Степная царица - Джон Робертс

Она ничего не сказала, а просто повалилась без сознания ему на руки. Наконец солнце зашло за горизонт, дав отдохнуть от своих ужасных лучей. При быстро гаснущем свете Конан осмотрел Акилу. Насколько он видел, у женщины отсутствовали какие-либо раны, кроме ожогов от солнца. Ноги не стерты, подошвы ее были грубые, как кожа, которой обтягивают щит. Это уже хорошо.

Он дал ей поспать часа три, а сам тем временем восстанавливал собственные силы. Затем он растолкал Акилу. Женщина вздрогнула и схватилась за оружие. Она широко раскрыла глаза и оглянулась. Затем плечи ее опустились.

— Я все еще здесь, — уныло сказала она. — И я все еще слепа.

— К утру будешь видеть, — заверил Конан ее еще раз, поднимаясь на ноги. Он взял Акилу за руки. — Вставай. Надо идти.

Она распрямилась во весь рост. Лицо Акилы сделалось неподвижной маской, когда она изо всех сил пыталась не вскрикнуть. Конан понимал, что ей должно казаться, что с нее содрали всю кожу. Он и сам не в лучшем состоянии.

— Понимаю, — сказал Конан. — Чувствуешь себя так, будто тебя опустили в кипящее масло. Но это тебя не убьет, как бы ты сама того ни хотела.

— Как я могу идти вслепую? — спросила она. Голос ее сделался сильнее и менее грубым.

— Положи руку мне на плечо и иди следом. Я буду предупреждать об опасности на пути.

И так они пошли, а наверху светила луна и сияли миллионы звезд. Конан шагал уверенно, хотя необходимость вести за собой женщину немного замедляла его продвижение. Акила была слишком гордой, чтобы ступать неуверенно.

— Видишь лунный свет хоть немного? — спросил Конан.

— Ничего не вижу, — ответила она, тряхнув головой так, что концы ее волос пощекотали Конана по спине. — Как ты все это переносишь? Ты ведь тоже северянин?

— Но я киммериец, — ответил он так, будто это объясняло все.

Акила презрительно фыркнула.

Сил у нее хватило почти на всю ночь. Без солнца идти было намного легче. Когда на западе луна заходила, Акила остановилась и указала рукой в том направлении:

— Это луна?

— Да. Ты ее видишь?

— Только свет, — ответила она неуверенно.

— Но это значит, что к тебе возвращается зрение. Разве я не говорил, что ты будешь видеть.

— Говорил, — неохотно признала она. — Но видеть свет — это еще не орлиное зрение. Хотя это только начало.

Они двинулись дальше. Когда луна зашла, оставался лишь свет звезд, но в пустыне киммерийцу даже этого было достаточно. После того как солнце окрасило восток, Конан завязал Акиле глаза.

— Я вижу зарю, — сказала она. — Но меньше всего я хочу видеть солнце!

Она скрипнула зубами и пошла дальше. Теперь киммериец положил ей руку на плечо, чтобы направлять ее. Он шел слева от Акилы, пытаясь, насколько это возможно, заслонить ее от солнца. Скоро уверенность ее шагов сказала киммерийцу о том, что Акила уже достаточно хорошо видит сквозь изъеденную кислотой повязку. От также отметил, усмехнувшись, что она не потребовала, чтобы он убрал свою руку.

— Та песчаная буря, — сказала Акила, — это природное явление?

— Нет, колдовство. Даже в пустыне без ветра песок подняться в воздух не может. На тебя не напали в темноте демоны пустыни?

— Демоны пустыни?

Тогда он должен был рассказать ей о своей отчаянной слепой схватке с мерзкими тварями. Акила не поверила.

— Два существа из тех, что уничтожили караван? И ты убил одно и прогнал другое, даже на видя их?

— Я не вышел из этого боя совершенно невредимым. Когда у тебя улучшится зрение, я покажу тебе отметины.

Задолго до полудня Акила начала покачиваться. Лишь сила духа заставляла ее идти, и сила эта начала сдавать. Когда солнце было прямо над головой, ноги Акилы подкосились, и она, вскрикнув, села на песок.

— Бесполезно, — с трудом выговорила она распухшим языком и потрескавшимися губами. — Ты еще можешь поднять меч. Убей меня и иди дальше.

— Что, захотелось пить? — спросил он, присев рядом с ней.

— Не издевайся. Где твой клинок?

— Если ты этого хочешь, то пусть так и будет.

Он вынул кинжал, а она ждала, гордо подняв голову.

Конан снял с ее глаз повязку, и Акила посмотрела на него: зрение к ней вернулось полностью. Конан вытянул перед лицом женщины руку с кинжалом и вскрыл себе вену на предплечье:

— Вот. Пей.

— Я что, вампир? — В глазах ее было отвращение и что-то похожее на удивление.

— Это киммерийская кровь, женщина, самая сильная в мире. Не расходуй ее зря.

Он взял Акилу за затылок и прижал ее рот к своей руке. Некоторое время женщина вяло сопротивлялась, затем сдалась и начала пить. Когда Конан отпустил женщину, она легла на песок. Маленькая рана уже начала заживать, кровь на ней моментально свернулась.

— Ты необычный мужчина, Конан, — сказала Акила, силы уже начали возвращаться к ней.

— И ты не похожа на других женщин. Это я делаю не для каждого.

Она посмотрела на него и вдруг рассмеялась.

— Что здесь смешного? — спросил он недоумевая.

— Вид у тебя как у пятнистого кота! — ответила она, показывая на его грудь, на которой было множество ожогов от кислоты.

— Это случается, когда в темноте дерешься с демонами. Теперь веришь мне?

— Ладно. На этот раз поверю. Идем дальше? Я чувствую себя лучше.

— Можем и пойти. Солнце все равно сжигает тебя, идешь ты или сидишь.

Они встали и пошли. Когда приблизился вечер, силы, подпитанные кровью, иссякли, и женщина снова повалилась и не могла даже говорить от изнеможения. Конану тоже было не до разговоров. Без слов он нагнулся, взял ее на руки и перекинул через плечо. Вес Акила имела немалый, но силы киммерийца были огромны, и, неся на спине женщину, он шел ничуть не медленнее. Каждый час он перекладывал ее с одного плеча на другое в течение всего остатка дня и всю ночь.

Он шел как автомат, равномерно переставляя ноги, не обращая внимания на боль ожогов и усталость в плечах, думая лишь о том, что он должен выжить и доставить Акилу туда, где есть вода и тень, и сделать это нужно скорее. Она не перенесет еще одного дня под солнцем пустыни. Усилия настолько отупляли сознание, что, когда наступил рассвет, Конан не сразу заметил всадников.

Киммериец вздрогнул, услышав крики и увидев, что на него несутся четыре верблюда. Солнце еще только показалось над горизонтом, и он осторожно положил женщину на песок и вынул меч. Затем он услышал радостные возгласы и увидел, как три дикарки и карлик спрыгнули с верблюдов и бросились к своей царице. К его удивлению, у них были толстые бурдюки с водой.

Женщины приподняли голову своей царицы, расцеловали лицо, расточительно полили тело водой и поднесли один из бурдюков к ее губам. Акила жадно принялась пить, закашлялась, ее вырвало, затем она снова начала пить. На лицах женщин слезы прочертили черные полоски.