Заговор «Королей» - Георгий Пушнин

Пётр был предельно лаконичен.

— Действуй быстро, — сказал он. — Я становлюсь нетерпеливым. Больше никаких переговоров, пока мои друзья не вернутся в столицу.

— Видели? Быстро в вертолёт, — сказал Чернявский и, достав из кармана английскую сигару, быстро раскурил её и стал жадно и как-то озорно дымить ею.

Илья предпринял новую попытку связаться с Пушкиным. Его не оставляло странное чувство, суть которого он никак не мог для себя расшифровать. Вместо картинки на мониторе возникла надпись: «Никаких переговоров. Я все сказал». Мысли замелькали так быстро, что Илья едва успевал ловить их и связывать одну с другой. Срабатывало скорее знание человека и его привычек, нежели понимание ситуации. Как же он раньше не догадался?

— Немедленно взорвите вход в центр управления, — приказал Илья.

— Зачем? — удивился Роха. — Он же прямо сказал, что запустит самоликвидацию, как только мы попытаемся атаковать.

— Взрывайте! — крикнул Илья и бросился прочь из кабинета. И вместо пепельницы сунул сигару в подвернувшийся стакан с водой. Она вдруг так страшно зашипела, что он развернулся на ходу и, сузив веки, посмотрел на остатки сигары, всплывшей в стакане.

На этаже, где располагался центр управления, они оказались, когда дым от направленного взрыва уже рассеялся. В развороченной двери сейфа зиял проем в человеческий рост. Внутри никого не было. К главному компьютеру был подсоединен видеоблок. Пушкин заснял сам себя в этой комнате и во время сеансов связи просто пускал запись, которую озвучивал с дистанционного компьютера — откуда-то вне этого центра. Не зря на экране он всегда жевал и отворачивался. На мониторе теперь светилось издевательское «Сюрприз».

— К вертолётам, — сказал Илья.

Пётр Пушкин и Президент ССР ожидали своих друзей в ангаре с вертолетами — здесь их было три штуки, здоровых армейских, с полным боекомплектом. Верхние створки ангара уже были открыты, и небо — свободное и чистое — казалось таким близким. Марина, Долинин и мама Лора появились в ангаре, окруженные охранниками. На более тонкую работу не оставалось ни секунды. Пушкин поднял автомат и вышел из укрытия. Охранники в растерянности побросали оружие, но только после того как один из них поплатился за излишнее геройство.

Однако к вертолёту спасенные не успели. В ангар ворвалась новая порция боевиков во главе с Чернявским и Рохой.

— Всё, — сказал Илья. — Петя, бросай автомат. Ты не успел.

Пушкин оглянулся — его друзья были в двух шагах от вертолёта, — медленно положил автомат на пол и ловко выдернул из рукава пульт — небольшую пластину с единственной кнопкой.

— Илья, не надо. Отпусти их, — без всякой надежды попросил Латунин, но Илья, как завороженный, смотрел на пульт в руках Пушкина.

— Догадайся с трех раз, что это за штука. — Пушкин говорил очень спокойно для человека, находящегося под прицелом множества стволов. — Ты можешь, Илья. Объясни мне и своим хлопцам, что это за пульт.

— Ты перевел на пульт импульс активизации самоликвидации базы. Но ты этого не сделаешь. Такие трюки только в кино проходят. А в реальности у тебя в руках жизнь двух президентов.

— Я за свою не держусь, — сказал Президент ССР. — Прикажу — и сделает.

— Мальчики, остановитесь, — запричитала мама Лора, мелкими шажками приближаясь к Пушкину. — Мальчики, не надо. Сядем — поговорим. Илюша, Петенька, вы же так дружили…

Латунин сделал предостерегающий жест, но опоздал. Мама Лора с оглушительным визгом и поразительной для ее возраста прытью запрыгнула на спину Пушкину, вцепилась зубами в шею, одновременно крепенькой ножкой выбив из рук пульт, который отлетел прямо к Чернявскому. Поднялась стрельба. Пушкин видел, как согнулся от пули, попавшей в плечо, президент Домингин, — но, раненный, он успел достать очередью из автомата Хулио Роху. Как споткнулась и осела Марина, бежавшая к Чернявскому, — её бедро окрасилось алым. И мама Лора вдруг ослабила хватку и сползла, получив пулю прямо в распахнутый в последней истерике рот. В руках у Чернявского пульт был недолго. Латунин проявил невиданную для его темперамента сноровку: неуклюже, но, видимо, цепко схватил Чернявского за руку — пульт выпал. К нему из последних сил рванулась Марина. Когда пульт оказался у нее, все замерли, будто невидимый наблюдатель нажал «стоп-кадр».

— Уходите, — сказала Марина. Она сидела, прислонившись к стене, занеся палец над смертельной кнопкой. — Уходите. Я остаюсь здесь.

— Без тебя шагу не сделаю, — услышал Пушкин будто со стороны собственный голос.

— Он не даст нам улететь вдвоем — разве ты не понимаешь. У него есть чем сбить вертолёт. Уходи, Петр. Я остаюсь с Ильей. Петр, с тобой два президента.

Пушкин беспомощно оглянулся на президента Домингина; тот баюкал свою безвольно повисшую руку и вряд ли смог бы вести вертолет.

— Неплохой обмен. Мне — Марину, тебе — президентов. — Кривая улыбочка Ильи отдавала чем-то определенно зловещим.

— Марина…

— Уходи, Петр, не беспокойся обо мне. Мы еще увидимся, обещаю.

Пушкин в полном обнулении чувств помог президенту Домингину подняться в вертолёт. За ними впрыгнули Президент ССР и Латунин. Илья поднялся, потирая шею, и подобрал автомат.

— Не двигайся, если хочешь жить, — холодно остановила его Марина и подняла пульт — для наглядности.

Лопасти вертолета вращались все быстрее, он оторвался от площадки и ушел вверх. Илья, в котором все при этом перевернулось, протестующе застонал, бросил ненужный автомат и побежал к другому вертолету.

— Илья, стой! Не смей! — кричала Марина. Но Илья уже садился в вертолёт, словно ему были безразличны и крики её, и возможные действия, словно все кроме тупой мести утратило смысл. И Марина почувствовала это: все кончено, Илью не остановить. Боевики Чернявского — те, кто уцелел в спонтанной перестрелке, — испуганно поглядывавшие на Марину, но, по всему решившие, что не посмеет она умереть — духа не хватит девичьего, — потянулись к третьему вертолёту.

Илья запускал двигатель, когда Марина бросила последний взгляд в небеса, оставшиеся высоко за створками, закрыла глаза и нажала на кнопку.

Вертолёт Ильи успел взлететь, но небо и землю раскололо, подняло и смешало страшным взрывом, и пламя опалило машину, а потом и вовсе затянуло в разверстую жадную пасть судьбы.

Машину, где находились беглецы, тряхнуло бешеной взрывной волной, сельва за нею вздыбилась и заполыхала. Пушкин почувствовал — и это ощущение было реальней реального, — как сердце его оторвалось и упало туда, где нескоро еще осядет серая пыль империи Чернявского и где осталась его любовь.

— Я сожалею, — сказал Президент ССР и положил ему руку на плечо. Отвечать не хотелось.

Чёрное пятно взрыва осталось далеко позади, когда неожиданно ожил эфир.

— Господин Президент, предлагаем вам посадить вертолёт. Вы находитесь под защитой армии Соединенных Штатов.

Прямо по курсу перед ними один за другим повисли три американских вертолета.

— И здесь появились американцы, — с предельным сарказмом прокомментировал Домингин. — Откуда они все узнают?

— Что зря размышлять? — ответил Пушкин. — Наши действия?

— Повторяем: вы находитесь под защитой армии Соединенных Штатов, — вновь принялись увещевать их, — вы и Президент ССР.

— Вот заразы, чтоб им провалиться. — Домингин даже забыл о ранении.

— В последний раз предлагаем вам…

— Я, президент Эль-Тары, нахожусь в воздушном пространстве своей страны и в охране не нуждаюсь! — крикнул Фернандо Мануэль в микрофон.

Боковые вертолеты разошлись, а тот, что остался перед ними, выпустил две ракеты. Одна прошла слева, другая — справа.

— Вот это охрана! — восхитился Латунин.

— Садимся? — для проформы задал вопрос Пушкин.

— Чёрта с два, — ответил Президент ССР. — Это смешно, в конце концов. Примем бой.

Но тут в эфир прорвался еще один голос — до боли знакомый голос генерала Абросимова:

— Добрыня, Добрыня, отвечайте. Я — Муромец. Господин Президент, прибыл ваш эскорт.

Из-за холмов за их спиной поднялись защитного цвета российские вертолеты. Над головой делали эффектный разворот истребители ВВС Эль-Тары, как по мановению волшебника вдруг появившиеся из-за горизонта.

— Есть, Муромец. Я — Добрыня. Вы вовремя, — ответил Петр Пушкин. — Живём. Это наши.

— Ребята! — по-детски воскликнул Латунин, демонстрируя всем собственную руку. — Наконец я понял, что за штука у меня под кожей.

— Теперь достаточно контроля? — обратился к президенту Домингину Пушкин, наблюдая, как разворачиваются и уходят американские вертолеёты.

— Теперь — достаточно.

Пушкин опустил руку в правый карман, достал кубинскую сигару и с невероятным благоговением сжал ее в руке. Рука чуть дрожала, от этого казалось, что сигара живая…