На край света - Владимир Кедров

— Становище?.. — недоверчиво переспросил Сидорка, прищурив глаз и почесывая за ухом. — Разрази меня громом на этом месте, коль я вижу хоть одну ярангу!

— А шалаши! Открой-ка, цапля, глаза! Видишь, там, левее речки, шалаши, белыми столбами подпертые? Это ли тебе не становище?

— Это яранги? Рыбий глаз! Видал ли кто-нибудь такие яранги?

— То бочки под селедку, — высказал предположение молчавший до того Ефим Меркурьев.

— Не бочки то, а башни, — заявил Степан Сидоров.

— Что это не яранги, то ясно, — медленно заговорил Дежнев. — Яранги выше. Да и крыты они оленьими шкурами. Все ж это тоже жилье… Землянки, может статься. Эти чукчи у моря — зверобои, а не оленные. Оленьих шкур, яранги делать, у них нету.

— Шалаши или башни эти подперты белыми столбами, — размышлял вслух Афанасий Андреев, рассматривая становище. — В толк не возьму, откуда у них столбы? Лесу ведь в тундре не сыщешь…

— А видишь ли, Афанасий, — ответил Дежнев, — столбы все эти гнутые, словно ребра. Не китовыми ли ребрами подперты их шалаши?

— Эх вы, молодцы! — укоризненно проговорил Андреев, обращаясь к Зырянину и Захарову. — Приказный лучше вас доглядел!

— Ясно: кость это китовая, — смущенно подтвердил Сидорка Емельянов. — А снегу-то! Снегу-то в трещинах сколько!

— Ивашка! — вдруг крикнул Дежнев Зырянину. — Неси махавку. Отмаши Феде, чтоб взял мористее.

Зырянин старательно отмахал шестом с привязанной к нему сетью.

Попов показал рукой, что приказ принял.

— Фомка! Отвали от носа, — сказал Дежнев своему рулевому.

Тут же он увидел, что коч не удаляется от берега, и отрывисто и резко подал общую команду:

— На весла! Идти на гребках!

Люди дружно бросились к веслам.

— Сносит на скалы. Надо поберечься, — сказал Дежнев оставшемуся возле него Андрееву. — Вон и Федя гребцов посадил, углядел, значит. Умница! Люблю молодца!

В морскую пучину с высоты трехсот с лишним сажен низвергался водопад. Временами порывы ветра дробили его поток на мелкие брызги. В эти минуты в облаке водяной пыли и брызг улыбалась веселая радуга.

— Ишь ты, красота! — восторгался Астафьев, любуясь водопадом.

— Нос-то, видно, на полдень заворачивает, — заметил Дежнев.

Быстрыми шагами он подошел к рулевому Фомке и взглянул на матку[90].

— Мы уже не на восток, на обедник[91] идем. Позади берега скрылись за носом. Спереди из-за носа тоже не видно берегов… Неужто?..

Волнение овладело Дежневым.

Морской горизонт расширялся с каждой минутой. Свежий ветер гнал волны с белыми гребнями. Легкие облака бежали по светло-голубому небу. Ослепляя, солнце искрилось на волнах и качавшихся на них льдинах.

«Сотня сажен — до края носа, — думал Дежнев. — Что-то за ним увидим?»

— Двадцатое сегодня, Михайла? — вдруг спросил он Захарова.

— Сентября двадцатый день, — твердо ответил тот. — Сегодня — три месяца плаванию.

Нестройный крик донесся с «Медведя», уже вышедшего за нос. Гребцы «Медведя» бросили весла и вскочили на нашести.

— Навались! — раздался ободряющий гребцов голос Дежнева.

Несколько мощных взмахов весел — и «Рыбий зуб» также выскочил за нос.

Море, ослепительно сверкавшее на солнце море, куда ни взглянешь, — вот что увидел удивленный Дежнев вместо горного кряжа ожидаемого берега. Тихий океан открыл перед Дежневым свои просторы. Редкие льдины там и здесь колыхались на волнах, обдаваемые белой пеной.

Гребцы вскочили. Грозные скалы Необходимого носа высились справа, и о них разбивались волны. Сзади и слева на востоке знакомое Студеное море. Его горизонт скрывался в туманной дымке. Спереди — сверкавшие на солнце волны нового, неведомого океана.

— Вот он, край земли Сибирской, — сказал Дежнев.

— Вона! — изумленно проговорил Ефим Меркурьев. — До края света, видно, дошли.

— Дежнев! — радостно кричал Попов с «Медведя», размахивая шапкой. — Семен Иваныч!

Так произошло одно из крупнейших географических открытий. Горсточка скромных русских людей совершила подвиг, даже не сознавая его величия. Двадцатого сентября 1648 года русские люди первыми из европейцев прошли проливом, существование которого было волнующей загадкой для европейских картографов и ученых. Дежнев не знал, что многие из них были готовы на любые жертвы, лишь бы достоверно узнать, отдельный ли континент Америка, или она — продолжение Азии.

А они, безвестный казачий десятник Дежнев и купеческий приказчик Попов, качаясь на небольших суденышках в узком проливе между великими материками, лишь случайно не увидели берегов Америки, в тот день скрытых туманом.

Часть вторая

1. «Рысь»

Необычная картина просторов нового океана поразила и мореходцев «Рыси». Лихие люди толпились у бортов, дивясь на черную громаду Необходимого Носа, на розоватые и зеленоватые льдины, качавшиеся на волнах.

Анкудинов стоял на носу коча, прислонясь к борту. В раздумье он посматривал то на берег, то на идущий впереди «Рыбий зуб». Вся фигура его выражала нерешительность. Зато на тупом и жестоком лице Ивашки Косого, стоявшего за атаманом расставив ноги и заложив руки за спину, не было заметно нерешительности и не было раздумья. Он смотрел исподлобья на «Рыбий зуб», видимо давно решив, как следует с ним поступить. Косой перевел взгляд на спину своего атамана.

Анкудинов оглянулся. Его бегающие глаза встретились с тяжелым и осуждающим взглядом Косого. Анкудинов как-то смешался и, к собственной досаде, неожиданно для себя, спросил:

— Думаешь, пора?

— А то нешто нет? — вопросом ответил Косой. — Чего ждать-то?

Анкудинов выпрямился, принимая независимый вид начальника.

— Я так и решил, — отрывисто бросил он и, не глядя на Косого, отошел от борта.

— Дружина! Ко мне!

Анкудиновцы, за исключением стоявшего за рулем Ивашки Вахова, сомкнулись вокруг атамана.

Анкудинов вскинул подбородок и, глядя выше шапок столпившихся людей, произнес:

— Атаман решил: покончим с Дежневым. Погыча-река за этим утесом — не иначе. Взять оружие! Тихо!

Топот разбегавшейся дружины и лязг оружия быстро стихли.

Анкудинов приказывал:

— Восемь гребцов, на весла! Трое — багорщики. По местам! Вам, пяти пищалям, залечь у бортов. Пищали до времени скрывать. Как подойдем да дежневцы всполохнутся, стрелять разом. Ты, Федька, бьешь старого хрыча Фомку. Ты, Митька, бесхвостую цаплю Сидорку. Ты, Евтюшка, валишь Дежнева. Наповал! Смотри, коли промажешь, голову оторву!