Изгиб грани - Олег Артюхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От этих мыслей навалились усталость и безразличие. Да, пошли они все пешком на все буквы сразу. Деваться мне тут некуда, свои мысли я Энки в голову не вложу, ему и от своих деваться некуда. Пусть пока всё идёт своим чередом, а там видно будет.
В желании утолить жажду я машинально набулькал из сосуда в кубок тёмно-красной ароматной жидкости, оказавшейся виноградным вином, и залпом осушил около полулитра. Отличное полусладкое вино с изумительным букетом утолило и жажду, и голод.
Я опять наполнил кубок и повернулся к дверям, где по-прежнему неподвижно стояли два стража. Стоять, то они стояли, но явно таращились на меня. Медленно, смакуя и растягивая удовольствие, я выпил второй кубок необыкновенного божественного напитка. Ничего подобного я никогда не пробовал. Настроение моё заметно улучшилось, и я третий раз наполнил кубок. Когда вино начало действовать, ситуация показалась не такой уж и простой, а ещё проще! А и в самом деле, за каким болтом я тут оправдываюсь? Тоже мне, Повелители доисторические! Пусть Энки думает, что угодно, но я сам буду решать, что мне делать.
Я потягивал вино и посматривал на стражей, которые подняли вверх полумаски, в упор смотрели на меня и болезненно морщились. Когда я допил третью чашу, настроение моё стало просто замечательным, а перспектива показалась радужной. Я наполнил кубок снова, вытряхнув из кувшина последние капли и, насвистывая попурри Биттлз, направился к воинам поболтать о том, о сём. Оба стража, широко улыбнувшись, стукнули копьями по полу. Но именно в этот момент вошёл Энки и, строго посмотрев на охрану, повернулся ко мне. Я поднял в приветствии кубок и восторженно похвалил напиток, используя только превосходную степень. Удивлённо глядя на меня, Энки подошёл к столику, заглянул в пустой кувшин, перевернул, и его брови полезли на лоб. Затем он развернул меня к свету и всмотрелся в глаза.
– Как ты себя чувствуешь?
Я пожал плечами, допил вино, обернулся, поставил кубок на столик и довольно нахально поблагодарил:
– Отлично. Благодарю за угощение. Теперь я готов к любому твоему решению, но предупреждаю, что не потерплю никакого насилия.
Явно чем-то удивлённый Энки усмехнулся, и весело проговорил:
– Сегодня говорить с тобой бесполезно, продолжим завтра. Меня ждут дела, а тебя проводят стражи. – Хмыкая и качая головой, он повернулся и ушёл в сопровождении трёх телохранителей, махнув двум стражам у дверей.
Оба охранника вышли из помещения, я – медленно следом, и сразу за дверями столкнулся с ними и двумя внешними стражами. Сдвинув шлемы на затылок, они встали полукругом. Я вспомнил их имена и поздоровался:
– Привет, Нигирмут, Рахурмут, Лихурмут, Сагнимут. Всем привет. Извините, но от окончания ваших имён у меня чуток заплетается язык. Мут-мут-мут. Что за муть?
Они вчетвером склонились надо мной и развели руки, как бы стараясь удержать от падения.
– «Мут» это почётное звание стражника-лахама. Ты сможешь идти или привести целителей прямо сюда? – заговорщицки оглядываясь, проговорил Сагнимут.
– Конечно, смогу. Зачем целители? Ты о чём?
– Но ты же выпил четыре чаши веселящего напитка!!
– Ну, да. Выпил. Отличное вино. Энки сам предложил. Жаль, что кувшинчик опустел, я бы ещё пригубил.
– И остался бы жив?
– Да. И весел. И пьян. И непременно спросил бы тебя, уважаешь ли ты меня?
– Уважаю, Антон! Ты крепок, как сталь! Обычно мы разводим напиток водой и иначе не пьём. Однажды я выпил на празднике Рождения Солнца две чаши, и меня друзья еле дотащили до казармы. А ты выпил неразбавленного напитка целых четыре чаши и говоришь, как ни в чём не бывало. Никто не поверит!
Оживлённо болтая о всякой всячине, мы добрались до дома стражи. Сказать по правде, два килограмма густого вина всё-таки шарахнули мне в голову, и, облегчившись в туалете, я завалился на свободный топчан, который мне предоставили добрые хозяева. Однако заснул я не сразу, и несколько раз пытался объяснить ребятам, как здесь оказался. Но дикая усталость от переизбытка эмоций, вино и глубокая ночь сделали своё дело, и погрузили меня в чёрную суспензию сна.
Проснулся я днём, без четверти полдень от дикого сушняка, желания облегчиться и ощущения дряни во рту. В пустой казарме тихо посапывала отдыхающая смена. Я сбегал в туалет, затем вышел в галерею, прополоскал в фонтанчике рот, вылакал литр воды, вернулся в казарму и снова завалился на топчан, пытаясь осмыслить возникшую ситуёвину.
Для начала я мысленно себя отругал, за то, что вчера наклюкался. Но подумав, решил, что надрался не особо сильно, бывало и хуже. Я придирчиво оценил своё состояние и признал его вполне пристойным: голова светлая, тяжести нет, органы и системы работают исправно. С другой стороны, после всех вчерашних событий не выпить хорошего вина, имея такую возможность, было бы ещё большим идиотизмом. Короче говоря, пока ситуация укладывалась в границы здравого смысла и обстоятельств.
Я встал с топчана, потянулся, пожевал фруктов, лежащих грудой на столе, ещё раз сбегал в туалет и побрёл в зал, где меня вчера перевязывали целители. Уже по пути вдруг сообразил, что вчерашние раны меня совсем не беспокоят, что само по себе было непонятно и удивительно.
В большом светлом помещении местной амбулатории меня встретил эскулап в бело-красных одеждах. Без особых разговоров он уложил меня на кушетку, снял биорезонаторы, отлепил пластырь и тампоны. Я не поверил глазам, когда на месте вчерашних ран увидел тонкие красноватые рубцы. Целитель уверенно и ловко снял скобки, обработал кожу и наложил новые пластыри, предупредив, чтобы я обязательно снял их на ночь.
Под сильнейшим впечатлением от достижений местной медицины, я направился в тренировочный зал, называемый воинами Пакрамом, в то самое помещение, мимо которого мы вчера прошли в дом стражи.
Вчера вечерние потёмки скрыли внутреннее убранство зала, а сейчас его буквально заливал солнечный свет. Вдоль стен стояли два десятка деревянных топчанов. Удальней глухой стены громоздилось разное снаряжение: вытесанные из брёвен фигуры для отработки копейных ударов, семь измочаленных дощатых мишеней, стеллажи с учебными копьями и тренировочными мечами. В углу грудой валялись камни разной формы и веса.
Полтора десятка одетых в набедренные повязки воинов занимались атлетикой каждый по своему усмотрению.
Когда я вошёл, они остановились и