Переселение душ - Барри Пейн

— Я сам себе иногда удивляюсь, — сказал мистер Карвер.

Немного позже все поднялись, собираясь идти. Их ожидал двухколесный экипаж. Мистер Карвер сразу начал действовать.

— Ты возьмешь мисс Холмс в этот кеб, Тэдди? Высадишь ее по дороге к своему дому. Она живет неподалеку от вас. А я повезу миссис Баблоув в следующем кебе.

— Мы будем дома раньше их, — рассмеялась Дора, войдя в экипаж. — Между прочим, мистер Карвер, что вы собирались сказать мне о Нирване?

И мистер Карвер начал говорить о том, почему мисс Холмс не могла казаться очаровательной: ведь существует такая чудесная женщина, как Дора Баблоув.

— Я считаю, что вы себя плохо знаете, — добавил он. — А губки у вас — просто чудо!

Когда они доехали, Дора не пригласила мистера Карвера в дом. Она всего лишь сдержанно поблагодарила его за прекрасный вечер и угощение и пожелала спокойной ночи. Включив в холле свет, она быстро поднялась наверх. Ей хотелось убедиться, что мальчики спокойно спят. Потом спустилась в гостиную, налила себе стакан воды и жадно выпила. Села в кресло ждать мужа и стиснула руками голову. Что ей делать? Он ее целовал в губы — чужой человек, который не является ее мужем. И она позволила ему. Ей показалось даже, что она отвечала на его поцелуи! Такого с ней никогда не было. Должно быть, все случилось потому, что она почти заснула в кебе.

Она вспомнила, как голова ее откинулась назад, глаза закрылись. Она чувствовала, как приятное тепло разливалось по всему телу, слышала его тихий, вкрадчивый голос. Он говорил ей нежные слова, слова восхищения. Да, она давно не слышала подобных слов и вообще не догадывалась, что он мечтал о ней. Взяв ее руки в свои, он говорил, какой они изумительной формы. Она знала, что за этим последует, но не в ее власти было предотвратить это. Она видела его лицо, совсем рядом с ее собственным. О нет! Уж от себя-то она не скроет ничего. На мгновение она потеряла голову. Но она хотела, чтобы ее поцеловали, и вдруг почувствовала, как их губы слились.

Правда, через мгновение Дора опомнилась. Она начала весело болтать, удивляясь тому, что он слишком сентиментален, и больше не позволила прикасаться к себе. А когда они подъехали к дому, она сказала, что стоило ей только задремать, и вот что он натворил. И добавила при этом: «Больше так не делайте. И больше так не говорите. Иначе я не прощу вам этого никогда. Этим вечером я вас прощаю, потому… что мы уже приехали. Мне пора выходить».

О Карвере она больше не думала. Ее беспокоил Тэдди. Он не должен об этом ничего знать. Это была одна только маленькая ошибка, момент безумия, и больше никогда он не повторится. Было бы просто преступлением позволить Тэдди узнать об этом, сделать его несчастным.

С другой стороны, если она ничего ему не скажет, как ей заставить молчать свою совесть? Будут ли они доверять друг другу по-прежнему? Нет, не будет она счастлива вновь, пока не расскажет обо всем и не заслужит его прощения.

То, что произошло с ней, она воспринимала как беду. Она уже видела, как ее счастье и счастье мужа рухнуло под тяжестью ее вины. И если она расстанется с мужем, с кем тогда будут дети, спрашивала она себя. И вдруг она услышала шум подъезжающего к дому экипажа. Тэдди приехал!

Что же ей делать? Ей уже никогда, никогда не взглянуть ему в глаза и не почувствовать себя так легко, как раньше. Она вот-вот разрыдается и расскажет ему обо всем — непременно расскажет.

Но она так и не смогла рассказать. Тэдди выглядел веселым. Он говорил, говорил больше чем всегда. Ей понравилось, как они повеселились в ресторане? Он, например, в восторге. Чудесный был обед! И она была там самой хорошенькой женщиной. Он гордится, что у него такая жена.

Дора печально улыбнулась и заметила, что он слишком уж преувеличивает ее достоинства.

— Кстати, ты нашел общий язык с мисс Холмс? — спросила она.

— О, все в порядке. Единственное, что мне в ней не понравилось, — это то, что она — притворщица.

Ну хотя бы на минутку он отвел от нее взор. Так нет же! Он не сводит с нее взгляда. Она чувствовала, что еще немного, и сойдет с ума. Но самое странное, что у нее откуда-то взялись силы и она отвечала ему! А что, сама не помнит. Да, игристое бургундское вино оказалось и в самом деле очень крепким. Муж поспешил согласиться с нею:

— Я, кстати, выпил его не много. Сказать по правде, раньше мне его пить не приходилось. Вкус у него какой-то необычный. Я предпочитаю такой повседневный напиток, как виски с содовой.

— А почему бы тебе и сейчас не выпить виски? А я поднимусь наверх и лягу спать, очень устала. К тому времени, как ты придешь в спальню, я уже буду спать.

О, я быстро, — сказал Тэдди.

Дора исхитрилась выйти из комнаты без традиционного поцелуя. И ей не суждено было увидеть, как веселость Тэдди неизвестно куда подевалась.

Он сделал себе очень крепкий напиток и уныло потягивал его, уставившись на погасшую сигарету, зажатую между пальцами.

Что же касается Доры, то она, задыхаясь, сбросила одежду. Ее распирали противоречивые чувства. Она шмыгнула в кровать. Когда пришел Тэдди, она притворилась спящей, хотя на самом деле этой ночью ей так и не удалось заснуть.

Прошло целых два дня, но Дора так и не решилась признаться мужу в своем падении. Под ее глазами обозначились темные круги, она стала реже улыбаться. Тэдди теперь прямо на руках ее носил.

Он то и дело говорил, как она прекрасна. Зная, что жена обожает фрукты, привозил их из города. Он привозил ей экзотические фрукты, хотя они были очень дороги. Однако каждое его доброе слово или доброе действие причиняли ей боль. Она чувствовала, что недостойна такого доброго отношения. Положение ее было невыносимым, и на третий день, после того как они закончили завтрак, она внезапно решила положить конец всем своим мучениям, тревогам — несмолкаемый голос совести вынуждал ее к этому. Она решила рассказать обо всем мужу и положиться на его милосердие.

— Мне бы хотелось немного поговорить с тобой, Тэдди, прежде чем ты уедешь в город, — начала она. — Может быть, пойдем в гостиную? Я у тебя не займу много времени.

— Хорошо, — согласился муж.

В гостиной она почувствовала, что дрожит от волнения. Ей пришлось сесть, чтобы справиться с ним. Она размышляла, с чего начать, и вдруг муж попросил ее:

— Подожди. Тебе не нужно говорить ничего. Она с трудом узнавала его голос, он был глухой.

— Почему? — спросила она, тяжело дыша.

— Ты думаешь, я ничего не заметил? — воскликнул Тэдди в отчаянии. — Ты об этом догадалась сразу же, как только я вошел в дом. Наверное, человек с нечистой совестью всегда выдает себя. Ты уже знала обо всем, когда спросила меня, как я поладил с мисс Холмс. Я видел, что эти два дня ты была сама не своя от горя. И твое поведение натолкнуло меня на мысль, что ты обо всем знаешь. Давай я все сам расскажу тебе.

— Да, — сказала Дора, с трудом владея собой. — Расскажи мне.

— Ну, мисс Холмс говорила о том, как она одинока. Ее слова вызывали жалость. А в это время кеб ехал по темной улице. И я не выдержал, поцеловал ее. И как только я сделал это, мне сразу стало стыдно. Ты даже представить себе не можешь, через какие муки я прошел.

Дора подумала, что и она прошла через то же самое, однако промолчала.

— Мне очень жаль, что я сделал тебе больно, Дора, — закончил Тэдди. — Ты простишь меня?

Дора поднялась и положила руки ему на плечи.

— А ты бы смог простить меня? — спросила она. — Смог, если бы я позволила мужчине поцеловать себя?

Он помолчал, а затем сказал:

— Да, Дора, я бы простил.

В это мгновение она, как никогда, напоминала ангела.

— Тогда, — вымолвила она, — дорогой Тэдди, я тебя прощаю. Не будем больше никогда говорить об этом. Надеюсь, с нами этого больше не случится?

— Нет, этого больше никогда не будет, — прошептал раскаявшийся грешник и поцеловал свою жену.

В этот день, порхая по дому, миссис Баблоув весело напевала.

Больше они об этом не вспоминали никогда. Два года спустя после того как бедная тетушка Мэри обрела вечный покой, а состояние супругов Баблоув умножилось, Тэдди сказал, что из всех игристых вин самое стоящее — шампанское. Дора горячо поддержала его и сразу же перевела разговор на другую тему.

Храбрец и воришка

На девятый день медового месяца мистер Герберт Фейл, обуваясь, так резко потянул шнурок ботинка, что тот порвался. Почему так получилось — то ли по нечаянности, то ли он рассердился на узелок, обнаруженный на шнурке, об этом история умалчивает. Но свидетельницей действия, столь разрушительного по отношению к шнурку, явилась его молодая жена. С тех пор все двадцать лет счастливой супружеской жизни миссис Фейл неизменно отзывалась о муже как о человеке свирепом, в полном противоречии с действительностью. Более того, миссис Фейл с чувством собственного превосходства одернула сестру, когда та рискнула заметить, что Герберт не так уж грозен.