Бархатные тени - Андрэ Нортон

– «Сокровищами Индии»… – мечтательно повторила она.

– Но большая часть выручки пойдет на ветер! – В голосе Миссис Дивз звучало раздражение. – Эти люди были вполне готовы отдать вам долю судовладельца, Ален. А теперь она уйдет в карманы простых матросов и будет растрачена в подобных местах! – Она взмахнула затянутой в перчатку рукой в сторону улиц Варварского Берега.

– Не простых матросов. Очень даже не простых, если они оказались способны сделать то, что сделали. Нет, судовладелец получает доход от обычных торговых рейсов. Эта же находка стала следствием того, что они рисковали своими жизнями. И они так же вправе извлечь выгоду из своих усилий, как и все прочие люди. Этот нефрит… он, должно быть, составлял гордость какой-нибудь принцессы или императорской наложницы. Каким ветром занесло его в сундук пирата в Проливах?

– Таким, о котором я бы не решилась говорить подробно, – высказала я вслух свои прежние мысли.

– Совершенно верно, – согласился Ален.

Мы не сразу вернулись в отель, сначала Ален свозил нас в знаменитый французский ресторан «Пудель». Там нам подали яства, каких я не видела и не пробовала с тех пор, как покинула Брюссель на борту «Королевы Индии». Когда мы уже вставали из-за стола, я мельком заметила у колонны смуглого человека, смотревшего на нас.

Был ли это тот самый молодой человек, с которым я видела Викторину на балконе? Или он мне уже мерещился в любом мужчине сходного роста и цвета кожи? Взгляд мой был столь мимолетен, что я не была уверена.

Когда Ален уже усаживал нас в экипаж, подбежал официант. Он прошел мимо мистера Соважа и протянул Викторине сложенный носовой платок.

– Мадемуазель уронила вот это…

Викторина пробормотала слова благодарности, скомкала платок и сунула его за кружевную манжету платья. Вполне незначительный инцидент и явно невинный… но он отложился в моей памяти.

Когда мы вернулись в «Лик-Хауз», Алену поднесли телеграмму, содержание которой заставило его нахмуриться. Он сжал губы, и все резкие линии его лица обозначились сильнее.

– Дурные новости? – быстро спросила миссис Дивз. Она явно готовилась выразить сочувствие, но я не могла представить, чтобы Ален Соваж захотел этого, какие бы удары не нанесла ему жизнь.

– Снова нелады на «Лошадиной подкове». Думаю, что я напрасно послал разбираться Паркинсона: он просто не умеет как следует работать с людьми. Пришло время сменить его там, но это означает новую поездку в Вирджиния-Сити. Я должен ехать как можно скорее.

– Итак, – заметила Викторина после его отъезда, – он не отослал нас обратно в деревню. Здесь есть что сделать, что повидать…

– Но вы же ничего не хотели делать! – Я была более встревожена переменой обстоятельств, чем осмеливалась высказать. Снова вся ответственность была на мне, и если Викторина только и дожидалась, чтобы Ален уехал… что я могла сделать?

– Это потому, что Ален все время говорил о docteur и что я не должна переутомляться, пока ему не покажусь. Теперь здесь больше нет Алена, никто не качает головой и не говорит, что мне следует вести себя осторожно. Я не больна, я ему так и говорила – и всем вам тоже, – но он никогда не слушал. И тогда, и раньше у меня была простая мигрень и немного кружилась голова. Теперь я не чувствую ничего подобного, и мы будем делать, что захотим, но уже без мрачной мины Алена. – Углы ее рта опустились, словно она передразнивала брата.

Однако она не собиралась начинать незамедлительно, за что я была благодарна, Напротив, она удалилась в спальню, сказав, что сейчас должна отдохнуть.

Мы уже получили визитки от тех, кто побывал на балу, но были избавлены от тягот обязательных визитов болезнью Викторины и еще тем, что мы приехали в город исключительно чтобы повидаться с врачом.

Я подумала, что миссис Дивз будет тяготиться нашей изоляцией и отсутствием Алена. Теперь она могла возобновить связи с прежними друзьями, и мне придется одной опекать Викторину.

До сих пор девушка была достаточно свободна, но беспокойная живость, которую она снова выказала утром, бродя от окна к окну, меня обескуражила.

Миссис Дивз удалилась с грудой записок, на которые она, по ее словам, должна была ответить незамедлительно.

На меня тоже подействовало беспокойство Викторины, и я не могла усидеть ни с книгой, ни с шитьем. Викторина с самого начала нашего знакомства ясно показала, что ее единственное чтение составляют модные журналы. Если она и открывала книгу, то лишь из любопытства: чтобы посмотреть что такого привлекательного находят в ней другие.

Хотя у нее были ловкие пальцы и она умела делать разные забавные пустячки вроде чепчиков, жабо и тому подобного из обрезков кружев, лент и искусственных цветов, но и на этом не могла сосредоточиться надолго. Она отбрасывала рукоделие незаконченным, потеряв к нему всякий интерес, предоставляя Амели делать последние стежки.

Сейчас же она хлопнула в ладоши, как делала всегда, призывая горничную – жест, который, по-моему, неприятно напоминал обычаи рабства. Правда, ни госпожа, ни служанка, похоже, не считали его оскорбительным.

– Амели! Принеси мне карты! – приказала она таким резким тоном, какого я никогда не слышала у нее в обращении с горничной.

Амели же, вопреки своему обычаю мгновенно подчиняться, двинулась не сразу. Я видела, как шевельнулись ее губы, будто она хотела что-то сказать. Потом она вопросительно глянула в мою сторону.

– Ты что, не слышала? – Нетерпение Викторины росло. Похоже, она отвергала некий немой протест служанки. Ее пальцы метнулись к горлу, отчасти приоткрыв под кружевом сорочки змеиное ожерелье. – Принеси сейчас же карты!

Амели вышла с явной неохотой, а Викторина выбрала один из маленьких столиков и быстро освободила его от вазы с розами, серебряного подноса с визитками и полупустой коробки конфет. В довершение она сдернула пурпурную плюшевую скатерть, обнажив полированную столешницу.

Пинком отшвырнув скомканную скатерть, она двумя толчками подвинула столик к своему креслу. Вернулась Амели с черным ларчиком в руках, но не сразу передала его хозяйке. Напротив, она стояла у стола, прижимая свою ношу к груди, словно бы не желая уступать. Пристальный взгляд Викторины встретился со взглядом служанки. Медленно, очень медленно Амели поставила ларец. При этом стал ясно виден ее отвратительный браслет с пауком. Я гадала, зачем она носит это украшение, столь искусное, что я вздрагивала всякий раз, как его замечала.

– Ты можешь идти! – в голосе Викторины был лед.

Амели медленно удалилась. Если она задерживалась, надеясь, что настроение хозяйки изменится и та снова ее позовет, то она просчиталась.