Врата Валгаллы - Ипатова Наталия Борисовна

— Резервную волну на своих машинах настроил?

— Само собой.

Эстергази не получил бы пощады, когда бы оказалось, что хоть малая толика хваленого мастерства, профессионализма, отваги — всего лишь отголосок громкого имени и славы прошлых поколений. От любого другого давно бы уже отвалили с проверками. Никому не позволено безнаказанно быть лучше других.

Из застекленной будки, что во втором ярусе, на обоих глядел Тремонт. Начальник казался озабоченным, комэски козырнули, но, судя по выражению лица, настроение его не улучшилось.

— Тянуть не будем, — сказал Гросс. — Прямо на следующий раз и сделаем. Чего тянуть-то?

* * *

Кто цветет, тот должен помнить,

что цветам отпущен час.

Осень ходит недалеко,

смотрит пристально на нас.

Не горюй, что изменились

очертанья лепестка:

поступь осени легка,

тяжела ее рука,

но если цвет опал бесплодно,

ждать ли нового ростка?

Пять протяжных гудков, предваряющих боевую тревогу — невыразимый словами трезвон, от которого на «Фреки» ни в какой щели не укрыться. Заслышав его, падаешь с коек, давишься пайком, вылетаешь из туалета, на ходу застегивая штаны. Пилоты взметываются в кабины, затягивая молнии скафандров-компенсаторов. Лишь опущенный блистер отсекает чертов звук. Как переживают этот кошмар остающиеся — всегда загадка. Ведь утихнет он не раньше, чем о готовности доложит последний пилот.

— Кинжалы готовы!

— Кинжалы пошли!

Кассета вылетела в забортный вакуум, Тецимы брызнули из нее в стороны: шесть в одну, шесть — в другую, один, казалось бы, момент маневрирования — все перестроились и пошли согласно боевому заданию.

— Шельмы готовы!

— Шельмы пошли!

— Кинжал — Шельме, — донеслось на резервной волне, хитрым образом подстроенной и заныканной комэсками для связи друг с другом. — Что у тебя?

— Оборона верфи. У тебя?

— Перехват. Я ближе. Тварь уже вывалилась на меня. Выпускает птичек. Подтягивайся.

— Сейчас. Отмечусь только, что был.

Легендарная верфь, где производилось лучшее в Галактике вооружение, при подлете напоминала беспорядочное скопление освещенных спиц, каждая из которых — толщиной с улицу. Именно здесь строились гигантские авианосцы, никогда не садившиеся на поверхность планеты. Святая святых Зиглинды. Святее были только ее неисчерпаемые недра. Даже сейчас… а впрочем, сейчас больше, чем когда-либо, шныряли тут грузовозы, искрила вакуумная сварка. Планета снабжала техникой свой «железный щит». Предполагалось, что уроды заинтересованы нанести сюда массированный удар. Рубену почему-то казалось, что им — исходя из того, что было про них известно — намного интереснее захватить верфь как можно более целой. Что они возьмут ее потом, спокойно и голыми руками, когда падет сопротивление планеты. По уничтожении ее «железного щита». Таково было его личное мнение, которого он по малости чина не мог высказать вслух. Послали защищать верфь — будем защищать верфь.

Кое-что виделось и утешительным. С отходом на планетарную орбиту сектора ответственности стали меньше, что позволяло вести более или менее человеческий образ жизни, это само собой. Но вот условия прыжка предполагали, что теперь нападающая сторона, выходя из гиперпространства там же, где и раньше, двигается в сторону своих целей на обычных скоростях. Что занимало определенное и вовсе не малое время. Уйти они по-прежнему могли мгновенно, но пока шли сюда… тут их можно было обнаружить и бить, не ожидая, пока они нанесут сколько-нибудь значительный ущерб.

Недостаток состоял в том, что, прорываясь сквозь «щит», враг видел в бомбовом прицеле планету.

Шельмы пронеслись над верфью, закладывая пологий вираж. Со стороны маневрирование в ее пространстве казалось смертельно опасным: таким нелогичным выглядело со стороны это переплетение радиальных и дуговых элементов. Словно главному инженеру предложили не заморачиваться ни правильностью, ни эстетизмом, а делать все исключительно так, как ему удобнее. Главное — результат. И, похоже, на этих условиях тут сменилось не одно поколение главных инженеров. Но чем ближе подходила эскадрилья, тем громаднее распахивались перед крохотными корабликами зевища ажурных арок. Промахнуться под ними не смог бы, вероятно, и крейсер, а двенадцатиметровая Тецима, даже столкнувшись с конструкцией и даже взорвавшись, не причинила бы вообще никакого существенного повреждения. Сварочные и режущие автоматы, двигавшиеся по направляющим, были много больше истребителей.

— База — Шельме, — включилась командирская волна. — Кинжалы наблюдают массированный выход уродов и просят помощи. Вы ближе других. Что верфь?

— Шельма — Базе. Верфь чиста. Понял, иду.

Щелкнул переключателем резервной волны.

— Шельма — Кинжалу. Гоняешь их?

— В гриву и хвост, — голос Гросса в шлемофоне был флегматичен. Так и уговаривались, что он попросит помощи, когда возникнет подходящий момент. — Давай, жду.

— Лидер — Шельмам. Экономить торпеды. «Друзей» — к бою.

«Друг», подвешенный на стабилизатор вместо одной из торпед, в активированном состоянии представлял собой имитацию Тецимы в натуральную величину, способную после выпуска более или менее самостоятельно маневрировать и даже стрелять. «Друг» предназначался для сбивания с толку вражеских систем наведения, а замысел Гросса состоял в том, чтобы снизить статистическую вероятность поражения атакующих АВ истребителей. Целую неделю Шельмы не вылезали из тактического центра, отрабатывая «петлю идиота» — траекторию, по которой выпустивший торпеду истребитель уходил из-под огня авианосца на безопасную дистанцию. Нормальные системы наведения, правда, палили только по приближающимся целям, но никак не по уходящим: удовольствие осуществить месть уступало целесообразности, прицел следовало переносить на новую угрозу, сбивать торпеду, а не того, кто ее выпустил. Однако после взрыва «Валькирии» ядерным старьем, запрещенным к применению всюду, где перемещались на двух ногах, не следовало рассчитывать на соблюдение уродами правил ведения войн.

— Лидер — Шельмам. Пуск «друзей» по моей команде. Старайтесь держаться под их прикрытием.

— Чистейшей воды безумие, — проворчал кто-то, не представившись. Джонас, ясное дело.

— У каждого из нас есть глубоко личная причина, почему эти бомбы не должны упасть на планету.

— Да, только правительственные бункеры глубже.

Можно было заткнуть его грубо. И даже, наверное, стоило. И был бы в своем праве. Но когда вопрос стоит вот так, о мере твоего собственного лицемерия… Ты слишком хорошо знаешь, что рискуешь их жизнями потому, что видишь — есть шанс. Это единственная причина. Высшее командование, как правило, делает это легко. Внешне, по крайней мере.

Я плохой командир?

— А вы, батенька, представьте, что АВ — это яйцеклетка, — вклинился в разговор участливый Дален.

Строй разнесло в стороны, а командир набил шишку о внутренность шлема.

— Заодно и выясним, кто тут самый шустрый.

— Лично я, — сказал Вале чопорно, — воюю за Тринадцатого. У него, бедняжки, даже персонального скафандра нет.

— Непорядок, — внес свою лепту Эно Риккен. — Надо ему какой-нибудь ящичек герметичный спроворить, с автономным обеспечением. Чтобы но тревоге нырял туда…

— …и закрывался.

У Рубена не было никакого желания прерывать базар в эфире. Гм… а помощь-то их лишней не была. Кинжалы намертво увязли в стае уродов, выброшенных из недр вражеского АВ.

— Гады, — пыхтел Гросс на резервной волне. — Они держат нас, пока бомберы идут к планете! Где тебя носило?

— Запись потом посмотри, — огрызнулся Эстергази. — Пришли, как смогли. Вот только сперва раздолбаем твоих смертников, чтоб за спиной не маячили…

Уроды, не ожидавшие еще одной эскадрильи, прыснули во все стороны: кто не успел — для тех все кончилось быстро, прочих не стали догонять. Цель была другая.