АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2 - Зубачева Татьяна

— Не учи, — повторил Михаил Аркадьевич, отодвигая оба листа на свой стол. — Это я оставлю себе.

— Для того и сделано, — кивнул Бурлаков. — У Змея Кроту что есть?

— Если будет по результатам, — Михаил Аркадьевич кивком показал на отложенные листы.

— Принято, — кивнул Бурлаков. — Тогда слово председателю, — он быстро переложил свои бумаги в другом порядке. — Региональные захлёбываются. Скоро месяц с Хэллоуина, и только прибывает. И заметно меняется состав. Бывшие рабы и Имперские подданные. Вот смотри. Я вчерне прикинул.

Михаил Аркадьевич присвистнул, разглядывая таблицу.

— Однако… действительно поток.

— Пока ручей. Но становится потоком. Изыскивают родню, срочно оформляют браки, просто, — Бурлаков подмигнул, — в порядке исключения, — Михаил Аркадьевич понимающе кивнул и немного комично пожал плечами, дескать, понимаю, но по-другому не мог. — В иных региональных, Миша, две трети по-русски только ругаются. И то с акцентом.

Михаил Аркадьевич с удовольствием рассмеялся.

— Да, этого мы не предвидели.

— Всего предвидеть невозможно. Все намеченные задачи решаются. А заодно и многие другие. По твоему ведомству тоже.

— Да, я знаю, — кивнул Михаил Аркадьевич. — Спасибо, Гошка. Маяк ты поставил хороший, никого искать не надо, сами прилетают. А ещё что?

— Да я в Колумбии наслушался, — Бурлаков зло усмехнулся. — Вся эта сволочь расистская, рабовладельцы недобитые, претензии к нам, понимаешь, имеют.

— Что мы их Империю в хлам размазали? Или что рабов освободили? — весело подыграл Михаил Аркадьевич.

— Ну, первое они… приняли к сведению, скажем, так. Империя для них была декорацией. И с её крахом рухнуло и господство Говарда. А оно очень многим мешало. Самые рьяные "имперцы" были в Атланте. И колумбийцы сейчас их очень активно задвигают, перехватывая связи, сам понимаешь. Ко второму… большинство уже приспособилось. Нет. Что мы лучших работников, видишь ли, сманили. Квалифицированных рабочих и старательных подсобников. Кое у кого всё недоразбомблённое производство встало, — Бурлаков немного злорадно рассмеялся.

— Так мы ж им всех пленных отпустили, — продолжая игру, удивился Михаил Аркадьевич.

— Во-во. Вот пусть они теперь всех этих выживших не чествуют, а к работе приучают. Задача им не на один год.

— И зависимость от наших и других поставок, — кивнул Михаил Аркадьевич. — Да, интересные комбинации наклёвываются. С учётом, — он кивком показал на отложенные листы. — Но деньги тебе они дали, так?

— А куда бы они делись? — чуть-чуть преувеличенно удивился Бурлаков. — Дали, конечно. В утешение я им часть вернул.

— Это за фрукты? Слышал. Говорят, старый Говард рвёт и мечет, так ты его облапошил.

— Ну, — Бурлаков насмешливо хмыкнул. — Счастливый отец главы СБ и заводилы хэллоуинской резни пусть помалкивает. А то домечется по полной конфискации.

— Ох, до чего же гуманитарии кровожадны! Мы против них — ангелы кроткие незлобивые.

Бурлаков улыбнулся, поддерживая шутку, но ответил серьёзно.

— Начнём с того, что деньги ушли законному официальному владельцу. А то, что тот перестал выполнять прежние договорённости, это уже совсем не наша проблема. А дальше… Это не кровожадность, Миша, а естественное желание справедливости. Убивать старика, согласись, некрасиво. А вот отобрать у него всё неправедно, да что там, преступно нажитое. Вот это и будет ему наказанием. Ты листки те посмотри, там есть, кому всё шло. Старик не успокоится, но бесплатно ему помогать никто не будет. Вот пусть крутится, ищет деньги и выводит тебя на своих…

— Не учи, — перебил его Михаил Аркадьевич. — Но у тебя, как я понимаю, к нему ещё и личное.

Бурлаков перебрал свои бумаги, собрал в стопку, снова раздвинул рабочим, чтобы были видны значки на полях, веером.

— Да, Миша. И личное тоже. Понимаешь, я всё знал, всё понимал и, это глупо, но я надеялся. На чудо. А чудес не бывает. Теперь и надежды нет, — Михаил Аркадьевич молча ждал. — Ты ведь знаешь эту историю. О лагернике, который спасся. Не надо, не делай удивлённое лицо, Миша, знаешь. Мимо тебя пройти не могло, и орлы твои там крутились.

Михаил Аркадьевич кивнул.

— Кое-что знаю, но специально не занимался. А что о нём знаешь ты?

— Он работал у некоего Бредли летом. Пастухом. А напарником у него был индеец. Бывший раб. Спальник. Это ты тоже знаешь. Так что… ладно. Лагерник мёртв, Миша. Убит в Хэллоуин., — Бурлаков твёрдо посмотрел в глаза Михаилу Аркадьевичу и кивнул. — Это ты тоже знаешь.

— А ты, откуда ты это знаешь? — медленно спросил Михаил Аркадьевич.

— Мне сказал Трейси.

— Ты… виделся с ним?

— Да, — Бурлаков улыбнулся, — в Колумбии.

— Расскажи, Игорь, — попросил Михаил Аркадьевич.

Бурлаков кивнул.

— Ладно, так уж и быть. Значит, сижу я в Колумбии в кафе "Стиль де Пари".

— Ого! — вырвалось у Михаила Аркадьевича.

— Во-во. Сижу, пью кофе, читаю газету. Тихо, спокойно, дело с банком сделано, сделки оформлены.

— Отдыхаешь и расслабляешься, — подхватил Михаил Аркадьевич.

— Точно, — тон Бурлакова был залихватски весёлым. — И тут некто просит разрешения подсесть. Поднимаю глаза… — Бурлаков выдержал интригующую паузу. — Трейси.

— Ковбой?! — чуть-чуть демонстративно изумился Михаил Аркадьевич.

— Он самый. Выглядел он, правда… куда до него этим банкирам. Одет, вылощен… Словом, он там был куда уместнее, чем я. Да и ты.

— Сам к тебе подошёл? — недоверчиво уточнил Михаил Аркадьевич.

— Сам, Миша, сам. И вся инициатива была его. Для начала он извинился, что он и Бредли не сдержали обещания поговорить с пастухами. Они опоздали. Когда приехали в Джексонвилль, там уже всё кончилось. Звучало очень убедительно. Но… — Бурлаков выразительно поглядел на Михаила Аркадьевича.

— Да, — кивнул тот. — Их перехватили по дороге общим неводом. Неслись в в Джексонвилль мимо патрулей. Автоматическое оружие, пистолеты… Их спасло, что автоматы полицейские и гранат не было. Продержали двое суток общей проверкой. Как всех.

Бурлаков собрал свои бумаги.

— Да, конечно. Ну, вот. Трейси мне сказал, что индеец был арестован, а сейчас находится в нашем Центральном лагере, в Атланте. А лагерник убит. Забит, облит бензином и подожжён.

— Трейси знает такие подробности?

Бурлаков кивнул.

— И знаешь, Миша, похоже, он сам тяжело переживает смерть одного и разрыв с другим.

— Что-что?!

— Вот то, Миша. Рассказав про лагерника, он обратился ко мне с просьбой.

— Интересно.

— Найти в Центральном лагере индейца и помочь тому найти семью. Жену и дочь.