Военные разведчики XX века - Михаил Толочко

Тухачевский и другие сотоварищи были арестованы в предвечерье 4 июня 1937 года. Тухачевский пытался покончить жизнь самоубийством. Заседание суда началось ровно в 10 часов утра 11 июня и закончилось в 9 часов вечера того же дня. Согласно сообщению ТАСС все обвиняемые признали свою вину. Никаких других сообщений по данному делу не было. Подведение итогов обвинения Вышинским заняло не более двадцати минут. Он потребовал всех обвиненных разжаловать и расстрелять. Приговор был приведен в исполнение спустя 4 часа. По приказу Сталина маршал Блюхер (который сам позже стал жертвой в одном из последующих процессов) командовал отделением, приводившим приговор в исполнение. Из членов суда в живых ныне остались только Ворошилов и Буденный. Лично мне пришлось уничтожить большую часть тех миллионов, что заплатили нам русские, так как все были крупными купюрами, а их номера, безусловно, были учтены в ГПУ. Любой наш агент, попробуй он использовать их в Советском Союзе, был бы сразу арестован.

Таким образом, дело маршала Тухачевского стало прелюдией сближения Гитлера со Сталиным. Оно стало поворотной точкой отсчета, которая приблизила решение Гитлера, готовившегося к атаке на Запад, обезопасить свои восточные границы через союз с Россией.

ОПЕРАЦИЯ «ЦИЦЕРОН»

Утром 28 октября 1943 года, прибыв на работу, я собирался просмотреть поступившие за ночь радиотелеграммы, когда позвонил X. Вагнер — правая рука Риббентропа — и спросил, не можем ли мы встретиться по делу, не терпящему отлагательства и исключающему возможность вести беседу по телефону.

Прибыв ко мне, он доложил о только что принятой телеграмме от фон Папена и о странном предложении, поступившем от человека, назвавшего себя слугой английского посла в Анкаре. Взамен колоссальной суммы в двадцать тысяч фунтов стерлингов, которую следовало немедленно выплатить, «слуга» предлагал фотокопии наиболее секретных документов английского посольства. В дальнейшем он намеревался продавать фотокопии таких документов по пятнадцать тысяч фунтов за каждый последующий ролик пленки. Учитывая то обстоятельство, что материал затрагивал вопросы, интересующие секретную службу, но казался довольно сомнительным и рискованным делом, Риббентроп хотел знать мое личное мнение, целесообразно ли принимать это предложение.

На первый взгляд эта затея и впрямь выглядела весьма сомнительной. Однако информация, поступавшая к нам до сих пор из других источников, носила очень общий характер, и пренебрегать таким предложением было бы легкомысленно. За время работы на секретном поприще мне часто приходилось с необходимостью принимать подобные рискованные решения, и у меня выработалась определенная интуиция. А предложение оплачивать каждую серию фотокопий после их передачи давало определенные гарантии. Но лучше все же было сначала хотя бы бегло ознакомиться с содержанием пленок. Я нисколько не сомневался, что Мойзиш в Анкаре, которого я знал как опытного и умного разведчика, справится с этим делом.

Взвесив все факты, я посоветовал принять предложение и первоначальную сумму из фондов секретной службы немедленно направить специальным курьером в Анкару. Риббентроп согласился со мной, о чем уведомил телеграммой фон Палена. На следующий день двадцать тысяч фунтов стерлингов переправили в Анкару курьерским самолетом.

С большим нетерпением я ожидал весточки от Мойзиша. Она пришла три дня спустя. Он установил контакт с человеком, дав ему условную кличку «Пьеро». Последний был ему представлен посланником Янке, у которого «Пьеро» несколько лет назад работал в качестве слуги.

Пребывая на дипломатическом поприще, Янке вынужден был остерегаться происков секретной службы противника и не хотел связываться с «Пьеро». Поэтому, как только тот появился у него в доме, Янке сразу послал за Мойзишом и в тот же вечер свел их.

«Пьеро» был среднего роста, бледный, с глубоко посаженными темными глазами и подбородком, свидетельствовавшем о волевом характере. Говорил он мало, на Мойзиша произвел впечатление жестокого и очень способного человека. Все его ответы были определенны и точны. После непродолжительной беседы Мойзиш почувствовал себя в затруднительном положении. С одной стороны, находясь на секретной службе, он, конечно, испытывал сильное искушение принять предложение. С другой — запрошенная сумма была баснословной, а дело — отчаянно рискованным. К тому же у Мойзиша под рукой такой суммы иностранной валюты не было.

Дело усложнялось еще тем, что «Пьеро» обусловил срок — три дня — в течение которого Мойзиш должен решить этот вопрос. «Пьеро», махнув в сторону советского посольства, предупредил, что его ждут другие заказчики.

Когда Мойзиш получил первые ролики пленки, он сумел их проявить и бегло ознакомиться с содержанием снимков. Даже этот беглый взгляд на первые две пленки буквально ошеломил его. Он немедленно связался по радио через фон Папена с Риббентропом. Получив донесения от «Пьеро», я лично ознакомился с фотоснимками. Вот так в наших руках оказалась особо секретная переписка английского посольства в Анкаре с Форин Оффисом в Лондоне. Имелись также личные записки посла о взаимоотношениях Англии с Турцией, с одной стороны, и Англии с Россией — с другой. Большую ценность представлял полный список материалов, поставленных Америкой Советскому Союзу по лендлизу в 1942 и 1943 годах. Здесь же находился обзорный доклад Форин Оффиса о результатах встречи в Москве в октябре 1943 года министров иностранных дел.

Содержимое так захватило меня, что, позабыв обо всем, я углубился в изучение этих документов и даже не наметил сразу те мероприятия, которые в таких случаях накладывала на меня должность начальника секретной службы. Впоследствии я набросал следующее:

1. Через Гиммлера срочно представить доклады Гитлеру.

2. Генералу Тиле (начальнику службы радиоперехвата и дешифровок ОКВ) передать материал, по которому он сможет начать работу по дешифровке английского кода. Четыре самых крупных дешифровщика Германии, в том числе два профессора математики, несколько недель подряд трудились, пока не удалось «раскусить» часть кода. Это было большим успехом. Несомненный интерес представляли сделанные от руки на полях документов заметки, даты шифровок из Лондона и Анкары. Подобные пометки представляли для наших экспертов большую ценность.

3. Эксперты постарались составить список вопросов, которые должны были подтвердить Гитлеру достоверность материалов. Конечно, это имело самое большое значение, так как давало возможность решить, можно ли использовать полученный материал для оказания влияния на внешнеполитический курс государства.

4. Проинформировать о принятых мною мерах государственного секретаря Штеенграхта. Мойзишу принять ведение дела на себя (так как сумма была очень значительной, я спросил секретаря, к каким расходам ее отнести. Штеенграхт рекомендовал провести расходы по моему ведомству, и если они окажутся непосильны, тогда часть суммы сможет принять на себя министерство иностранных дел.)

Вскоре из Стамбула поступила шифровка о том, что Мойзишу приказано явиться в Берлин и лично доложить Риббентропу суть дела. Мне очень не понравилось, что со мной не проконсультировались по данному вопросу. Поэтому я устроил так, чтобы Мойзиш до встречи с Риббентропом сначала повидался со мной. Я вовсе не собирался упускать из своих рук «Цицерона» — как его прозвал фон Пален.

Первая обстоятельная беседа с Мойзишем состоялась на следующий день после его визита к Риббентропу. Мы старались понять, какие мотивы побудили «Цицерона» на такой шаг. Тогда еще трудно было определить ценность фотодокументов, но мы решили: колоссальные расходы оправдают себя. Окажись материалы подкинутыми нам вражеской секретной службой, то даже в этом случае мы извлекли бы пользу — ведь очень важно знать, к каким средствам прибегает враг, чтобы ввести своего противника в заблуждение. Но, как было сказано Мойзишу, я верил в подлинность материала. Он полностью соответствовал общей картине политической ситуации, как я представлял ее себе. Я решил не ограничиваться только оценкой материала, что имело прямое отношение к функциям секретной службы, но посвятить себя третьей фазе — найти добытым данным практическое применение. Как правило, это не входит в обязанности секретной службы, которая должна ограничиваться первыми двумя фазами: сбором и оценкой информации. Однако тяжелое положение Германии требовало, чтобы я использовал все свои способности на решение именно этой проблемы.

Я приказал Мойзишу все переданные ему «Цицероном» пленки тотчас направить в Берлин, дабы наши работники смогли их размножить в достаточном количестве для рассылки фотокопий заинтересованным лицам. В случае необходимости с целью оказания технической помощи мы брались организовывать дважды в неделю посылку специальных курьерских самолетов в Анкару. Намечали также в срочном порядке направить туда специалиста со всем необходимым для современной фотолаборатории оборудованием. На время выполнения миссии предоставить «Цицерону» дипломатический статус.