Сталин и Военно-Морской Флот в 1946-1953 годах - Владимир Виленович Шигин

Утреннее заседание 13 января 1948 года. Маршал Говоров: Продолжаем опрос обвиняемых. Слово имеет адмирал флота Кузнецов. Адмирал флота Кузнецов, Вам представлено обвинение. Признаете Вы себя виновным в предъявленных Вам обвинениях?

Кузнецов: Признаю себя полностью и считаю это совершенно секретным. Вчера мне было непонятно, вернее, немного непонятен только один пункт обвинения, заключавшийся в том, где указывалось, что я старался укрыться за своими подчиненными. Поэтому я вчера еще раз просмотрел свои показания и, хотя не нашел ни одного пункта, где бы я на кого-то ссылался, или кого-то обвинял или за кого-то укрывался. Тем не менее, я считаю и признаю этот пункт правильным. Иллюстрирую я это следующим, допустим, я проявил формальность, ссылаясь на вице-адмирала Степанова, который разрешил передачу чертежей артиллерийского вооружения. Тем не мне я непроизвольно ставлю себя рядом с ним, когда я облечен доверием и стою выше его по должности и это я считаю с моей стороны неправильным поступком.

Второй пункт - по осмотру торпедной лодки в Кронштадте я беру на себя. Ссылаться на организацию и прочее так же будет неправильно. Вчера мне этот пункт показался неправильным. Потому, что я считал низким, представляя своего подчиненного, но и против этого сейчас я не возражаю. Как видно из предыдущих объяснений и зачитанных материалов, я, без ведома правительства, дал разрешение на передачу чертежей и образца торпеды АВА и 130-мм гранаты. Прежде всего, я должен сейчас и считаю себя обязанным ответить и установить полную ясность. Были ли мне даны на это полномочия? Я со всей ясностью отвечаю, что полномочий мне предоставлено на это не было. Было ли для меня ясно, что я должен передавать образец? Для меня было совершенно ясно и очевидно. Я уже к тому времени в течение шести лет был наркомом и имел огромное количество случаев, когда правительство указывало мне на то или иное правильное или неправильное действие в этом отношении. И я к этому времени должен был научиться и представлять совершенно ясно, что я этого делать права не имею. Спрашивается, почему я это сделал и как я это расцениваю. Я объясняю это своим преступным отношением к исполнению своих служебных обязанностей. Я считаю, что это правильно. И расценивать это, как какую-то ошибку или недомыслие, или недоверие своим подчиненным, я считаю, что в том-то и заключается ответственная роль и большая ответственность на посту наркома, что каждое разрешение влечет за собой крупное или мелкое отрицательное, или положительное явление. Вот почему каждое мелкое разрешение должно быть сделано осмотрительно и вот пример, когда легкомысленное, преступное отношение к выполнению своего долга, на коротком отрезке времени, привело к антигосударственному поступку. Поэтому я должен сказать, что я подошел к этому делу легкомысленно и совершенно определенно совершил антигосударственное преступление.

Мы в этом вопросе, безусловно, пошли на поводу у иностранной разведки. Это я хочу иллюстрировать следующим фактом. Я в своем объяснении, с самого начала написал, что факта, когда мне докладывали, я не помню, но я считаю своим долгом, повторить, что это совершенно так. Но я не собираюсь ставить под сомнение, что давал разрешение и доклад был. Я писал, что не помню. Это вполне естественный факт.

И второе, я вкладываю определенное содержание в это. Я не помню ни как положительное явление для себя, ни как отрицательное явление. Стало быть, этот крупный вопрос прошел вскользь мимо меня. Это говорит о системе моей работы. Это говорить о том, что английская разведка сумела нас провести. Видимо, она сумела вовремя доложить, и как-то это прошло, что осталось незаметным. Потому я повторяю, что тут мы, безусловно, оказались несостоятельными и в первую очередь ответственность за это я беру на себя.

Недооценка этой торпеды - основа передачи, я думаю, что нужно здесь попросту сказать, товарищ маршал Советского Союза, это дело нами надуманно. Я этот вывод делаю вот из чего. Вот как это дело произошло. Вот приехал я в Москву, а мне говорят, что с твоего разрешения передана торпеда, дело серьезное. Я цепляюсь за минно-торпедное управление, требую рассказать мне, в чем дело, мне говорят, что-то и то-то тебе говорят, предъявляется обвинение. Я взял и все записал.

Я думаю, что на самом деле, когда вопрос решался, тогда он, конечно, так не проходил, а сейчас мы изображали это несколько в «розовом свете», оправдывая себя. Не хватило гражданского мужества, хватаемся за соломинку, как утопающий. Это очень плохая черта. Я эту торпеду не собираюсь недооценивать, я знаю ее недостатки, и такие недостатки у нее есть, и я считаю, что комиссия, видимо, разберется и доложит ее положительные стороны и недостатки.

Для меня совершенно очевидно, что эта торпеда не заслуживает недооценки, и за ее секретность нужно было держаться и, если англичане знали, необходимо было принять меры навести их на ложный след. Так обстояло дело с передачей авиационной торпеды.

О передаче 130-мм гранаты. Это мною сделано, произведено совершенно сознательно. Сначала у меня появился контр-адмирал Майлз, который говорил, что видел стрельбу и просил дать. Я уклончиво ответил, что чем сможем помочь, поможем. Таким образом, год тянулся вопрос, но все же, что-то нужно было дать. Не в этом ошибка, что было дано указание. Это делалось не в спешке, а было указание, чтобы подготовить такие чертежи, которые бы, не открывали секретности. Но дали другие. Я считаю себя полностью виновным в том, что я этот вопрос разрешил без ведома правительства.

По картам два случая. Случай передачи карт Камчатки. Здесь я писал, что это целиком ошибка аппарата. Считал тогда необходимым, прежде чем передавать, доложить об этом правительству и получить санкцию на передачу этой карты, но, тем не менее, карта была передана полуострова Камчатки. Я сейчас не буду давать точную характеристику этой карты. Вторая карта по бухте Севастополь. Точно так же я имел санкцию на передачу этой карты. Приказал ее сделать специально в гидрографическом управлении. Должен сказать и сейчас, я не нахожу эту карту ценной и секретной. Поэтому, как мне передавали не случайно наши штурманы, которые шли с этой картой на «Франкении» и на американской «Катонкине» - они не правили эту карту, увидев и них боле,е...

По картам хочу добавить следующее. Здесь ставился вопрос о картах, которые выдавались Гидрографическим управлением. Я должен ответить. У нас до войны существовала определенная система обмена. Это было выгодно в экономическом отношении. Гидрографическое управление могло продавать за