Выше головы! - Расселл Джонс

— Три тысячи восемьсот двадцать, — уточнил библиотекарь за сортировочным пультом. — Семнадцать и восемь процента. Логги извиняется, что так мало. Обещает ещё.

За моей спиной кто-то нервно рассмеялся.

— Он сведёт нас с ума, — вздохнула Дейзи, нервным движением приглаживая коротко стриженные волнистые волосы.

— Хочу на это посмотреть! — откликнулся смуглый спамер, сидящий рядом с ней.

Оценив теплоту взглядов, которыми они обменялись, я постарался незаметно отправить запрос на свой альтер. Предположения подтвердились: Улле Гольц, муж, один ребёнок, через месяц ожидается второй. Понятно, почему лейтенанта перевели в группу анализа — ближайший год она не сможет работать по обычному графику. Впрочем, разбор «наследства», оставшегося после Просперо Мида, продлится гораздо дольше.

— Как там Папа Сим? — спросила у меня директор Восточного отдела СПМ, курирующая группу. — Что-нибудь вспомнил?

— Кажется, он от меня прячется, — вздохнул я. — И я его понимаю…

— Не понимаешь, — перебила она. — Ты слишком мало знаешь, чтобы понимать.

У Вильмы Туччи был цепкий взгляд, острые скулы, волевой подбородок и неизменная ироничная полуулыбка — в общем, она выглядела точь-в-точь так, как я представлял себе Главу Станции. И она не отличалась щепетильностью, за что я был ей безмерно благодарен. В первую минуту знакомства она посмотрела на меня так, как, наверное, дрессировщики служебных собак смотрели на полученный «материал»: дрянь, брак, но долг требует сделать из этого несмышлёного щеночка боевую единицу — и он станет боевой единицей или сдохнет!

— Посмотри внимательнее, — велела мне Туччи и скомандовала оператору:

— Запусти 117-2!

Я послушно уставился в экран, где Просперо Мид спорил с Кларой Чхве (что он делал регулярно) по поводу размещения новой оранжереи. Ухмылка, плечи, ноги, бутылочка в руке — ни дать ни взять Проф-Хофф, выбивающий право на дополнительную серию экспериментов!

«Ну, людей-то он не убивал», — подумал я и с ужасом ощутил ростки сомнений. Откуда мне знать, убивал профессор Хофнер или нет? Про Мида тоже никто не мог подумать, что он действительно псих ненормальный!

— Ничего не вижу, — вздохнул я. — Обычная заноза. Ходячая язва. Сволочь. Упёртый, самовлюблённый, не способен на уступки. Кажется, ему нравится доводить её. И нравится больше, чем возиться с огурцами!

— Ты мой хороший! — Вильма Туччи погладила меня по макушке и чмокнула в щёчку. — Простой, как огурец! Вот именно — ничего там нет!

— Тогда что мы высматриваем?

— Ну, уж точно не признаки безумия! Его дело вела я. С первого дня, как он сошёл на «Тильду».

— С первого дня? — насторожился я. — А знаете, что мне сказала камрад Чхве? Насчёт причин того, что с ним произошло?

— А знаешь, что мне сказали, когда я поступила на соцтерапию? Что это профессия, в которой каждый мнит себя специалистом. И что мне придётся конкурировать с каждым, потому что каждый будет уверен, что он знает и понимает в миллион раз больше меня! Что тебе сказала Чхве? Что Мид рехнулся из-за того, что он всю жизнь возился с живыми букашками, а пришлось переходить на механические?

Она зло усмехнулась, и мне пришлось «опустить уши и завилять хвостиком» — по крайней мере, так я себя чувствовал, изображая сожаление.

— Если она так думает, если она так чувствует, значит, он добился своего, — заявила Туччи, указывая на экран, и присутствующие притихли. — Это самый ловкий, самый умный манипулятор, который мне попадался. Он даже станцию себе выбрал с таким расчётом. Кто-нибудь здесь удивился, почему он так страшно ошибся с «Тильдой»? Терраформирование не на той стадии, которая ему нужна. И «Божья коровка» в придачу… Зато какой повод он получил! Все виноваты — он страдает. Идеальная жертва, которая делает всем громадное одолжение. Четыре года он получал то, что хотел, третируя подчинённых, коллег, соседей — всех! Его за глаза называли «маньяком», но совсем по другому поводу.

— Но ведь он мог же… — прошептал я и замолк.

— Ни малейшего признака фобии к андроидам, — сообщил Улле. — А также к камиллам, логосам и вообще роботам. Камрад всю жизнь провёл в лабораториях и на полигонах — я бы сказал, у него обратная проблема! Кстати, звуковые трансферы в ушах и на зубах. И он таскал их месяцами!

— Интересно, да? — Туччи вновь прикоснулась к моей макушке, а потом спустила ладонь пониже. — При этом он исполнял трагедию инсектовода, попавшего к искусственным букашкам. Очевидная причина сойти с ума. Любой дурак поймёт, в чём тут дело. И любой дурак, увидев раны вот в этом месте (её пальцы пододвинулись ещё ближе к точке «Х» на моей голове), сразу поставит диагноз. Как по учебнику! И мы сутки напролёт перебираем тех, у кого были признаки фобии, но пропускаем того, у кого, как мы прекрасно знаем, фобии нет, а есть совсем другие проблемы…

— Хорошая маскировка, — согласился я, осторожно отодвигаясь. — Хороший план.

Конечно, она всего лишь пугала меня. Но мне категорически не нравились какие-либо манипуляции вблизи кнопки. Даже если эти манипуляции производились только для того, чтобы посмотреть на мою реакцию.

— Маскировка и план, — подытожил инспектор Хёугэн, который с начала просмотра сидел в углу и никак не участвовал в разговоре. — Сложный план. Он не месяц его готовил. И не в одиночку. Есть сообщники. Ничего не кончилось. Если бы он был больным, это кончилось бы вместе с ним. Но если это план, значит, его могут продолжить.

Серо-белая клетка с индиго

Я-то думал, что маньяк — это страшно. Но по сравнению с загадочным «планом», о котором говорил инспектор, безумный убийца смотрелся вполне невинно. Всё-таки безумие — это аномалия, случайная трагедия, которая лишь подчёркивала незыблемость нормы. А если что-то угрожает самому порядку вещей? Трезвый рассудок, способный планировать подобное преступление, воспринимался как чудовищный анахронизм. Ведь были же когда-то люди, способные спокойно жертвовать сотнями и тысячами жизней. Равно как и люди, считающие, что для общего благополучия должна литься кровь и, чтобы выиграли одни, другие должны проиграть и погибнуть. Мир, где смерть была инструментом… Далекая докосмическая эпоха, которая оказалась не настолько уж и далёкой.

Впрочем, не обязательно углубляться в прошлое. Я не стал говорить об этом камраду Туччи и остальным, но происходящее напомнило мне о событиях двухлетней давности. Резня на «Кальвисе» — «бэшки», превратившиеся из добрых помощников в уничтожителей. Это тоже было спланировано, ведь бунт начался только на тех станциях, у которых не было постоянно связи с Солнечной системой — и минимум за две недели до СубПортации.