сработал от удара! Меня переполняет радость. Умопомрачительное везение. Джек-пот! Хотя это намного лучше, чем даже выиграть миллион долларов в лотерею.

Окрыленный удачей, я вскакиваю и оставшийся путь до убежища пробегаю сломя голову. Ныряю в окоп и тяжелым ударом сапога распахиваю дверь бревенчатой подземной избушки.

Эта необдуманность едва не стоила жизни. Хорошо, что солдат в убежище, прежде чем стрелять, сначала смотрел в кого.

Землянка небольшая и темная. Освещается лишь керосиновой лампой. Из мебели — парочка пней вместо стульев и прогнивший деревянный стол. На нем лежат скомканные карты.

Передо мной мужчина лет тридцати, коренастый, невысокий. Со злыми глазами и топорщащейся двухдневной щетиной на мужественном лице. Судя по погонам — старшина. Он направляет ствол автомата прямо в центр моего лба. На спусковом крючке еле заметно подрагивает палец, готовый в любой момент спустить крючок.

— Не стреляй! Свои! — кричу ему и поднимаю руки вверх.