Большой секс в маленьком городе - Татьяна Полякова

– Передам, – кивнула я, – а сейчас извини, мне пора.

Света покинула машину, я подумала и достала диктофон из «бардачка». Очень может быть, что пригодится.

Я направилась к подъезду, а Света вернулась в свое укрытие, значит, все же переживает за подругу, а не только за то, что папаша, прогневавшись, отправит ее в ссылку.

Ирина ждала меня возле двери. Не знаю, в каком состоянии была девочка, а вот мачехе врач просто необходим.

– Мужа увезли в больницу, – заикаясь, сообщила она. – Утром, когда все это случилось. Сердечный приступ. Катю он в больницу отправлять запретил, она не хотела, плакала. Ее здесь оставили, муж просил посидеть с ней. Я в туалет отлучилась, а она бинты с рук сорвала. Господи, что мне делать? Если ее отправят в психушку, он мне никогда не простит. А мне с ней не справиться.

– Вы успокойтесь, – как можно мягче попросила я. – И расскажите все по порядку – По порядку... Ага... Катя вроде бы успокоилась.

Конечно, нас милиция замучила, особенно когда Юлю нашли, но муж настоял, чтобы нервную систему ребенка щадили. Вы знаете, мне показалось, она успокоилась. Конечно, Юлю жалела, но сама вызвалась в школу идти, отцу сказала, что больше у нас с ней проблем не будет. Я поверила... Такой ужас с Юлей, они же подруги... Катя не глупая, понимает, что во многом Юля сама виновата, то есть я не хочу сказать... ох, господи... одним словом, мы были уверены, что это для нее хороший урок и она действительно... Вчера вечером она была сама не своя. Какая-то задумчивая, нас вроде бы и не слышит. Отец пробовал с ней заговорить, а она: голова болит. А утром... утром она пошла в ванную и вскрыла себе вены.

– Крови много потеряла? – спросила я.

– Слава богу, нет. Она испугалась, закричала, сама дверь открыла. Мы проснулись... у мужа сердечный приступ, я... я едва с ума не сошла. – Она положила руку на живот и вздохнула. – Стараюсь держать себя в руках, но не получается. Боюсь за маленького...

– Что она испугалась, это хорошо. Но попытку, вы говорите, все же повторила?

– У нее была истерика. Катя сорвала бинты, кричала, что все равно жить не будет. Вот я вам и позвонила.

Просто не знала кому. А вы... вы в курсе наших проблем... Может быть, скажете, что нам делать?

– Я бы хотела поговорить с Катей, – вздохнула я.

– Вряд ли это возможно...

– Я все-таки попробую. – И, не дожидаясь возражений, направилась в комнату Кати.

Мне показалось, что она спит, глаза закрыты, дышит тихо и ровно, я пристроилась в кресле, стараясь не шуметь и не потревожить ее, но тут Катя открыла глаза.

– Это вы? – спросила она испуганно.

– Как видишь, – не стала я спорить.

– Вы зачем пришли?

– Поговорить.

– О чем?

– И о тебе тоже. Ты можешь продолжать жалеть себя, портить жизнь отцу и гнить заживо. А можешь сделать по-настоящему доброе дело. Помочь найти тех парней Для этого надо не побояться и рассказать правду.

– Вы откуда узнали? – забеспокоилась она. – Вы ведь не просто так сказали? Мачеха как-то узнала?

И отец знает?

– Нет. Но рассказать им надо. Чтобы они тебе помогли. От того, что ты молчишь, ничего не изменится, в хорошую сторону уж точно.

– Это... это правда лечится?

– Я не врач. Но думаю, что безнадежные ситуации бывают редко, а твоя совсем не безнадежна. Так что давай думать о будущем. И чем меньше в нем будет всяких подонков, тем лучше для всех. Понимаешь, о чем я?

– Понимаю.

– И по-прежнему начнешь утверждать, что ничего не помнишь?

– Они же убьют меня, – сказала она тихо. Логики в ее словах ни на грош, потому что бояться странно, коли уж она сама намеревалась покончить с собой. Но передо мной был несчастный ребенок, и о логике я забыла.

– Никто тебя не убьет. Юля погибла потому, что помочь ей было некому, так уж сложилось. А за твоей спиной милиция, семья, я, в конце концов. Рассказывай. Все, что можешь вспомнить. – Я незаметно включила диктофон, впрочем, вряд ли Катя что-то видела вокруг.

– Я... – жалобно начала она. – Вы только отцу не говорите. У него сердце больное. – Мне опять хотелось возразить, что об этом надо было думать раньше, но я смолчала, и девочка, покусав губы, продолжила:

– Мы с Юлей пошли к Горбатому мосту... только не спрашивайте зачем. Пошли, и все. Там всегда народ, весело.

Хотели пройтись по парку. А что? Это ведь не запрещено, верно? А на входе к нам тетка привязалась, здоровенная такая. И стала нас гнать, Юля ей ответила, грубо, конечно, а та ее ударила. С такой теткой разве справишься... Мы ушли, но здорово разозлились. Почему это мы не можем гулять там, где нам хочется? – Чувствовалось, что она тянет время, боясь перейти к главному. Я решила быть терпеливой и согласно кивала. – Ну, вот, мы пошли, и вдруг эти, на «Жигулях». Предложили прокатиться, мы согласились. Что в этом плохого? Потом предложили выпить. Я вам правду рассказывала, я как выпила, так сразу и вырубилась. А когда очнулась, оказалось, что я в каком-то подвале.

Она невидящим взглядом уставилась в стену напротив и опять замолчала. Ее начало трясти, пальцы сжимались в кулак, потом она зябко поежилась, перевела взгляд на меня.

– В подвале? – переспросила я, боясь, что у нее начнется истерика.

Она кивнула:

– Там окон не было.

– Подожди. Там не было окон, и ты решила, что находишься в подвале?

– А где же еще?

– Комната без окон еще не значит подвал. Постарайся вспомнить, как это место выглядело?

– Ну... просто комната, дверь железная. Окрашенные стены, кажется синие, в углу какие-то коробки. Я лежала на диване, старый такой диван, грязный. Мне стало плохо, меня вырвало, было очень стыдно, а еще страшно, потому что я ничего не понимала. Я подошла к двери и стала стучать. Очень долго никто не открывал, потом дверь открылась и вошел Саша, который мне водку наливал. Он очень разозлился, когда увидел, что меня вырвало, обозвал свиньей. Я стала проситься домой. Он меня толкнул и сказал: «Заглохни», я заплакала и спросила, где Юля. Он ушел. Вернулся с ведром и тряпкой, велел мне все убрать. Я не хотела, но он меня заставил, руку мне больно вывернул. Я стала убирать, и меня опять вырвало, а он начал меня бить, даже ногой пнул. Я закричала, а он пригрозил, что язык мне вырвет, и ушел. Я сидела и плакала и ничего не могла понять. Страшно очень было. Потом они вдвоем пришли, с Валерой. Вошли и смотрят, а Саша говорит:

«Видишь, эта дрянь все здесь облевала. Толку от нее не будет». Он сказал, что я вонючка. Так и сказал. А Валера засмеялся. "Да, – говорит, – товарец никудышный.

Она ни на что не годится". И стали смеяться. А потом... потом этот Валера подошел и стянул с меня кофту, ухватил за грудь и стал тискать, и говорит: «Чего добру пропадать?» А Саша в ответ: «До нее дотронуться противно». Тот засмеялся: «Ну, не скажи». И он... он... – Она закрыла лицо руками. Она не плакала, а судорожно тряслась. – Они делали со мной ужасные вещи. Я даже не знала, что люди бывают такими... что так можно...

Я кричала, а они смеялись. Сначала этот Валера издевался надо мной, а Саша курил и смотрел, потом он тоже... Я не хочу об этом вспоминать.

– Я понимаю, – сказала я как можно мягче.

– Ничего вы не понимаете, – отчаянно крикнула она. – Вы не знаете, что они со Мной делали. И все время смеялись, обзывали свиньей и вонючкой, а я... я плакала, боялась, что убьют... – Она дышала тяжело, с хрипом, я протянула ей воды, она жадно выпила и вернула мне стакан.

– Как ты оттуда выбралась? – спросила я.

– Они пришли... Я подумала, что, если они опять начнут, я вырвусь и разобью себе голову о стену. Я бы смогла, честно. Я тогда хотела умереть. И сегодня хотела, но испугалась. Но они... они были какие-то напуганные или нервничали очень. Саша подошел и сказал:

«Слушай, пигалица, если ты кому-нибудь про нас пикнешь, мы тебя собакам скормим. По частям. И смотреть заставим, как собаки будут грызть твои титьки».

Они бы так и сделали, я знаю. «Сдохнешь в страшных мучениях и никакой папа тебя не спасет». А потом натянули мне на голову мешок и повели куда-то. Там лестница была, я споткнулась и упала, поэтому и подумала, что мы в подвале. Потом меня в машину посадили, и мы поехали. Я не верила, что они отпустят меня.

Мешок сняли и вытолкали меня из машины, на площади. Сами уехали.

– Ты на номер машины внимания не обратила?

– Нет. Я... я не верила, что меня отпустили, и вообще... ничего не соображала. Стояла и не знала, что делать. Тут этот дядька на такси чуть не сбил меня. Сначала наорал, потом домой отвез.

– О Юле они ничего не говорили?

– Нет. Я думала, может, она сбежала, ну, из машины, пока нас в этот подвал везли. Позвонила ей... Когда она в школу не пришла, я... Я поняла: они ее убили. Я не знала, что делать. Светке все рассказала, Коршуновой. Она велела молчать, потому что парни эти – бандиты и обязательно убьют, раз обещали. Юле все равно не поможешь. Она сказала, что в милицию соваться бестолку. Мы с парнями сами поехали, пьяные были, скажут, что сами и виноваты... Только заставят все это рассказывать, весь город узнает. Что мне теперь делать, что? – всхлипнула она.