Сновидец - Алексей Ефимов

Он нашёл её среди барахла убитых найров и долго бросал, пока она не зацепилась за острый выступ. Убедившись, что путь наверх открыт, он захлопнул круглую дверь и услышал, как она заперлась. Юноша чувствовал, что видит её в последний раз: она исполнила свое предназначение. Потом он отнёс окоченевшее, чужое тело брата в угол зала и тщательно заложил обломками, соорудив нечто вроде каменной гробницы. Он сделал это с печалью, но не в отчаянии. Потом полез наверх. Это опасное занятие затянулось надолго и он увидел лес, уже едва дыша от усталости. Вайми перевалился через край обрушенной дыры и, шатаясь, побрёл прочь — к свисающим гроздьям бананов.

………………………………………………………………………………………

Он не посмел идти в селение с вестью о гибели брата, не убедившись прежде, что смог изменить мир. С огромным трудом, засыпая на ходу от усталости, он взошёл на вершину Обзорной горы. Да, всё было так, в точности. Теперь уже никто не увидит с неё земли Найра: с юга на север исполинской дугой протянулась Стена — полупрозрачная, смутная, но непреодолимая. За ней осталась часть лесов, но это уже не имело значения. Он спас свой народ. Что же до брата, то они всё равно встретятся — там, где нет темноты. И вот тогда Вайми зарыдал.

……………………………………………………………………………….

Известие о смерти Вайэрси Глаза Неба встретили со спокойной печалью. Хотя Вайми и не говорил им этого, все считали, что его брат пожертвовал жизнью в обмен на жизнь племени. В сущности, так оно и было, и Вайми не стал их переубеждать. К счастью, ему повезло: никто из его соплеменников не остался за Стеной в миг, когда она разделила мир. Найров, правда, за ней тоже осталось много, и война затянулась. Нескольких бойцов племени ранили, но в конце концов врага удалось одолеть. Теперь каждый народ пойдет своим путем и может, когда-нибудь кто-то вновь захочет изменить мир. Но ещё очень нескоро. Уже никто не мог подойти к круглой двери — многометровая толща обломков рухнувшего дворца закупорила вход в подземелье, а стены вытяжной шахты подмыли дожди и она обвалилсь — теперь там зияла громадная воронка, окруженная склонёнными деревьями. В принципе, эту толщу земли можно было прокопать, но племя вряд ли привлекла бы такая работа, да и сам Вайми вовсе не рвался туда. Может быть, потом… Воспоминания о подземном кошмаре, о гибели брата приходили к нему, но как-то смутно: что было, то прошло. Вайми был сильным, его душа не склонялась к страданиям, ненавидела и отвергала их. К тому же, Лина и Найте всегда были с ним. Сочувствие друга и любовь девушки отстраняли его печаль, облегчали её. Колесо судьбы повернулось. Он дал племени шанс начать всё сначала и они решили им воспользоваться. Всерьез Вайми тревожило только одно: он два раза видел Парящую Твердыню и знал, что третьего не миновать. Но что тогда будет?

Он должен был узнать, откуда взялся их мир, кто они, зачем они живут. Без этого жизнь казалась ему бессмысленной. Многие поколения юношей тоже задавали себе такие вопросы — и умирали, так ничего и не узнав. Но Вайми был уверен, что узнает.

Глава 28

Вайми не мог простить найрам смерти брата и, пока последний из них не был убит, он, вместе с воинами племени, не выходил из леса, выслеживая и истребляя одну банду за другой. Найте оставался в селении, как старший, и когда они вновь встретились, прошёл уже месяц. В этой встрече не было совершенно ничего необычного — просто, вернувшись однажды в "их" пещеру, Найте удивленно уставился на стоявший у стены чужой лук и копье. Он не сразу заметил спавшего на россыпи шкур Вайми — его смуглое тело сливалось с ними, чёрные волосы казались пятном тьмы. Было уже очень поздно, он сам устал и не стал будить друга. Он поужинал, а потом лёг спать.

……………………………………………………………………………….

Найте проснулся очень рано. Сумерки утра ещё не рассеялись. В мире царила полная, совершенная тишина.

Его разбудили странные, нездешние сны, вызвав безотчётную тревогу. Не вполне понимая, зачем, словно всё ещё во сне, он повернулся к другу. Вайми спал рядом, растянувшись на животе. Его ресницы подрагивали, хмурое обычно лицо приняло выражение детского, безмятежного счастья — и Найте, усмехнувшись, по-дружески ткнул его в бок. Вайми вскинулся одним слитным, неразличимым рывком, вскрикивая сразу гневно и испуганно, потом замер, ошалело осматриваясь. Его большие глаза в полумраке казались совершенно чёрными, бездонными и Найте на миг стало страшно: сознание друга ещё не проснулось и перед ним было лишь его сильное тело, управляемое одними инстинктами. Наконец, глаза Вайми сузились и повернулись к нему, но смотрел он по-прежнему ошарашенно. Вероятно, его сон тоже был очень реальным и он не мог сразу освободиться от него.

— Найте? Что случилось?

Его взгляд метнулся по сторонам, ища возможную опасность. Какое-то время Найте с тревогой всматривался в друга. Внешне Вайми совсем не изменился — да и внутри, наверное, тоже — но ему, почему-то, казалось, что перед ним уже совершенно другой человек.

— Да так… что-то скучно мне стало…

Юноша рассмеялся в ответ и лёд между ними рассыпался — это был всё тот же, прежний Вайми. Они легли на животы, у самого устья пещеры, любуясь рассветом, искоса посматривая друг на друга и невольно улыбаясь.

— Расскажи мне, как это было, — наконец смущённо попросил Найте.

Вайми опустил ресницы и задумался. Казалось, он заснул, двигались лишь его губы. Он говорил очень тихо, ровно, спокойно, словно сам с собой, и Найте тоже опустил ресницы. Теперь голос друга казался ему эхом собственных мыслей.

……………………………………………………………………………….

Как ни странно, Вайми почти ничего не говорил о том, как тяжело на войне — он не мог забыть лица брата и потому все "прелести" военной жизни — постоянные изнурительные походы, когда они сутками напролёт, без сна и отдыха, преследовали врага или сами уходили от него, и жестокие бои, когда часто лишь слепой случай решал, кому выжить, а кому умереть — не очень его трогали. Куда больше его волновал вопрос, сумел ли он стать воином. Как оказалось, одной ловкости, прекрасного ночного зрения и таланта лучника для этого недостаточно. Он привык к вольной жизни и неумолимость приказов постоянно его угнетала, как и ответственность за жизнь племени — слишком дорого пришлось бы платить за любую ошибку. Никто больше не смеялся над ним — это кончалось основательно разбитой морденью — но и особого уважения к себе он не заметил. Ради друг друга воины были готовы на всё — но он не знал, стал ли для них своим. Нет, если в бою ему приходилось плохо, его отбивали так же отчаянно, как и других, да и он сам поступал так же, но вот отношения с воинами у него не сложились. Он любил говорить, а говорить с ними было скучно. Нет, слушать их ему нравилось — их мир очень привлекал его — но его страсти к историям никто не разделял. Он рассказывал о своих снах, его слушали… и всё. Никто не пытался, как Маоней или Анмай, подхватить его измышления, развить их и дополнить — а потом вернуть ошалевшему от неожиданно открывшихся возможностей владельцу, заставляя его яростно чесать грязные пятки в попытках хоть как-то потянуть время и придумать что-то столь же умное. Понятливый Вайми быстро бросил эту затею, но постоянные насмешливые взгляды его злили — от них ощутимо зудела кожа и чесались кулаки. Случались с ним и вещи довольно-таки странные, вроде внезапных приливов тепла в основании позвоночника, иногда весьма приятных… а иногда Вайми казалось, что он сел голым задом на угли, причём, в самый неподходящий момент — в засаде, например. Тогда ему оставалось лишь покрепче сжимать зубы и шипеть про себя, надеясь, что никто не заметит его мук и проклиная найров, наделивших его такой радостью. Всё это не прибавляло ему самоуважения и он старался изо всех сил, чтобы эта проклятая война как можно быстрее закончилась.

……………………………………………………………………………….

За этот месяц Вайми ужасно соскучился по Лине — она по нему тоже — и не удивился, когда их любовь вспыхнула с новой силой. Его охватило вдохновение. Он любил Лину и лишь чуть меньше любил рисовать. Он рисовал её, и других знакомых девушек, и тех, кого не видел никогда, но мог представить, — и они, почему-то, были самыми красивыми из всех…

Лина тоже порой расписывала его кожу узорами из растительных красок. Вайми очень нравились и рисунки, и ощущения от кисточки. Все Глаза Неба знали, что нанесённый на кожу почти неразличимый узор может подчеркнуть все линии тела перед встречей с любимой или любимым. Но Лина делала его похожим то на пардуса, то на какое-то неведомое, очень красивое существо и Вайми было отчаянно жаль смывать плоды её долгих усилий, — вот только кожа под краской невыносимо чесалась…

Казалось, лишь сейчас ему открылась вся прелесть свободной жизни в зарослях. Он углублялся в сумрачные долины между хребтами, где бесшумно струились маленькие тёмные ручьи, а сырой и душный, пахнущий прелой землей воздух стеснял дыхание, в жаркие ложбины верховий, окруженные влажными камнями, где под босыми ногами вился глубокий, тёплый мох. Он валялся в зарослях высокой травы, поднимаясь на скалы, любовался прекрасными туманными утрами, не зная, где остановится на ночь или поджидал очередной массив грозовых туч, вздымавшихся, как белый дым чудовищного пожара. Днём тучи ползли, как хребты воздушных гор, слепя своей отвесной белизной. Ночью бело-лиловые зарницы беззвучно затмевали звёзды, словно открывая на миг ворота в какой-то иной мир ожившего света. Страшный гром потрясал горы, призрачные вспышки переходили в непрерывное полыхание извилистых граней алмазного огня, раскалывающих сразу всё небо.