Антихрист - Ренан Эрнест Жозеф

Чтобы доказать неизлечимую безнравственность толпы, часто повторяют, что Нерон был в некоторых отношениях популярен. Верно, что на его счет составилось два совершенно противоположных мнения. Все серьезные и порядочные люди его не терпели; низшие слои народа любили его, одни наивно, на основании того неопределенного чувства, которое побуждает бедного плебея любить своего государя, если он обладает блестящей внешностью, другие потому, что он восхищал их своими празднествами. На этих праздниках его видели в толпе, видели, как он обедал и ел в театре, среди всякого сброда. Сверх того, разве он не ненавидел сенат, римскую аристократию, которые отличались такой суровостью и были так мало популярны? Кутилы, окружавшие его, были, по крайней мере, любезны и вежливы. Воины его гвардии тоже всегда были к нему привязаны. Долго еще на могиле его находили свежие цветы, а на Рострах — его изображения, возлагаемые неизвестной рукой. Вся удача Отона была основана на том, что он был доверенным Нерона и подражал его манерам. Вителлий для того, чтобы встретить в Риме хороший прием, открыто взял себе Нерона за образец и следовал его принципам в управлении империей. Прошло тридцать или сорок лет, и весь мир жалел о том, что его уже нет в живых, и желал воротить его.

Такая популярность, которой нечего особенно удивляться, имела одно странное последствие. Распространился слух, что предмет стольких сожалений, в сущности, не умер. Еще при жизни Нерона распространилась, и даже среди лиц, непосредственно окружавших императора, идея, что он будет низложен в Риме и что тогда для него начнется новое царствование на Востоке и почти мессианского характера. Народу всегда с трудом верится, что люди, долго занимавшие собой внимание мира, окончательно исчезают. Смерть Нерона на вилле Фаона в присутствии небольшого числа свидетелей не имела достаточной публичности; все, относящееся к его похоронам, происходило в кругу трех женщин, искренно ему преданных; труп видел почти только один Ицелий; не осталось от его личности ни малейшего следа. Можно было подумать о подмене: одни утверждали, что тело его не было найдено; другие говорили, будто бы рану, нанесенную им себе на шее, удалось перевязать и залечить. Почти все верили тому, что по инициативе парфянского посла в Риме он бежал к Арсакидам, своим союзникам, кровным врагам Рима, или к царю Армении Тиридату, приезд которого в Рим в 66 году сопровождался великолепными празднествами, поразившими римскую чернь. Там он будто бы строит козни на погибель империи. Он скоро вернется во главе восточной конницы, чтобы подвергнуть пыткам тех, кто ему изменил. Его приверженцы жили этой надеждой; они ставили ему памятники и даже пускали по рукам эдикты с его подписью. Напротив, христиане, смотревшие на него как на чудовище, слыша такие вести, которым они верили, как и весь народ, трепетали от ужаса. Этого рода игра воображения продолжалась довольно долго, и подобно тому, как это всегда бывает при таких условиях, на сцену выступало много лже-Неронов. Мы вскоре увидим, как все это отразилось в христианской Церкви и какое место занимала эта легенда в пророческой литературе той эпохи.

Оригинальное зрелище, которое представлялось современникам, немногих не сбивало с толку. Человеческая натура была доведена до крайних возможных пределов; в мозгу чувствовалась пустота, как после приступа лихорадки; всюду мерещились призраки, кровавые видения. Рассказывали, что в тот момент, когда Нерон выезжал через ворота Коллин, чтобы укрыться на вилле Фаона, молния ослепила ему глаза, что в то же время земля затряслась, как будто разверзаясь,'и что души всех, кого он убил, устремились на него. В воздухе носилась жажда мести. Вскоре мы будем зрителями одной из интермедий великой божественной драмы, в которой души убитых, столпившись перед алтарем Бога, громким голосом вопиют: «Доколе, Владыка Святый и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?» И даны были каждому из них одежды белые и сказано им, чтобы они успокоились еще на малое время.

Глава XIV

БИЧИ БОЖИИ И ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЯ

Первым впечатлением, которое произвело на евреев и на христиан известие о возмущении Виндекса, была неописуемая радость. Они думали, что вместе с домом Цезаря наступит конец и Римской империи и что восставшие военачальники, исполненные ненависти к Риму, не помышляют ни о чем другом, как о независимости своих провинций. Движение в Галлии было принято в Иудее как событие, имеющее такое же значение, как и революция, происходившая в ней самой. Но это было большим заблуждением. За исключением Иудеи, ни одна из провинций империи не желала распадения великого союза, доставившего вселенной мир и материальное благосостояние. Все страны по берегам Средиземного моря, некогда враждовавшие между собой, были в восторге от возможности совместной жизни. Самая Галлия, хотя и была умиротворена меньше других провинций, ограничивала свои революционные вожделения низвержением дурных императоров, требованиями реформ и либерального правительства. Но весьма понятно, что люди, привыкшие к эфемерным монархиям Востока, считали саму империю погибшей, раз династия пресекалась, и думали, что различные нации, покоренные в течение последних ста или двухсот лет, теперь образуют отдельные государства под управлением тех военачальников, которые в них командовали войсками. Действительно, за 18 месяцев ни один из вождей возмутившихся легионов не был в состоянии получить сколько-нибудь прочного преимущества над своими соперниками. Никогда еще мир не испытывал подобных потрясений: в Риме еще не рассеялся кошмар царствования Нерона; в Иерусалиме целая нация находилась в состоянии бреда; христиане все еще были под впечатлением ужасного избиения 64 года; самая земля была жертвой сильнейших конвульсий; весь мир был в состоянии безумия. Казалось, планета сильно потрясена и не может долее жить. Страшная степень жестокости, до которой дошло языческое общество, сумасбродства Нерона, его Золотой Дом, его бессмысленное искусство, его колоссальные статуи, портреты вышиной более ста футов буквально свели весь мир с ума. Всюду происходили явления природы, имевшие характер бедствий, или бича Божия, и это со своей стороны поддерживало состояние ужаса, в котором находились умы.

Если читать Апокалипсис, не принимая во внимание его даты и не имея к нему ключа, то он представляется произведением самой капризной фантазии чисто личного, индивидуального характера; но стоит только отнести это странное видение к эпохе междуцарствия от Нерона до Веспасиана, когда империя переживала самый тяжелый из своих кризисов, и мы увидим, что это сочинение удивительно согласуется с состоянием умов в ту эпоху; мы можем прибавить: и с состоянием земного шара, ибо, как мы увидим сейчас, физическая история земли в ту эпоху со своей стороны давала для этого необходимые элементы. Мир обезумел от чудес; никогда еще мысли его не были так поглощены предзнаменованиями. Бог Отец как бы отвернулся от него; нечистые силы, чудовища, порожденные таинственным илом, как бы носились в воздухе. Все были уверены, что живут накануне чего-то неслыханного. Вера в знамения времени и в чудеса была всеобщей; едва ли какая-нибудь сотня просвещенных людей понимала ее несостоятельность. Шарлатаны, более или менее подлинные хранители старинных химер Вавилона, эксплуатировали народное невежество и выдавали себя за толкователей предзнаменований. Подобные жалкие личности приобретали значение; все время проходило в том, что их то изгоняли, то снова призывали. В частности, Отон и Вителлий были совершенно в их власти. Высшая философия не пренебрегала этими детскими мечтаниями и считалась с ними.

Одной из важнейших отраслей вавилонской ворожбы было истолкование рождений уродов, на которые смотрели как на указание на предстоящие события. Эта идея более всех других овладела римским обществом; в особенности плод о нескольких головах почитался очевидным предзнаменованием, а каждая из его голов означала собой императора, согласно символизму, усвоенному, как мы это увидим, автором Апокалипсиса. То же самое было и по отношению к ублюдочным формам или к формам, которые почитались ублюдочными. В этом отношении болезненные видения, бессвязные образы Апокалипсиса являются отражением народных басен, которыми были напичканы все умы. Кабан с когтями ястреба считался совершеннейшим образом Нерона. Сам Нерон чрезвычайно интересовался подобными уродствами.