Дикое поле - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А Рахман? Он-то на что?
— Рахман пусть домом занимается. К тому же ты знаешь — госпожа мне куда как больше верит.
— Потому что ты ее никогда не обманываешь, — покивал Утчигин. — А Рахман — всегда.
— Что же она его не прогонит?
— Сам знаешь — хитрые люди тоже нужны бывают.
— Хэй, хэй, Мисаил!!! — радостно хохоча, выехали с заднего двора подростки — Уриу с Джангазаком, узкоглазые, смуглые «индейцы», им еще бы перья, да броситься с кручи с кличем: «У-у-у-у, у-у-у! Апачи-и-и-и!!!»
Да поснимать скальпы с какой-нибудь бледнолицей сволочи, хоть, скажем, с углицких пропойц-князюшек, до власти да чужого добра жадных.
Седой, старый привратник живенько отворил ворота, и трое юношей, радостно крича, выехали из усадьбы да пустили лошадей вскачь — навстречу ясному солнышку, свежему ветру навстречу, навстречу весне… пусть даже и фальшивой.
Ратников немного позавидовал этим мальчишкам — ну, до чего ж хорошо! Скачи себе… ни забот особых, ни хлопот. Только что в любой момент убить могут — врагов у Белой госпожи хватает.
Ага, вот она и сама из юрты нарисовалась — видать, встала только что, но уже себя в порядок привела: волосы уложила, приоделась в белый свой кафтан-халат-дэли. Ай, красавица, красавица вдовушка — что уж тут скажешь? Только оближешься. Бровь соколиная, солнечно-карие, с зелеными весенними искорками, очи, тонкий — руками перехватить — стан, гибкое юное тело, грудь… бедра… ах, ах… редакция «Плейбоя» в полном составе завистливо пускает слюни — фотографа-то сюда не прислать!
— Хэй, хэй, Мисаил! — красавица приветливо помахал рукой. — Ты что так уставился? Нет, нет, не смотри — я еще не накрашена.
— Да и не нужно тебе краситься, — весело засмеялся Миша. — Лицо только портить.
— Артельщики твои когда придут?
— Сказывали — с утра, сразу после заутрени.
— Так заутреня-то давно уж…
— Так должны бы уж и быть… — обернувшись, молодой человек посмотрел за ворота и с облегчением выдохнул. — Да вон они едут.
— Рахман, встреть их и пусть пока ждут! — подозвав домоправителя, деловито распорядилась хозяйка. — А ты, Мисаил, пойдешь со мной. Покажу, где, как да что делать.
— Так ясно ж уже…
— Пойдем!
Ак-ханум повернулась, пошла — ну, до чего ж хороша, прямо не отвести взора! — и эту свою красоту юная госпожа конечно же осознавала вполне и пользовалась. А почему бы нет-то?
Поднявшись по невысокому крыльцу, они прошли в залу, натопленную настолько жарко, что у обоих сразу же выступил пот.
— Говорила же Рахману — не надо так жарко топить, по-зимнему… Сюда подойди, Мисаил… видишь, вот тут я прикажу бассейн сделать… как у римлян когда-то — атриум.
— Ого! — молодой человек искренне восхитился. — Откуда ты, моя госпожа, про римлян знаешь?
— Ну, ты совсем-то глупой меня не считай! — обиженно прищурилась девушка. — Я много чего знаю.
— Да я и не сомневаюсь, моя госпожа! — приложив руку к сердцу, Ратников со всем уважением поклонился.
Ак-ханум махнула рукой:
— Ла-адно. Вот здесь пусть трубу проложат… и вон там — там воду подогревать будут. А здесь, вот по бордюру, хочу мозаику в римском стиле устроить.
— Ага, ага, — послушно покивав, Михаил не удержался, съехидничал. — А чтоб совсем на Рим походило, надобно дыру в крыше пробить. В атриуме так.
— Дыру? В крыше? В голове у себя пробей, больше толку будет! — Ак-ханум расхохоталась, сдула упавшую на лоб прядь, лукаво сверкнув глазами.
Ратников аж языком прищелкнул:
— Ну до чего ж ты красивая!
Чувствуя, что теряет голову, подпадая под власть этих сверкающих зеленовато-карих глаз, подошел ближе, обнял, крепко целуя в губы…
Красавица поддалась было… но тут же отпрянула, шутливо погрозив пальцем:
— Нет-нет, не сегодня… Не в эти дни.
— Как пожелаешь, моя госпожа.
— Желаю-то я почти всегда, — цинично призналась хозяйка. — Но далеко не всегда могу себе позволить. Вот, как сейчас… сейчас я могу понести… а иметь детей хочется от того… от кого хочется. Я еду в гости сейчас, вот сейчас, прямо. И думаю, что вернусь только к утру… Ах… — мечтательно запрокинув голову, юная женщина улыбнулась. — Ах, если б все сложилось, как я мечтаю! Мисаил… вели, чтоб готовили лошадей. Ах… Ты же мой друг, ведь так?
— Да. И ты сама это знаешь.
— Знаю, — Ак-ханум обняла Михаила за шею, потерлась щекой об щеку. — Ты, верно, догадываешься — куда я еду… и зачем… Только не говори никому, ладно?
Резко повернувшись, юная госпожа выбежала из дворца во двор, в юрту, а Ратников неспешно подошел к артельщикам, степенно здороваясь со всеми за руку:
— Здрав будь, Евстафий!
— И ты будь здрав, друже.
Поболтали, потом Михаил повел часть артельщиков в дом… На крыльце оглянулся — Ак-ханум, верхом на вороном жеребце, пронеслась мимо в сопровождении воинов Шитгая. Ай, ай… зря она доверят этому гнусному толстяку! Лучше б Утчигина и его парней с собою взяла… хотя, с другой стороны, им еще не по чину — слишком уж молоды.
— Сам Сартак-царевич нашу госпожу звал! — выглянул из дверей Рахман. — Ах, какие люди.
Сартак… Михаил про себя улыбнулся — теперь ясно, куда красавица Ак-ханум так спешила с утра… и ясно — от кого хотела ребенка.
Что ж — просила не болтать… Так и не надо.
— Это дело госпожи, куда и к кому она едет! И не стоит слугам об этом болтать, — резко оборвав управителя, Михаил обернулся к артельным. — Заходите, парни.
И сразу же закипела работа — артельщики под руководством Евстафия что-то измеряли, долбили стены… Ратников зачем-то зашел к себе в каморку, что-то взять или так просто заглянул… и вдруг отчетливо услыхал голоса, доносившиеся сквозь проделанную в углу дыру из гостевой залы.
Хорошо было слышно, отчетливо… каждое слово. А что если…
— Евстафий, друг, — выйдя из своей комнаты, Михаил отозвал приятеля в сторону. — Ты вот через эту дырку трубу не тяни… возьми левее — так красивей будет.
— Как скажешь! — подрядчик пожал плечами. — Левей, так левей. Эй, парни — дыру вон ту заложите.
— Не, не, не, — замахал руками Ратников. — Закладывать ничего не надо — просто решеточкой золоченой закройте. Вдруг да пригодится еще дыра?
— Добро, закроем.
— И бассейн, бассейн — главное.
— Что?
— Ну, пруд этот домашний.
Отдав необходимые распоряжения, молодой человек вышел во двор и тотчас же увидал бегущего к нему Джаму:
— Мисаил, Мисаил, тут тебя из какой-то корчмы спрашивают. Говорят, ты задолжал там.
Проходивший мимо как раз в этот момент Кузьма навострил уши и ухмыльнулся.
— Задолжал? — Миша задумчиво поскреб затылок, проводив рыжего пройдоху взглядом. — Ах да, да, было. Только вот, сколько задолжал — убей бог, не помню. Пойду, уточню… Где там корчмарь-то, Джама?
— Сказал — у старого карагача ждать будет.
Под старым карагачом, в орешнике, паслась белая лошадь, рядом с которой, беспечно прислонившись спиной к толстому узловатому стволу, задумчиво жевал старую соломину галицкий кондотьер Савва Корягин.
— А-а-а, — подойдя ближе, усмехнулся Ратников. — Я почему-то так и подумал, что ты.
— Здрав будь, Миша, — выплюнув соломину, Корягин протянул руку.
— Здравствуй, здравствуй. Случилось что?
— Да так, — кондотьер лениво потянулся. — Помнишь, я тебе про одного новгородца рассказывал?
— Который то ли новгородец, то ли — нет?
— Да, да, про него. Сегодня ты с ним должен встретиться. К вечеру ближе в корчме Африкана Корыта — знаешь такую?
— Нет, — покачал головой Михаил. — Что же я, такой пьяница, что все корчмы должен в городе знать?
— У южных ворот это. Там, где яблоневые сады.
— Южные ворота, — Ратников издевательски свистнул. — Знаю — там юг, там тепло, там яблоки. А что за Африкан? Имечко, как у какого-нибудь ди-джея.
— Не понимаю тебя… Впрочем, имя, как имя. Корыто — наш человек, то есть в смысле — мой, рязанец. Суздальцев куда больше, чем татар, ненавидит. Да и других своих соседей — черниговцев, смолян — не жалует.
Миша при этих словах усмехнулся:
— Ишь ты! Рязань татары пожгли, а рязанцы суздальцев ненавидят!
— Это потому, что суздальцы еще допрежь татар Рязань разорили. Татарам уж одни ошметки остались. А вообще-то, все там хороши, чистеньких нету. Вот и Африкан — был себе своеземцем, хозяйничал, до татар еще. Отъехал как-то в Рязань, в базарный день. А тем временем суздальцы налетели, усадьбу пожгли, супружницу его да детишек — в полон, в рабство булгарам продали або смолянам — поди-ка, найди. Погоревал Африкан, да делать нечего — только усадьбу отстроил, а тут — татары.
— Дальше можешь не рассказывать, — махнул рукой Михаил. — Понятно — попал мужик из огня да в полымя. Был своеземцем, стал рабом… потом, видно, выкупился.