"Спецназ древней Руси". Компиляция. Книги 1-10" (СИ) - Корчевский Юрий Григорьевич

Хотен отвернулся, не соизволив ответить. Первым его желанием было отдать мальца персиянину, однако едва ли можно считать хорошим подарком трехлетнего раба-сироту. К тому же и припомнилось Хотену кое-что из поведанного Анчуткой о причудах и странностях его соплеменников. Нет, ради памяти о той поре, когда считал Баженку своим сыном, он оставит его у себя. Избегая взгляда мальчонки, показал он Прилепе, в приступе сопереживания вытаращившей донельзя свои буркалы, чтобы увела.

Обмениваясь любезностями с купцом-персиянином, провожая его до ворот и возвращаясь в горницу, порешил Хотен, что родичей Саида надо выпустить из поруба, буде кто еще выжил, а мальца отдать в многодетную семью какого-нибудь гончара и выплачивать на него содержание, пока не подрастет. А там взять во двор хотя и помощником конюха. Вонючей же шкатулке с ее содержимым самое место в помойной яме.

Разобравшись с делами, Хотен вздохнул и подвинул к себе подставку с раскрытой на ней рукописью отца Нестора. С тех пор как вернулась она к нему, положил Хотен ежедневно прочитывать в ней по странице. А как же иначе, если, добывая «Песни Бояновы», пришлось чуть ли не военный поход устраивать на Городенск, где посадил великий князь Изяслав своего непутевого племянника Святослава Ростиславовича?

А молодой князь сидел себе тихо в чудом выслуженной своей волости, не совершая ничего такого, за что мог лишиться удела, а заодно избегая и воинских трудов, кои требовались от удельного князя во вновь начавшейся, вяло текущей усобице. Чем же занимался ленивец в своем захолустном Городенске? А волочился ненастойчиво за всеми голубоглазыми девками, оказывавшимися в пределах досягаемости, сочинял о своих переживаниях песни, которых от него никто не перенимал, и мечтал бог знает о чем, порою сам своим мечтам удивляясь.

Словарик

Бармица – железная сетка, крепилась сзади к шлему, защищала шею.

Батыр – сильный, храбрый воин, подобный эпическому герою, в языке тюрков древнекиевских времен. Слово родственно монгольскому «багатур» (отсюда современное русское «богатырь»). В древнерусском языке это понятие выражалось словом «хоробр».

Берендеи – тюркское племя кочевников, осевшее под Киевом и служившее у великих князей.

Волхв – древнерусский языческий жрец.

Гривна – (1) серебряный или золотой шейный обруч; (2) крупная денежная единица, равна слитку серебра.

Гридьба – помещение для дружины при княжеском тереме.

Десница – правая рука.

Доспех – комплекс стальных предметов защиты средневекового воина.

Децкий – старший дружинник, командир десятка младших дружинников.

Емец – должностное лицо, разыскивающее преступника для доставки в суд.

Жилье – этаж.

Забороло – площадка или галерея наверху крепостной стены, защищенная с внешней стороны зубцами и навесом.

Келейник – слуга церковного иерарха.

Ключник – управляющий хозяйством князя или боярина.

Комонь – боевой конь.

Насад – большой речной корабль.

Писало – заостренная костяная или деревянная палочка, с другой стороны с тупым расширенным концом. Собственно, античное стило, в Древней Руси использовавшееся не столько для писания на навощенной поверхности, как для выдавливания букв на бересте и выцарапывания надписей (граффито) на стенах церквей.

Носилось прикрепленным к поясу.

Полудень – юг.

Поруб – яма, сверху перекрытая бревнами, в которой держали узников.

Послух – свидетель.

Светец – устройство для удерживания горящей лучины.

Стол – слово употреблялось и в значении «престол».

Фарь – арабский конь.

Харалуг – восточная сталь.

Хоробр – эпический герой или дружинник, приравниваемый к герою эпоса. Современное слово «богатырь» пришло из монгольского языка, в послекиевское уже время.

Черные клобуки – племя каракалпаков, вместе с другими тюркскими кочевниками, печенегами, торками и берендеями, перешедшее под власть великих киевских князей и составляющее своего рода конную гвардию. Иногда черными клобуками называли все тюркские кочевые племена на русской службе.

Шуйца – левая рука.

Станислав Казимирович Росовецкий

По следам полка Игорева

© Росовецкий С.К., 2018

© ООО «Яуза-Каталог», 2019

Пролог, или о том, как в небе над Киевом ангел Господний Евпсихий повстречался с музой

Весна лета от сотворения мира 6694-го, от Рождества же Христова 1185-го выдалась тёплой, и к концу апреля, по-народному цветня, от снегов на Русской земле осталось одно воспоминание, вылезла везде молодая трава, расцвели яблони, а люди и животные впали в весеннее буйство. Вот и ангел Господен Евпсихий, подлетая на рассвете предпоследнего апрельского вторника к жалкому киевскому двору князя без волости Всеволода Ростиславовича, а во святом крещении Евпсихия, то и дело шарахался от крыш, если под ними особо необузданные киевляне и киевлянки, из тех, которым ночи мало, предавались однообразным, утомительным, однако безусловно весьма для них увлекательным парным телесным упражнениям. Радостно взмахнул крыльями Евпсихий, когда аура над светлицей князя Всеволода оказалась свободной от плотских эманации, однако не успел он воздать по сему случаю благодарственную хвалу Господеви. Ибо виртуальный сигнал «Враг рядом!» во всю мочь прозвучал в ушах ангела, а в тонкие, сердечком вырезанные ноздри ударил слева густой смрад богомерзкого язычества. Резко, едва не вывихнув длинную шею, повернул Евпсихий голову и успел разглядеть светящуюся в плотном утреннем воздухе эфирную дорожку, а над нею блеснуло в мгновенном движении нечто продолговатое, изящных форм, соразмерностью своей вызывающих в душе сладкие, однако смутные чувствования. Потребовалось несколько мгновений, чтобы припомнить мгновенно промелькнувшие детали видения и осознать, что же именно вознеслось с ним рядом.

И тут ангел едва не свалился на посеревшую, из мелких дощечек выложенную гонтовую крышу. Муза, то была муза! Кому же ещё могла принадлежать эта чистейшая белая туника, этот девственный затылочек под высоко подобранными в узел поднятыми волосами, эта тонкая белая нога в золотой сандалии, как бы гребущая по небу? Что он сказал, «девственный»? Да ведь про муз говорят, что от Зевса рожали и от Аполлона будто… Однако, мало ли успевают насплетничать о девушке, если она бессмертна?.. Тот же Зевс, он ведь, вроде, им отец… Вот только какая из муз? Как будто арфу к животику прижимала… Тогда которая из двух – Эрато или Полигимния? И стоило только этой дилемме возникнуть в голове ангела, как в ушах его сладостным шепотком прошелестело: «Полигимния». Впрочем, едва ли имя имеет значение…

Ведь ангелу в первую очередь необходимо было разобраться в собственных чувствах, в только что испытанном им самим, для чего пришлось спланировать и присесть, сложив крылья, на конёк, неприятно влажный от росы.

Как ярко вспыхнула в нём враждебность к языческому божеству! И сколь быстро погасла, когда он распознал Полигимнию… Ну, это можно ещё понять: ведь есть же разница между изысканной, хрупкой музой и зырянским божком Еном, обмазанным жиром и кровью, – или это идола Енова зыряне обмазывают жертвенными жиром и кровью? А что так быстро испарилась вражда, так это всё общение с людьми виновато, не иначе: уж очень они, ангелы, очеловечились, общаясь без конца с суетливым родом людским. И подумал тут ангел, что хоть и пониже у него чин, чем у близ Господа служащих Ему серафимов, херувимов и престолов, не хотел бы он оказаться на их месте. Нет, это, конечно же, великая честь, представлять собою часть седалища Господня, однако Евпсихий не стал бы меняться долею ни с кем из пресвятых престолов, если бы (чего представить невозможно!) вдруг представилась бы такая возможность. И окажись он на месте шестикрылого серафима, скучновато ему теперь показалось бы без конца парить у седалища Господня, неустанно и неумолчно, как токующий глупый тетерев, распевая: «Свят, свят, свят Иегова воинств, вся земля полна славы Его!» И с херувимом, охранником Господним, тоже шестикрылым, однако исполненным очей, не поменялся бы Евпсихий службою: у того, конечно, воинская, почётная должность, да только кто осмелится напасть на самого Господа?