Босфорский поход Сталина, или провал операции «Гроза» - Сергей Захаревич

…Большую часть учебного времени дивизия находилась в поле, детально изучая и организацию и ведение боя в сложных условиях… Конница в то время была самым подвижным массовым родом наземных войск. Она предназначалась для быстрых обходов, охватов и ударов по флангам и тылам врага. В условиях встречного боя от нее требовалась стремительность развертывания боевых порядков, быстрота в открытии огня по противнику, смелый бросок главных сил в исходный район для атаки и неотступное преследование отходящего врага (большой привет А. И. Исаеву, великому «знатоку» тактики советской кавалерии. — С.З.)» [27].

Небольшая справка:

«В начале 30-х в БВО (Белорусском военном округе. — С.З.) были созданы соединения и части автобронетанковых и механизированных войск, в том числе 7 танковых бригад, сформирована первая бригада ПВО, к 1937 году развернуто несколько авиационных бригад, бомбардировочный корпус (пакт о ненападении с Польшей уже был подписан. — С.З.). Появились части нового рода войск — воздушно-десантные. Началось строительство укрепленных районов (только тогда! — С.З.) (Полоцкого, Минского и Полесского). На территории округа ежегодно (начиная с 1925) проводились крупные учения и маневры, он являлся своего рода опытной базой советских вооруженных сил. Важным событием стали маневры 1928, где наряду с другими задачами отрабатывалась так называемая пробная мобилизация с развертыванием соединений и частей до штатов военного времени. В 1930-е гг. в округе проверялась организационная структура войск, отрабатывались тактические приемы и способы боевых действий. Накопленный опыт использования первых механизированных частей явился основой для дальнейшей разработки теории и практики их применения. Наиболее поучительными были маневры Белорусского военного округа 1936» [59].

Обратите особое внимание на тот факт, что из 14 имевшихся к 1936 году в составе РККА СССР механизированных бригад (8 в составе мехкорпусов и 6 отдельных) 7, или 50 %, были сосредоточены в Белоруссии. Ну и что, — возразят оппоненты, — эти соединения крепили оборону границ! По этому поводу еше одна коротенькая справочка:

«…Боевой устав предусматривал для танковых частей только один вил боя как в наступлении, так и в обороне — атаку. Стрельба с места в обороне допускалась в исключительно редких случаях» [52, с.121].

Пассаж «и в наступлении, и в обороне» принадлежит авторам и составителям энциклопедии, откуда приведенные выше строки. В уставах об обороне танковых соединений не сказано ничего конкретного, только о наступлении. И никакие домыслы о якобы существовавшей в то время в РККА своеобразной тактике «активной обороны» путем массированных танковых атак (ибо по уставам танки предполагалось использовать только в массе) не принимаются — они противоречат концепции «глубокой операции», в которой нет ни слова о подобном методе оборонительных действий. Другое дело, что все свои силовые акции советское руководство обосновывало интересами обороны, но мы помним, что это не что иное, какхарак-терная черта и своеобразие российской имперской политики. Ктан-кам и УРам мы еще вернемся, пока же поговорим о более интересном.

Что же такое произошло в начале 1932 года, что вынудило Сталина начать экстренную переброску войск к польской границе? Может быть, обострились взаимоотношения с Польшей? Нет, ничего кардинально нового в отношениях двух государств в начале 1930-хне произошло. С 1926 года тянулись малоперспективные переговоры с целью заключения пакта о ненападении, которые советское политическое руководство, по известным одному ему причинам, не торопилось реализовать, и это несмотря на постоянные заверения о приверженности к миру и добрососедству. Складывается впечатление, что Сталин просто чего-то ждал. В остальном же — без осложнений.

Может быть, в самом Союзе произошло нечто экстраординарное? Тоже нет. Восстания насильно сгоняемых в колхозы крестьян были подавлены, заговор Сырцова — Рютина провалился еще в 1930 году. Так в чем тогда причина спешной концентрации дивизий на западной границе? А дело в том, что в тот самый момент, как комдив Жуков с семьей бороздил слуцкую грязь, в Германии развернулась крупнейшая политическая битва — президентские выборы 1932 года.

«Выборы в рейхстаг в сентябре 1930 наглядно продемонстрировали сильнейший рост «коричневой» опасности. Нацисты собрали свыше 6400 тыс. голосов — в 8 раз больше, чем на выборах 1928 года, выдвинувшись на второе (после СДПГ) место в рейхстаге. Крупного успеха добилась КПГ, за которую голосовало свыше 4590 тыс. человек.

…На президентских выборах в марте — апреле 1932 сторонники Гитлера собрали свыше 13 млн. голосов (нацистский электорат + электорат коммунистов. — С.З.). Но президентом вновь стал Гинденбург, которого поддержала значительная часть правящего лагеря (а также социал-демократические лидеры, призвавшие своих сторонников голосовать за него» [10].

Сталин наивно рассчитывал на победу коммунистов в Германии, немецкие коммунисты, в свою очередь, также наивно на это рассчитывали, для чего и заключили союз с НСДАП. Что же должно было, по расчетам Сталина и адептов Коминтерна, произойти дальше, после победы КПГ? Естественно, борьба с внутренней и внешней контрреволюцией в Германии. Приход к власти коммунистов мог закончиться только вводом в страну оккупационных войск Антанты, как это наглядно продемонстрировали события в Руре в 1922–1923 годах.

11 декабря 1922 года немецкий миллиардер Хуго Стиннес выступил с заявлением, из которого следовало, что германское правительство не должно платить репараций по итогам Первой мировой войны. В ответ на отказ Германии выполнять свои обязательства по репарациям 11 января 1923 года французские и бельгийские войска начали оккупацию Рурского бассейна, чем поставили немцев на грань экономической катастрофы. Против оккупации Рура во всем мире выступило только Советское правительство.

Своими силами немцы оказать сопротивление оккупации не смогли бы. Им могла оказать помощь только Красная Армия, но для этого необходимо было, в случае конфликта на западной границе Германии, быстро опрокинуть улан пана Пилсудского и выйти к Одеру, к восточным рубежам Веймарской республики. Подобные действия могли повлечь за собой лишь новую мировую войну, но разве не к этому готовился Сталин на протяжении вот уже 8 лет?

Конечно, Красная Армия еще далека от запланированного идеала, но в данной ситуации, перефразируя Клаузевица, стратегия политике не указ; если политическая ситуация диктует начинать войну сейчас — надо решаться, ибо другой такой случай выступить против Антанты в блоке с Германией может представиться не скоро. СССР и Германия в союзе — это сила, способная вступить в противоборство с французами и британцами.

Но к лету 1932 года Коба осознал окончательное поражение КПГ в Германии, а следовательно и крах этого варианта мировой кампании. Сталин решил взять паузу и понаблюдать за дальнейшим развитием ситуации в Европе (РККА же тем временем продолжала наращивать «мускулатуру»). Последовавшее охлаждение во взаимоотношениях Германии и СССР — естественная реакция Сталина на крушение его замысла, он всегда очень тяжело переносил подобные провалы.

Поскольку поход к Одеру через Вислу откладывался на неопределенный срок, СССР в неожиданно рекордные сроки, особенно учитывая 5 лет проволочек, 25 июля 1932 года наконец подписывает с Польшей пакт о ненападении. Отметим, что подобный пакт с финнами Сталин успел подписать в январе того же года, еще до провала КП Г на президентских выборах: Коба стремился обеспечить свой правый фланг к началу предполагавшегося весеннего наступления в Польше.

Южный вектор

Любопытно, что ни с Румынией, ни с Болгарией (государствами, закрывавшими дорогу к турецкой границе и черноморским проливам) СССР вплоть до начала второй мировой не пожелал заключать никаких мирных договоров. Это и не удивительно, если учесть, что именно на них должен был обрушиться главный удар в предстоящей операции. Что же до Турции, то после Договора о дружбе и братстве (1921 год), подписанного еще ленинским правительством, и Договора о дружбе и нейтралитете (1925 год) (уже без «братства»), 17 декабря 1929 года был подписан любопытный Протокол, согласно которому стороны обязались не заключать без уведомления другой стороны политического соглашения с государствами — непосредственными соседями СССР и Турции.

Несложно понять, что Сталин опасался, как бы Турция не заключила союз с теми же румынами и болгарами. Учитывая, что Румыния являлась членом «малой Антанты», союз с ней для турок автоматически означал союз с Чехословакией и Югославией, а следовательно, и с Антантой «большой». Создание, пусть даже в туманной перспективе, подобного блока на Балканах Сталина не устраивало. В «день X» он предпочитал иметь против себя пару-тройку разрозненных и малочисленных армий, а вовсе не объединенные вооруженные силы Балканских государств (к которым, в перспективе, могла присоединиться и Греция), отсюда и появление этого Дополнительного протокола.