Жизнь и Месть Чёрной Королевы (СИ) - Головач

Иначе в таком случае случился бы, не пойми, какой новый Ад, который даже Дьяволу бы не понравился, или кому помощнее, чем сам Бог.

Руны и сама пентаграмма стали сильно обжигать кожу, будто медленно надрезая её и открывать раны, которые резко стали кровоточить и открывать виды на наши с Михаэлисом грудные клетки, в которых бились оба наших сердца, что уже начали рваться наружу, дабы слиться воедино.

От них исходил яркий рубиновый свет, обжигающий, словно проклятая лава, от которой даже демону будет физически больно.

Боль казалась просто жуткой для меня, как для молодого демона.

А ведь это было только начало ритуала. Было сложно даже представить, что меня ждёт дальше.

Однако стиснув зубы, я и не думала отступать и продолжила терпеть и держаться.

Мне необходимо было выстоять… Выдержать всё, чтобы после отпустить все свои страхи и тревоги… Чтобы больше ничто не смогло разлучить меня с Себастьяном.

Самым болезненным оказалось раскрытие грудной клетки. Казалось, будто кости, залежавшиеся в одной позе вот уже лет двести, пришли в движение.

Они изгибались, словно пластмасса, но это было настолько больно, словно… Как будто всё твоё тело это анатомически выстроенная, но живая марионетка, а мастер-кукловод пытается в ней что-то отремонтировать. И ты чувствуешь даже движения сосудов, к которым подсоединено сердце, качающее кровь, полную демонической силы.

Клетка сдерживающее моё сердце, как и клетка Себастьяна, раскрылись как костяной цветок, выпускавший свой плод в первый и последний полет, чтобы навсегда стать более могущественным источником жизни, после которого даже питаться душами не придётся.

В этот момент боль возросла настолько, что уже трудно было сдерживать крики. С каждой новой секундой чувствовалось, как силы и физические и демонические покидали меня. И если бы не подпитка Доминго, я бы уже давно свалилась без сознания.

Сердца наши, будто воспарили в воздухе и стали тянуться друг к другу, как магниты с противоположными полюсами. Наши кровяные сосуды растягивались, от того нам пришлось друг к другу навстречу сделать несколько шагов, потому что вся кровяная система будто тянулась вперёд и от этого становилось ещё больнее.

В какой-то момент на краткое мгновение боль, словно заглушила всё вокруг, и мне просто хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось. Однако ритуал продолжался, а я держалась едва ли не из последних сил, но не думала сдаваться и молить оборвать ритуал, что вытягивал из меня силы и причинял такую невероятную боль.

Слияние сердец постепенно набирало свои обороты.

Оба наши источника жизни постепенно стали сливаться воедино, образуя общий огромный комок энергии, от которого разила такая сила, что нас буквально начал этот свет ослеплять. Но при этом было ещё чувство, будто обе наши «половинки» перемалывались в общий физиологический фарш.

Это было отвратное ощущение, словно кусочки нашей плоти сами отрывались вместе с мощными нервными окончаниями и соединялись во что-то общее, но… Чёрт возьми, казалось будто нам отрывают плоть, ломают кости.

И терпя эту боль, приходилось уже срываться на такие крики, будто я… Рожаю…

Теперь я, кажется, начинала понимать, почему Зираэлла была так возмущена и недовольна, когда узнала о нашей затее.

Для демона-новичка пережить слияние сердец, тем более с куда старшим и высшим демоном, было практически невозможно.

Если бы не подпитка Доминго, мне бы вряд ли удалось выдержать всё это.

И всё же, когда сердца наши слились воедино и будто отделились друг от друга, передав частичку своей противоположности нам, они более медленно вернулись обратно в грудную клетку, что тут же, с очередной волной боли заросли на своё место.

Кожа медленно затянулась, не оставив на себе и шрама… Но зато внутри наших тел будто горели огромные печи… Чужая, как казалось, частичка сердца Себастьяна полноценно срасталась с моим телом и становилась частью меня. То же самое происходило и с Михаэлисом. От чего мы оба кричали от боли, уже сидя на коленях и трясясь как марионетки, которых небрежно дёргали за ниточки.

И так продолжалось ещё довольно долгое время.

Весь этот период, казалось, длился мучительную вечность для нас обоих. Наши крики боли срывались с наших губ, растворяясь в шуме ночной Москвы, что по-прежнему вела активный образ жизни даже ночью.

Однако, когда же всё это, наконец, закончилось, Себастьян первый пришёл в себя, в то время как я по-прежнему мучилась от боли, которая от области сердца распространилась уже по всему телу.

Но скоро всё будто успокоилось, силы покинули меня легко, словно колдун закрыл меня магической пеленой и лишил сознания.

Доминго поднял меня на руки и отнёс в мою комнату, пока Себастьян пытался отдышаться и доползти ко мне, чтобы потом не покидать меня все эти дни, пока я буду отлёживаться и восстанавливать силы.

Я не знаю, сколько времени пробыла в таком состоянии. Казалось, долгие часы…

Иногда я приходила в сознание на несколько мгновений, чтобы почувствовать, что нахожусь в кровати, и чтобы убедиться в том, что мой любимый демон лежит рядом, осторожно обнимая меня и также приходя в себя постепенно.

И в один из таких моментов произошло то, что мы все, собственно, и могли ожидать.

— Я сменю тебя, Доминго, — послышался спокойный голос Гробовщика, что вошёл в комнату. — Присмотрю за нашей отчаянной парочкой. А тебе стоит отдохнуть. Всё же ты и так потратил немало сил, чтобы подпитать юную демоницу.

— Как вам будет угодно, Серебряный Лис. Но в случае неприятностей сразу зовите меня, — демон поклонился жнецу с почтением и решил удалиться в другую комнату, чтобы передохнуть.

— Разумеется, — сказал тот ему в след.

Стоило двери закрыться за Доминго, как Легендарный Жнец в своей привычной манере хитро захихикал, будто почувствовав чьё-то присутствие и пройдя ближе к нашей кровати:

— Хе-хе-хе-хе, ты и вправду могла подумать, что я тебя не почувствую? Даже для тебя это слишком наивно и самонадеянно.

— Не зря тебя прозвали Лисом, — холодно ухмыльнулась появившаяся из тени штор Ханна. — Ты помешаешь мне?

— Зависит от того, что ты намереваешься сделать, милая, но глупая Ханна, — усмехнулся хитро и несколько уклончиво Гробовщик. — Всё прислуживаешь Клоду Фаустусу, при этом оставаясь всего лишь в рядах его пешек, что, рано или поздно, но всё равно гибнут.

— Меня устраивает такая роль. Ни на что большее я не надеюсь.

— В самом деле? А ведь когда-то давно ты сама была той, кому прислуживали и кого боялись. Неужели ты совсем не скучаешь по тому времени?

— То время давно ушло. А теперь отойди, жнец,