Зеленый фронт (СИ) - Рус Агишев

Наша главная задача — это скрытный сбор информации! В этот раз никаких пленных и показательных казней! Я понятно говорю, Абай! — Тот лишь хмуро кивнул в ответ. — Наше дело обнаружить искомое… Дальше Карл Генрихович, наступает ваше время. Каковы ваши действия, напомните для наших товарищей, чтобы потом не было никаких проблем.

Поправив круглые очки на носу, тот невозмутимо, с непоколебимым чувством собственного достоинства, начал рассказывать:

— Моя задача идентифицировать найденный объект или вещество. С помощью принесенных с нами реактивов, я произведу ряд несложных манипуляций и получу ответ на вопрос — что это такое? Хорошо бы и документацию захватить…

— Война план покажет, — прервал его лекцию капитан и начал проверять оружие.

Глядя на него, оружием занялись и остальные. Исключением был врач, который, открыв черный саквояж, с благоговением перебирал разного размера и цвета флакончики.

— Вот и отлично, — встал капитан. — Абай идешь первым. Дальше старшина, потом ты, Сергей. За ними профессор идете вы. Замыкающим я. Все, вперед.

Никакого оцепления, действительно не оказалось. По периметру довольно крупного села были обнаружены лишь несколько патрулей, которые оседлали единственную дорогу.

— Смотри-ка, глазастый, — буркнул капитан, высматривая двух приткнувшихся возле пулемета немцев. — Точно, ведь село почти не прикрыто. Странно, как-то это все… Оружие испытывают, а охраны практически и нет! У нас бы за такое разгильдяйство точно головы полетели, а тут смотри-ка, пусто! Вот, черт! Куда прешь! Абай! Абай!

Возле покосившегося забора какой-то потемневшей халупы врач принялся с диким энтузиазмом отрывать длинную доску.

— Убью! — прошипел капитан, с ужасом наблюдая за расположившимся метрах в ста немцами. — Урод! Сказал, ведь, ни звука! Ну, какого черта тебе там понадобилось!?

Пистолет словно живой сам прыгнул ему в руку. Распластавшись, он осторожно пополз в сторону патруля. «Вот падла! — раскаленными молоточками билось в его мозгу. — Только бы не услышали! Только бы не услышали! Услышат и все, хана! Тут дистанция аховая, дошколенок не промахнется… Убью, падлу!».

У края дома, от которого до немцев было рукой подать, капитан услышал какой-то приглушенный звук и сразу же обернулся. Глаза успели поймать лишь смазанный силуэт, исчезнувший в том самом месте, где с таким неистовством ломал забор врач.

— Все, амба, обнаружили! — прошептал он и, позабыв про осторожность, сиганул через кучу дров.

Оказавшись во дворе, он уже не скрываясь ломанулся в сторону своих товарищей.

— Командир, командир, все в порядке, — среагировал на перекошенное от злости лицо капитана Абай. — Я успокоил его. Хорошо далеко не ушел.

Возле невысокого шалаша, скрывавшего погреб, на корточках сидел весь его новоиспеченный отряд. Правда, как сразу же отметил наметанный глаз командира, один все же не сидел, а лежал. Врач лежал, широко раскинув руки словно пловец.

— Вот, гнида, чуть все не погубил, — ни как не мог успокоиться разведчик. — Старшина, плесни-ка на него воды немного, послушать хочу … И связать надо, а то рыпнется, пристрелить придется.

Несколько капель воды, упавшие на лицо врача, оказали на него просто магическое действие. Он сразу же открыл круглые от боли глаза и застонал.

— Рот, рот, ему закройте! — рукав чей-то рубахи сразу же запихнули ему рот. — Заорет ведь!

— Что же ты, дорогой Карл Генрихович, так плохо себя ведешь? — склонился над ним капитан. — Нехорошо! Говоришь, что русак, а сам к немцам хотел бежать…

— Товарищ майор, да что с ним говорить? — вклинился в монолог Сергей, ненавидящим взглядом впившись в связанного. — Шлепнуть его и все дела! Он же нас немцам сдать хотел.

Медик побагровел, а его и без того круглые глаза норовили совсем выскочить из орбит. Он в отчаянии мотал головой и издавал просительные мычащие звуки.

— Только тихо и по порядку, — капитан приложил палец к губам. — Не обмани меня, Карл Генрихович.

Несколько секунд врач быстро как рыба, выброшенная на сушу, глотал воздух.

— Я же свой, советский…, — жалостливо бормотал он, бегая глазами. — Вы что?

— Вот же гад! — коротко, почти без замаха, старшина ударил его по лицу. — Свой, советский? Да твоего стука по забору только глухие не слушали! Гнида, ты, а не свой, советский! Понял!

— Это какое-тол недоразумение… Я же за баллоном полез, — шевеля разбитыми губами, шептал врач. — Там, за забором, баллон лежал с какими-то надписями. Надо было лишь прочитать, что там написано. Вы понимаете, я же хотел подойти поближе?!

Разведчик с силой провел ладонью по лицу и с чувством выругался. Потом развернулся и скрылся в траве.

— Этот что ли? — бросил он что-то блестящее к ногам врача, когда вернулся. — Вон там надписи какие-то… Читай, наука, пока не шлепнули, как дезертира!

Пока врач разбирал немецкий шрифт, все молчали, стараясь не смотреть на друг на друга. Наконец, тишину прервал шепелявый голос.

— Это, несомненно, кислород, — блестящий баллон в крупных ладонях доктора выглядел эдаким недоросшим поросенком, которого оценивали покупатели. — Вот маркировка. Доставлен со складов кригсмарине. Он достаточно свежий и судя по манометру использован почти полностью.

— И? — не выдержал капитан.

— Находка таких баллонов определенно говорит в пользу версии об испытании химического оружия. Однако, это лишь один из кирпичиков… Нужно больше сведений!

39

Андрей продолжал бежать в полной темноте. Абсолютная чернота, чернильная, она окружала его со всех сторон. Временами, она приобретала просто осязаемую форму, плотно обволакивая его тело.

— Андрюшечка! Сыночек! — лился голос, время от времени прерываясь всхлипами. — Где же ты?! Нету моих сил больше терпеть это?

Столь родной голос словно острый нож вонзался в его сердце. Сильная жалящая боль скручивала его…

— Мама, тута я! — через силу кричал он в ответ. — Здесь! Я иду к тебе!

С каждым его криком вокруг становилось все светлее и светлее. Тьма распадалась на мятые рваные хлопья и медленно истончалась.

— Еще немного, мама. Потерпи немножко, — бормотал он, шаг за шагом отвоевывая себе свое старое тело. — Еще совсем чуть-чуть…

К нему рывками стали возвращаться старые чувства… Сначала он слышал какие-то обрывки из безумной мешанины птичьих трелей, гула ветра и человеческих голосов, потом в его сознании стали возникать какие-то картины. Наконец, Андрей словно провалился в яму: свет, звуки, ощущения разом заполнили его.

— Кровинушка моя, ты меня слышишь? — безумно родной голос, который ему так часто слышался, вновь возник в его сознании. — Вернись ко мне!

В мгновение ока огромный лес был перерыт с самого верха — с тонких едва уловимых раскачивающихся веточек березы — и до глинистой почву, где хозяйничали скользкие корни.

— Мама, мама, — шептал лес каждым листочком, каждой травинкой. — Я здесь мама! Я здесь с тобой!

…Сжимавшая в побелевших пальцах платок, женщина встрепенулась. Ее покрасневшие глаза встревоженно забегали по сторонам. Они в недоумении пробегали с корявой березы на длинноствольную сосну, с раскидистого орешника на раскачивающуюся осину…

Тонкие губы что-то зашептали. Еле слышно слова пробивались через воздух и уносились куда-то в пространство.

— Дева Мария, спаси и сохрани… Дева Мария спаси и сохрани…

Та самая корявая береза, что минуту назад медленно раскачивалась на ветру, осторожно склонилась перед женщиной и обхватила ветками ее лодыжки.

— … Господь есть мой щит, что защитит меня от врага человеческого и лукавого…

Гибкая плеть орешника ласкового коснулась ее головы и осторожно поправила выбившуюся из под платка прядь волос. Онемевшая от страха женщина не могла пошевелить ни рукой ни ногой. Вдруг, ветер, до этого теребивший верхушки деревьев, сник и в наступившей тишине послышался чей-то едва уловимый голос. Казалось, говоривший находился где-то за тысячи километров и его слова донеслись сюда по ветру, касаясь каждого из встречавшихся по пути деревьев.

— О, Боже, сыночек, — ее ноги подкосились и женщина медленно опустилась на траву, аккуратно придерживаемая с боков ветками деревьев. — Ты все-таки нашелся! Сыночек, я верила, что ты жив! Вот те крест, верила, что жива моя кровинушка…

Растущие на пригорке кустарники начали быстро сплетаться ветками между собой, закрывая от любопытных глаз плачущую женщину. Тонкие плети орешника с большими листьями осторожно двигались навстречу друг к другу, выстраивая плетеную стену. Из под мягкого изумрудно-зеленого мха рвались в небо тонюсенькие травинки, начинавшие своей массой укутывать ее обнаженные ноги.

«О, боже, что я натворил?». Андрей начал приходить в себя, отрывками вспоминая недавние события. Куски за кусками они врывались в его сознание, еще более усиливая ужас и стыд…