Орел в песках - Саймон Скэрроу

— Построй их здесь.

Как только солдаты построились, Пармений обратился к местным жителям по-гречески. Без всяких предисловий он объявил об угрозе префекта Скрофы наказать любого, кто предложит помощь и укрытие Баннусу и его бандитам. Местные угрюмо молчали; некоторые шепотом переводили слова на арамейский для тех, кто недостаточно понимал по-гречески. Старейшины внимали безучастно — они вдоволь наслушались подобных угроз от римских офицеров, а до них — от представителей Ирода Агриппы. Как всегда, они оказались зажаты между беспощадными войсками властей и сочувствием к бандитам — таким же, по сути, крестьянам, как и они сами.

Пармений завершил речь, напомнив, что Рим требует не только отказаться от помощи бандитам, но и активно помогать солдатам выслеживать и уничтожать Баннуса и его людей. Все прочее будет считаться помощью и поддержкой разбойникам; наказание последует быстрое и суровое. Пармений помолчал и перевел дыхание, прежде чем перейти к самой сомнительной части своей миссии.

— Чтобы убедить вас выполнять наши требования, центурион Скрофа повелел мне взять пятерых заложников из вашей деревни. — Пармений быстро указал на пятерых мужчин, сидящих ближе всего к Катону и солдатам. — Вот эти. Мы их забираем. Поставь вокруг них охрану.

После слов Пармения над гумном разразился хор гневных голосов; несколько местных вскочили на ноги и бросились к ветерану, выкрикивая что-то ему в лицо. Катон потянулся к мечу, но Пармений невозмутимо стоял на месте и вдруг раскинул руки, заставив ближайших старейшин отшатнуться.

— Вот так-то! — проревел он. — Я вас усмирю!

Деревенские неохотно затихли. Священник, показав на пятерых заложников, произнес:

— Ты не можешь их забрать.

— Могу — и заберу. У меня приказ. С ними будут хорошо обходиться и отпустят, как только Баннус будет уничтожен.

— Но могут пройти дни, месяцы!

— Возможно. Однако с вашей помощью мы покончим с Баннусом рано или поздно.

— Но мы ничего не знаем о Баннусе! — возразил священник, с трудом сдерживая гнев. — Ты не имеешь права хватать наших жителей. Мы пожалуемся прокуратору.

— Делайте что угодно, но эти люди идут со мной.

— А кто будет заниматься их делами? Растить урожай, пока их нет?

— Это твоя проблема, священник, а не моя. — Пармений повернулся к Катону. — Подними их. Возвращаемся к колонне.

Пять заложников, зажатые между двумя колоннами солдат, двинулись на площадь. Священник и остальные старейшины деревни поспешили за римлянами, крича и сердито жестикулируя. Пармений не обращал на них внимания. Катон старался следовать его примеру и глядел перед собой, слушая, как топают за спиной бойцы. Когда они вышли на площадь, остальные солдаты уставились в их сторону, стараясь понять, из-за чего такой шум. Пармений приказал отвести заложников туда, где конюх держал лошадей — его и Катона. Священник торопился сбоку, все еще протестуя, что семьи этих людей пропадут без них. Слова звучали впустую, и Пармений, не слушая священника, выкрикивал приказы готовить колонну к выходу.

Внезапно священник замолчал, уставился за спину Пармения, в сторону синагоги, и, пронзительно завизжав от оскорбления, побежал через площадь. Катон увидел, что дверь синагоги открыта и в полумраке помещения ходят люди.

— Проклятье! — Пармений хлопнул себя кулаком по бедру. — Идиоты!

Он поспешил за священником, Катон побежал следом. Внутри оказалась квадратная комната со скошенным каменным цоколем и четырьмя колоннами по углам, державшими купол. У дальней стены стоял деревянный шкаф, у которого сгрудились солдаты. Дверцы шкафа были распахнуты, и бойцы рылись внутри, вытаскивали оттуда какие-то свитки и разворачивали их — искали что-нибудь ценное.

— Прочь! — закричал Пармений, но слишком поздно.

Священник промчался по полу, выхватил свиток у солдата, стоящего у самого шкафа. Потом закричал от гнева и дал пощечину солдату — Катон узнал того самого, что уже пытался сунуться в синагогу. Пармений и Катон не успели вмешаться: Кантий ударил священника кулаком в лицо, сбив с ног, потом разорвал свиток пополам, швырнул его на пол и плюнул.

— Хватит! — Пармений подбежал и отпихнул солдата в сторону. — Проклятая скотина! Ты не представляешь, что натворил!

Солдат уставился на центуриона, потом показал на священника.

— Командир, ты же видел! Этот гад меня ударил.

— Это ерунда по сравнению с тем, что сделаю с тобой я. Выйти и построиться. Все!

Солдаты убрались. Священник поднялся, потер челюсть и, увидев разорванный свиток, издал ужасный вопль. Побледнев от ярости, он подобрал свиток и с разгневанными криками бросился к двери.

— У нас проблема, — тихо сказал Пармений. — Нужно убираться отсюда как можно скорее. Пошли!

Два офицера подбежали к двери. На площади солдаты молча разглядывали священника, который истерически вопил. Пармений бросил на них сердитый взгляд.

— Чего ждете, уроды? Я приказал строиться!

Солдаты с виноватыми взглядами двинулись к штандартам, торопливо подбирая поклажу и снаряжение; священник продолжал вопить. Старейшины деревни заглянули внутрь синагоги, появились снова, охваченные ужасом, и подхватили гвалт. Катон повернулся к Пармению:

— Заткнуть их?

— Нет. Мы и так уже натворили дел. Уходим.

На площадь стекались все новые жители и торопливо бросались к синагоге. Страдание на их лицах сменялось гневом, они начинали кричать на римских солдат.

— Отправляй! — проревел Пармений.

Но было уже поздно. На улицы, ведущие с площади, выбегали мужчины, женщины и дети. Солдаты сомкнули строй и подняли щиты, с тревогой оглядывая растущую толпу. Потом один из них опустил на землю поклажу и обнажил меч. Другие последовали его примеру и стояли, готовые действовать, как только прозвучит приказ или толпа придвинется слишком близко. Что-то мелькнуло в воздухе, и Катон заметил над толпой камень, опускающийся на строй римлян. В последний момент один из солдат присел и заслонился щитом — камень отскочил в сторону.

Центурион Пармений отступил на шаг к солдатам и обнажил меч. Катон почувствовал, как от гнетущего ощущения внутри все застыло. Положение ухудшалось с каждым мгновением. Если немедленно не восстановить хоть какой-то порядок, площадь вскоре будет залита кровью. Поблизости Катон увидел священника и шагнул к нему.

— Скажи им, чтобы разошлись! — Катон яростно махнул в сторону толпы. — Убери их с площади, или солдаты начнут атаку.

Священник ответил дерзким взглядом, и на мгновение Катон испугался, что тот слишком охвачен гневом. Потом священник огляделся и, похоже, осознал опасность. Он встал рядом с Катоном, поднял руки и бурно замахал, крича что-то жителям. Солдаты угрюмо выжидали, толпа постепенно стихала, и наконец над двумя сторонами повисло напряженное молчание. Катон вполголоса обратился к священнику: