Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
ПИСАТЕЛЬ АЛЕКСАНДР МАТЮХИН:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Мой коллега по работе, узнав, что я пишу хоррор, спросил: «А нормальное что-нибудь можешь?» Когда он через пару месяцев наткнулся в интернете на мой рассказ из так называемой «высокой» литературы, восторгу его не было предела. Коллега хлопал меня по плечу, всячески нахваливал и заявлял: «Вот! Не перевелись еще на земле нормальные писатели! Вот же написано — прозаик! А не какой-то там писатель ужасов».
Этот момент из жизни как нельзя лучше отражает суть данной статьи — хоррор до сих пор считают «нишевым» жанром, которому за пределами кучки фанатов делать попросту нечего.
Но с другой стороны, я бы хотел спросить — а надо ли вообще выбираться из этой ниши? По крайней мере, сейчас? Подражания, сравнения и погоня за чем-то никогда не идут на пользу развитию. В последнее время было потрачено много сил, чтобы отделить хоррор от фантастики, признать свою независимость, так сказать. Сдается мне, это и есть нормальный путь. Не стоит завидовать, что «большая» литература получает большие же премии, а фантастика (кстати, на мой сугубо личный взгляд — сильно подпортившая себе имидж именно заигрыванием с «большой» прозой) вроде как любима в народе и хорошо продается. Так зачем? Если жанр хоррора начнет развиваться индивидуально, не опираясь на другие жанры, не заимствуя, не заискивая, то вполне определенно рано или поздно возникнут образцы литературы — романы, повести, рассказы — которым будут завидовать уже другие. По этой дорожке и надо идти, не оглядываясь.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
МАРИЯ АРТЕМЬЕВА, ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР RR:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Надеюсь, вы заметили, дорогие читатели, что в данной статье мы имеем дело с попыткой сделать Россию не только родиной слонов, но и хоррора? Что, безусловно, и смело, и свежо. Но ведь в самом деле — почему бы и нет? Отечественным литературоведам надо обратить на это внимание.
Вопросы приоритета, — они же, как правило, и престижа, решаются, прежде всего, в академической среде. А русская академическая среда русской литературе — должна. С этой претензией автора нельзя не согласиться.
И если некоторые моменты в статье заострены нарочито, для пущей полемичности, то вот существенная нехватка в отечественном литературоведении некоторых теоретических обоснований видна невооруженным глазом. Иначе мы бы не спотыкались теперь о такие изначальные элементы, как «четкое определение хоррора» или вопрос о том, что же такое вообще этот самый хоррор — жанр или прием?
Я вот думаю, что хоррор — это художественный прием, который путем частого использования (увеличения количества) перерастает в жанр (качество). Точно так же стали когда-то литературными жанрами рассказ, повесть, новелла, роман, баллада, романс, сказка, кайдан…
С четким определением хоррора потому и туго пока, что процесс рождения жанра происходит в настоящем времени и это затрудняет классификацию.
В авторском определении говорится лишь об одной из возможных модификаций (наиболее близкой автору): о хорроре мистическом. Начисто отброшен хоррор реалистический (триллеры, слэшеры) и фантастический (все, что нереально, но может существовать с точки зрения науки — космический хоррор, например). Конечно, эта тема требует тщательного изучения и дискуссии.
Тут в области нашего литературоведения зияет серьезная лакуна. И на одного Белинского все не свалишь. Притом, что куда больше неприятностей нашей литературе принесли идеологические рамки и заслоны, поставленные литературоведению, как науке, в советское время…
В действительности мы просто не знаем толком собственную литературу. Огромная часть авторов оказалась в тени, на задворках. Так называемые «писатели второго плана» фактически не существуют — они не зафиксированы в сознании рядового читателя как участники литературного процесса. Не положены на нужную полочку в умах. Их нет в литературоведческом пантеоне, в теории и практике литературы — в школьных хрестоматиях и учебниках.
При этом идеологическое давление в этой сфере — только теперь со знаком минус, как положительная расовая дискриминация — имеет место и до сих пор. Советское заменили на антисоветское. В школе изучают Солженицына, «потому что надо», а, скажем, одного из наиболее ярких представителей мистической русской прозы 20 века — Альфреда Хейдока — до сих пор не знают даже специалисты-филологи.
Хочу особенно подчеркнуть этот момент. Вот автор приводит в пример Вальтера Скотта, Конана Дойля, Оскара Уайльда, Уилки Коллинза… Извините, но это все представители той самой литературы, которую у нас презрительно относили к «чисто развлекательной» и «коммерчески успешной». Только отнюдь не один Белинский в этом повинен. «Поэт в России больше, чем поэт» — установка старая, и сами наши авторы это понимали, принимали и поддерживали ее.
Если уж заглядывать в истоки, то в нашей стране было иное отношение к грамотности как таковой — она была не столько мерилом статуса или источником наживы, сколько в первую очередь духовным служением. Первые школы на Руси были монастырскими, церковно-приходскими, и только спустя столетия на смену им пришли школы мирские — земские, гражданские. Ознакомьтесь с историей русской азбуки: это не просто алфавитная памятка. В ней каждая буква — значимое слово, которое складывается в нечто, объединенное общим смыслом, в текст, который задает параметры духовного мировоззрения.
Чтобы было понятно: не авторов у русской литературы не было или нету соответствующих, а нет правильной литературоведческой теории. Геральдики, грубо говоря. Которая бы нашла и описала в правильном свете место каждому нашему автору.
Русская литература обширней и разнообразнее любой другой мировой литературы. Если мы будем изучать ее так, как изучают свои национальные литературы те же англосаксы (я уж не говорю — пропагандировать) у нас будут многотомные школьные учебники литературы. На каждый класс школы.
Вальтер Скотт, говорите? Исторический роман, приключенческая литература?..
Я приведу только один пример, для понимания сути проблемы. Не будем говорить об авторах, имена которых ничего не скажут нам, воспитанным советской школой или, тем более, — сдавшим ЕГЭ, таких, как Матвей Комаров (автор «Обстоятельной и верной истории двух мошенников: первого российского славного вора… Ваньки Каина;…второго французского мошенника Картуша» (1779–1794), «Невидимки, истории о фецком королевиче Аридесе и брате его Полунидесе, с разными любопытными повествованиями» (1789) и других лубочных изданиях) или Николай Эдуардович Гейнце (автор исторических и приключенческих романов — «Малюта Скуратов», «Аракчеев», «Князь Тавриды», «Коронованный рыцарь» и других), или Василий Александрович Вонлярлярский («Поездка на марсельском пароходе», «Охота на львов в Милиане»,»Силуэт«,
