Herr Интендантуррат - Анатолий Федорович Дроздов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я открываю кондитерскую неподалеку, – сказал Николай (так он представился). – Нет ничего необычного в том, что кондитер носит свежую выпечку по домам. В этом доме живет дама, а женщины любят сладкое.
– Как думаете передавать сведения в Москву? – поинтересовался Крайнев.
– По радио.
– Ежедневный выход в эфир? Вас запеленгуют мгновенно!
– Не запеленгуют, – сказал Николай. – Примем меры. В N я не один. Добытые вами бланки аусвайсов пригодились.
– Познакомите меня с членами группы?
– Нет. Им не следует знать вас, вам нежелательно видеть их. Связь через меня.
– Пусть! – согласился Крайнев. – Не сочтите меня трусом, но рано или поздно немцы перехватят донесение и расшифруют – дешифровальщики у них хорошие. Станет ясно, что источник сведений находится на станции, причем, судя по его информированности, круг подозреваемых весьма узок.
– Никто не считает вас трусом, – сказал Николай. – Для этого нет оснований. Наоборот. В Москве меня предупредили: вы склонны к неоправданному риску. Мне нравится ваша осторожность, но вы зря беспокоитесь. Если немцы расшифруют донесение, то не смогут его прочесть.
– Почему?
– Перед шифровкой я переведу текст на язык одной малой народности СССР. В Москве есть люди, знающие этот язык, а вот в Германии – вряд ли. Особенно среди дешифровальщиков.
Крайнев внимательно посмотрел на плоское, скуластое лицо Николая и больше вопросов не задавал. Через день после этого визита над N появился самолет с красными звездами на крыльях. Он неторопливо облетел город и окрестности и был отогнан спешно вызванными немецкими истребителями. Истребители пытались самолет сбить, но он скрылся в облаках. А на следующий день прилетели бомбардировщики. Они деловито забросали фугасными бомбами несколько расположенных в окрестностях N воинских частей, уделив особое внимание той, возле которой Крайнев с Эльзой некогда устроили пикник. Крайнев узнал это, прослушав запись, сделанную Эльзой в ресторане. Судя по горячности немецких офицеров, налет оказался чрезвычайно эффективным (Крайнев с удовольствием указал это в донесении): погибло не менее четырех сотен немцев, еще большее число ранено, батальон связи с его приемно-передающей аппаратурой, станцией пеленгации и антеннами перестал существовать. Говорившие сетовали, что восстановить узел связи и слежения получится не скоро: у вермахта не хватает техники и специалистов, а центральный фронт в данный момент – спокойное место, горячие бои идут на Украине. Туда в первоочередном порядке идут подкрепления.
В N давно не видели русских самолетов, и налет вызвал панику. В городе ужесточили комендантский час и светомаскировку. Крайнев получил нечаянные выходные. Опасаясь повторных налетов, немцы временно закрыли станцию: эшелоны следовали через N без остановок и преимущественно ночами. Обслуживающему персоналу велели сидеть дома. Крайнев подчинился и три дня бездельничал. Эльза была в восторге. Забросив дела в гостинице, она не отходила от возлюбленного. Они вместе ели, спали, мылись, разве что в уборную ходили порознь.
– Пусть бы самолеты еще прилетели! – сказала Эльза на третий день. – Так хорошо с тобой!
Крайнев вздохнул.
– Грех радоваться! – сказала Эльза, по-своему поняв его вздох. – Но я не могу удержаться. Умом понимаю: погибли люди…
– Это не люди! – сказал Крайнев. – Фашисты… Видела, что вытворяют?!
– Где? С начала войны не выезжала из города.
Эльза прижалась щекой к его плечу, и Крайнев стал рассказывать. О гибели Брагина и сопровождавшего его бойца, о лагере для военнопленных в Городе, намерении немцев расстрелять городских евреев, пытках и убийстве семьи Мордки Иткина, уничтожении жителей Вдовска… Эльза плакала, он осторожно стирал слезы с ее лица, но продолжал. После того, как он закончил, Эльза долго молчала.
– Всегда знала, что ты замечательный человек, – вымолвила она, наконец. – Я тобою горжусь!
Крайнев не ответил.
– Не вздумай возражать! – сердито сказала Эльза, хотя Крайнев ничего такого и не думал. – Расскажи о себе! Ты обо мне все знаешь, а я о тебе – ничего. Хоть немножко!
Крайнев, выбирая слова, рассказал о родителях, бабушке, учебе в училище.
– Не могу поверить, что ты интендант! – сказала Эльза. – После того, как ты воевал в сорок первом. Да и здесь… Кем ты хотел стать в детстве?
– Переводчиком.
– Вправду знаешь два языка?
Крайнев задумался и продекламировал по-английски эпитафию на могиле Шекспира, сочиненную самим драматургом.
– Как по-английски «я тебя люблю»? – спросила Эльза.
Крайнев сказал.
– Звучит лучше, чем по-немецки, – сказала Эльза.
Крайнев улыбнулся и произнес фразу по-украински, затем – на белорусском и польском.
– Приятно, когда тебе объясняются в любви на стольких языках! – сказала Эльза. – Интересно, если по-белорусски «любить» – это «кахать», то ты «каханый»?
– А ты «каханка».
– Мне нравится! – сказала Эльза. – Хорошо знать много языков!
– Лучше иметь один свой и держать его за зубами! – возразил Крайнев.
– Не-е! – не согласилась Эльза. – За зубами плохо. Какой тогда французский поцелуй?
Она тут же продемонстрировала Крайневу, что его высказывание необдуманно. Крайнев вынужден был согласиться. В наказание Эльза велела ему трижды поцеловать ее по-французски. Однако уже второй поцелуй перерос в контакты второго рода, которые по взаимному согласию продолжались до полного изнеможения сторон. Эльза сразу уснула, а Крайнев долго лежал с открытыми глазами. Ему было неловко осознавать, что его отношение к Эльзе все более определялось словом «кахать». Это было неправильно – любить одновременно двух женщин, но в реальности получалось именно так. Они были очень непохожими: стеснительная, тихая Настя и раскрепощенная в любви, но жесткая в деле Эльза. В сознании Крайнева они сливались в один образ, индивидуальные черты одной дополняли особенности другой, причем получалось не нечто искусственное, а наоборот – близкое и родное. «Может, правы мусульмане, заводя несколько жен?» – подумал Крайнев, и тут же пристыдил себя за такую мысль. «Распутник! Сатир! Бабник!..» – клеймил он себя, а когда устал, придвинулся ближе к Эльзе. Она прижалась к нему горячим телом, и Крайнев, засыпая, подумал, что в исламе все же что-то есть…
⁂
Поезд вырвался из лесного коридора и, пыхтя трубой, покатился по равнине. Плоская, обширная, она была засыпана снегом, скрывавшим неровности земли и маскирующим кустарниковые заросли. Кусты росли по берегам речки, бежавшей вдоль железнодорожного полотна. Железнодорожный путь недавно расчистили, две черные нитки рельсов тянулись далеко вперед, сливаясь воедино где-то в необозримой дали. Паровоз мощно дышал, огромные стальные колеса с силой вдавливали рельсы в мерзлую землю, те сопротивлялись, пружинили, толкая вперед тяжелую машину и прицепленные к ней вагоны. Машинист через стекла кабины посматривал вперед и по сторонам. Вокруг дороги не было ни души: ни человека, ни деревни, ни даже одинокого дома.
«Совсем не похоже на Германию! – думал машинист. – Там выезжаешь из одного города и сразу попадаешь в