Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан

— Точно как мой сопровождающий. — Вскинув глаза, трибун усмехнулся. — Тот убеждал меня, что его дело важнее чести. Вы бы с ним нашли общий язык.

— Не знаю, кто тебя сопровождал.

— Не важно… Важно, что политика вас не оправдывает. Да и откуда знать, что люди, которых вы казнили, были и правда мятежниками? Вы вырвали им языки! Очевидно затем, чтобы никто из них не выкрикнул на колесе истинную причину своей смерти!

— Это уже не моя вина. По просьбе гир Велебура я дал указ предать их суду, но пригвождать к колёсам или вырывать языки, это не входило в мои планы. Может быть ликторы перестарались? Хочешь предъявить что-то, иди к Сцеволе. Ты ещё не забыл, где живёт твой душевнобольной родственник?

Магнус тяжело вздохнул.

— Плохая политика — перекладывать вину на другого патриция. — Постепенно до него доходило, что обвинениями ничего не добиться. «Нет. Сенатом его не взять. Судом тоже. Единственный способ — это выборы консула на Дне сбора урожая».

— Ты же был хорошим малым когда-то!

— Считайте, что вы потеряли мой голос. Я скорее проголосую за мидии с луком, чем за вас. Те приносят хоть какое-то удовлетворение.

— Вот и удовлетворяйся, сколько сможешь, Варрон. — Он скривил губу, не тронутый его угрозой. — Я человек чести. Ты спас Меланту, и как её опекун, я всё ещё у тебя в долгу. Хочешь золота? Ты получишь золота. Хочешь почёт и славу по возвращении Архикратора? Она у тебя будет. Тиндарей оценит твои заслуги. В конце концов, ты рисковал жизнью ради его племянницы.

— О, я уверен, однажды мы сочтёмся.

— А если ты волнуешься за тех людей, которых освободил, — присовокупил он, — так это лишнее, стража не будет их преследовать.

«Стража — нет, а страхи — всю жизнь!»

— Вы могли бы со мной посоветоваться, прежде чем писать указ…

— Как думаешь, кто устроил всё это? — Он обвёл взглядом полыхающий ипподром. Носилась стража. Одни разносили раненых по лечебницам, другие впустую тушили огонь. — Кому это понадобилось?

— Имеете ввиду, кто сжёг ипподром? Мне почём знать.

— Столько граждан погибло.

Этому и правда не было объяснений. Но Магнус и не думал браться за их поиски. Не обнаружив охоты возвращаться в пекло, что правило ипподромом, он предпочёл, чтобы во всём разобрался магистр оффиций. Если брат не проспал, то уже едет.

— Ты согласишься с тем, что смерть даже одного невинного — ужасная трагедия?

— Об этом я вам и толкую!

— А что до погибших сегодня? Тот, кто убил множество невинных людей, должен понести наказание?

— Чтобы не разглагольствовать попусту, скажу так. — Магнус бравадно упёр руки в бёдра. — Если вы обвините плебея, сообщите мне или моим асикритам. Нельзя судить человека без права защиты выступить в его пользу. Даже если это государственное преступление. Даже если преступник убил сотни, а то и тысячи людей. Даже если он само зло во плоти и ест младенцев перед сном вместо пирога! Ему требуется защитник!

— В следующий раз, Варрон, обязательно сообщу. Но что это изменит?

Магнус обернулся к Ги.

— Дружище, кажется, нам не рады. Уходим отсюда. И куда пропал Цецилий?

Всё это время Ги покорно ждал у бордюра.

— Он ушёл. Сказал, что его ждут дела.

«Или струсил, ладно, обойдёмся без него!»

— Он назвал улицу? Вечером пойдем на виллу Клавдии.

— Это аж в Посольском квартале…

— Может я могу чем-то помочь? — спросил Люциус.

— О нет, вы только напортачите!

Поведя плечами, Люциус вторично рассыпался в благодарностях за спасение Меланты, и удалился. Магнус проводил его взглядом до той поры, пока его белая тога не пропала в крытом пашмином экипаже, который, разразившись стуком колёс, выехал на аллею.

Магнус же направился в «Привал нереиды». Пожар слегка выбил его из колеи («слегка» — не то слово), но отдыхать и зализывать ожоги было рано, предстояло переодеться и обследовать виллу Клавдии, чтобы найти доказательства невиновности Марка, а там защитить его… словом, куча дел, требующих времени и заботы.

Они вышли из Сенаторского квартала, когда к ипподрому подошёл кортеж магистра оффиций. Издали Магнус слышал перекличку вигилов — сигналы к началу ликвидации пожара. Этот день запомнится всем, кто был в ипподроме в момент его взрыва и выжил. И в одно Магнусу хотелось верить — девочка, которую он вынес, станет когда-нибудь великолепной Архикратиссой. Кто, если не законный наследник, позаботится о народе, когда Архикратора объявят мёртвым?

На руинах славы

СЦЕВОЛА

Кара Богов находит на богатых и бедных, сильных и слабых, высоких и низких, здоровых и больных. Для них — всё едино, и случившееся на ипподроме было лучшим тому доказательством. Прогневавшие Всевышних люди лежали в завалах обгоревших бетонных плит или, обугленные, распростёрлись по частям на пыльном вулканическом туфе. В один миг величественный ипподром стал грудой развалин.

Вигилы потушили остатки огня. Западный ветер унёс его дым к Деловому кварталу, и солнце, выглянувшее из-за серых клубов, слепило глаза. Прохаживаясь по ристалищу, Сцевола вглядывался наверх, поднимаясь по тёмным ступеням к кафизме, останавливался у трупов. Его сандалии нагревались от тронутого пожаром и облитого солнцем камня. Левый кулак безвольно лёг на губы.

«Боги забрали его», — промелькнуло страшное наитие. — «О милый брат, о чём ты думал! Из-за тебя скорбью заплатим Мы!».

«Боги не могли его убить, — возражал другой голос, — он избран Нами, а потому должен выжить».

Хлестаемый этими мыслями, он дошёл до кафизмы. Ликторы помогли ему перейти через упавшую колонну и взойти на то место, где, по словам очевидцев, находился Магнус незадолго до взрыва.

Его не трогали ужасы смертей. Он научился видеть их во тьме казематов и на лезвии топора, на кончике гвоздя и в скорёженных губах человека, вокруг шеи которого завязывают узел. С безразличным выражением он осматривал трупы мужчин, женщин и детей. Он не искал причины — только брата.

Так Сцевола бродил, словно призрак, пока ему не доложили, что Магнус находится в полном порядке. С одной стороны, глупо было сомневаться в его избранности, Боги не дадут в обиду своих любимцев, с другой — часть Сцеволы возликовала. Потом стражники принесли новость, что Магнус к тому же спас жизнь наследнице престола. Они видели, как храбрый трибун вынес её безвольное тело.

— Когда должность консула будет Нашей, Мы отблагодарим его, — ответил Сцевола. «Чтобы никто не смел сомневаться в его богоизбранности».

Он повернулся к ликторам.

— Есть сведения о том, кто это сделал?

Они рассказали ему всё, как было. Два взрыва, пожар, паника. По последним подсчётам погибло от четырёх до пяти тысяч человек. «Не так уж и много», сказал себе Сцевола. Услышав, что среди погибших значились несколько варваров и консульский референдарий Адамус Хавар, он взыграл душой и одарил ликторов полуулыбкой, как бы говоря «так должно было случиться, вы разве не знали?»

Какая жалость, что вместе с Хаваром к Богам не отправился гир Велебур. Он блуждал по дромосу с горсткой своих людей, переговариваясь с легатом Квинмарком. О чём? Сцевола бы подошёл и спросил, но видеться с неотёсанным варваром счёл ниже достоинства. Быть в курсе событий он мог и без лишнего празднословия.

В течение часа ипподром оцепили. Начались более масштабные поисковые работы, к руинам пригнали почти две трети стражников Сенаторского квартала и местный военный гарнизон. Подъёмные устройства отрывали от земли камни, плиты, обломки скамей. На землю сыпались щебень и пепел. Вскоре Сцеволе доложили, что число погибших возросло до семи тысяч. В особенности не повезло сидевшим слева от кафизмы и тем, кто на момент взрыва находился в дальних ярусах. На ту часть приходилась добрая половина мёртвых.

Причину взрыва так и не установили. Вернее, были предположения: от возгорания масла для колёс и неудачной кладки верхних ярусов до нагрева солнцем какой-нибудь опасной алхимической смеси. Сцеволе казалось, что ликторы со стражниками ведут поиски не там, где надо. Искать причину следует в основе вещей: вот, к примеру, в честь кого устраивались игрища? В честь варваров. Потому Боги и наказали людей, явившихся на это мероприятие.