Мистик-ривер - Деннис Лихэйн

– Ну и?..

– Мы дали им понять, чтоб убирались.

– Кто это «мы»?

– Мои братья живут в нашем же доме, на верхнем и нижнем этажах. Они очень опекают Кейти, – сказала Аннабет.

– Сэвиджи, – обращаясь к Уайти, пояснил Шон.

Уайти вновь уронил ручку на блокнот и прижал два пальца к виску:

– Братья Сэвиджи...

– Да. А что такое?

– При всем моем к вам уважении, мэм, боюсь, что это может вылиться в пренеприятную историю. – Уайти опустил голову и потер затылок. – Не хочу, конечно, вас обижать, но...

– Так всегда говорят, прежде чем обидеть.

Уайти поднял на нее удивленный взгляд и улыбнулся:

– Ваши братья, как вам должно быть известно, имеют не очень хорошую репутацию.

Аннабет холодно улыбнулась ему в ответ.

– Кто они и каковы, мне известно, сержант Пауэрс. Можете говорить прямо.

– Мой хороший знакомый майор Краймс говорил мне пару месяцев назад, что была какая-то история, связанная с О'Доннелом, торговлей героином и рэкетом. И то и другое, как мне объяснили, прерогатива Сэвиджей.

– Но не на Плешке.

– Вы это о чем, мэм?

– Не на Плешке, – сказал Джимми, тронув ладонь жены. – Она хочет сказать, что ничего противозаконного они по соседству делать не будут.

– А не по соседству будут, – сказал Уайти, дав этой фразе на некоторое время повиснуть в воздухе. – Так или иначе, на Плешке в этом смысле имеется некая перспектива. Чем, если сведения мои верны, Бобби О'Доннел и собирался воспользоваться.

– И дальше? – спросил Джимми, приподнимаясь в кресле.

– Дальше?

– И как это связано с моей дочерью, сержант?

– Самым непосредственным образом, – сказал Уайти и развел руками. – Самым непосредственным образом, мистер Маркус, потому что единственное, что требовалось обеим сторонам, чтобы начать войну, это повод. А теперь он у них есть.

Джимми покачал головой, и углы его рта дрогнули в улыбке.

– Вы так не считаете, мистер Маркус?

Джимми поднял голову.

– Думаю, сержант, что район мой скоро исчезнет. А вместе с ним уйдет и преступность. И будет это не из-за Доннелов, не из-за Сэвиджей и не потому, что полиция их обезвредит. Будет это потому, что доходы здесь падают, а налоги растут, и каждому охота перебраться в город, там пристроиться всегда можно, и скоро все здесь поглотят рестораны. А тем, кто здесь поселится, героин не нужен, и шесть баров на квартал тоже не нужны, и за десять долларов они вкалывать не будут. Они живут лучше некуда. Устроены прекрасно. У них есть будущее. Они разъезжают на «мерседесах». Вот когда они все здесь заполонят, преступность и уберется отсюда вместе с половиной жителей. Так что, сержант, я не стал бы беспокоиться о том, что мои родственники затеют разборки с Бобби О'Доннелом. Чего ради?

– Ради сегодняшнего дня, – сказал Уайти.

– Вы вправду думаете, что О'Доннел убил мою дочь? – спросил Джимми.

– Я думаю, что Сэвиджи могут его заподозрить. И думаю, что стоит их в этом разубедить, чтобы у нас было время выполнить что положено.

Шон вгляделся в лица сидевших напротив него Джимми и Аннабет, но прочесть в них ничего не смог.

– Джимми, – сказал Шон, – если нам не мешать, мы сможем быстро закрыть это дело.

– Да? – произнес Джимми. – Ручаешься, Шон?

– Ручаюсь. И закрыть его так, что в суде комар носу не подточит.

– И сколько?

– Что «сколько»?

– Сколько времени вам понадобится, чтобы засадить убийцу за решетку?

– Погодите-ка, – поднял руку Уайти, – вы что, устраиваете с нами торг, мистер Маркус?

– Торг? – Лицо Джимми опять стало мертвенной маской арестанта.

– Именно, – сказал Уайти. – Потому что я уловил...

– Уловили?

– ...в ваших словах некую угрозу.

– Правда? – Сказано это было с невинным видом, но в глазах Джимми по-прежнему зияла мертвенная пустота.

– Как будто вы нам ставите предельный срок, – сказал Уайти.

– Полицейский Дивайн обещал мне найти убийцу дочери. Я лишь спросил, за какой срок, по его мнению, это может произойти.

– Полицейский Дивайн, – сказал Уайти, – за расследование не отвечает. Отвечаю я. И мы, мистер и миссис Маркус, строжайшим образом взыщем с преступника, кто бы он ни был. Но вот чего мне никоим образом не нужно, так это чтобы кто-нибудь вообразил себе, что наш страх перед разборками двух шаек – Сэвиджей и О'Доннела – можно использовать как рычаг давления на нас. Если так, мне лучше арестовать их как представляющих угрозу для общественного спокойствия. По крайней мере бумажной волокиты меньше будет до закрытия дела.

Мимо прошли два служителя с подносами. В переполненных тарелках дымилось что-то волглое. Шон почувствовал, каким спертым стал воздух, как темнеет за окном.

– Ну, ладно, – с бодрой улыбкой проговорил Джимми.

– Что «ладно»?

– Ищите убийцу, я мешать не буду. – Он повернулся к жене, затем встал и подал ей руку: – Пошли, милая.

– Мистер Маркус, – сказал Уайти.

Джимми взглянул на него сверху вниз, в то время как жена, опершись на его руку, встала.

– Полицейский внизу отвезет вас домой, – сказал Уайти, роясь в бумажнике. – Если надумаете что-нибудь, позвоните.

Джимми взял у Уайти визитку и сунул ее в задний карман.

Теперь, стоя, Аннабет выглядела не так уверенно. Казалось, ей трудно держаться на ногах, а колени ее подгибаются. Побелевшей рукой она сжимала руку мужа.

– Спасибо вам, – шепнула она Шону, и следы усталости и страдания теперь резче проступили на ее лице, окутав ее словно тенью. Под беспощадным верхним светом Шон ясно увидел, какой она будет в старости: красивая женщина со шрамами непрошеной мудрости на лице.

Шон сам не знал, откуда явились эти слова. Он даже понятия не имел, что говорит их, пока они не раздались в промозглом кафетерии.

– Мы отомстим за нее, миссис Маркус. Мы договорились, и мы это сделаем.

Лицо Аннабет на секунду сморщилось, а потом она сделала короткий вдох и несколько раз кивнула, опираясь на мужа и слегка пошатываясь.

– Да, мистер Дивайн. Мы договорились. Очень хорошо.

Когда они возвращались обратно, Уайти спросил:

– А что это за история с машиной?

– Что? – сказал Шон.

– Маркус говорил, что мальчишками вы чуть было не влезли в какую-то машину...

– Мы... – Потянувшись, Шон поправил зеркальце бокового вида над приборной доской, так что в нем отразилась цепочка фар задних машин – желтые туманные точки, слегка подрагивающие, мерцающие. – Да, была, черт возьми, такая история. Мы играли на улице перед моим домом – я, Джимми и еще один мальчишка, Дейв Бойл. Было нам тогда лет одиннадцать. Одним словом, к нам подъехала машина и увезла Дейва.

– Похищение?

Шон кивнул, не сводя взгляда с мерцающих желтых огней.

– Те мужики притворились полицейскими. И убедили Дейва сесть в машину. А Джимми и я не сели. Они продержали Дейва четыре дня. А потом он ухитрился сбежать. Теперь вот живет на Плешке.

– Тех мужиков поймали?

– Один из них погиб, второго через год замели, и он повесился в камере.

– Знаешь, дружище, – сказал Уайти, – я иногда мечтаю о таком острове... вроде того, как в картине, где Стив Маккуин играет француза; все другие говорят с акцентом, а он – нет. Маккуин как Маккуин, только с французским именем. Он там в конце прыгает вниз со скалы, и у него еще плот из кокосовых скорлупок. Видел картину?

– Нет.

– Хорошая картина. Так вот на такой бы остров и запрятать всех, кто детей насилует и похищает, стервятников этих чертовых! Снабжать их с воздуха едой по нескольку раз в неделю, водой, всем необходимым. И никого с острова не выпускать. Оступился однажды – пожалуйста, на остров! Простите, ребята, но выпустить вас – значит рисковать тем, что зараза распространится. Потому что это как эпидемия. Тебе передали заразу, и ты передаешь ее дальше. Как проказа. Вот и надо запрятать их всех на остров, чтоб зараза дальше не пошла. С каждым новым поколением их число будет уменьшаться. Глядишь, через сотню-другую лет это будет как курорт или оздоровительный клуб. Дети будут слушать истории об этих выродках, как слушаешь истории о привидениях, о каких-нибудь допотопных чудовищах.

– Да с чего это тебя вдруг понесло? – удивился Шон.

Уайти осклабился, съезжая на автостраду.

– Все от твоего дружка Маркуса, с него все пошло, – сказал он. – Я сразу, как только взглянул на него, понял, что он отсидел срок. У них остается что-то в повадках, плечи напряжены, сгорблены. Главным образом это плечи выдают. Два года сплошняком жить сгорбившись, уж конечно, такое бесследно не проходит.

– Он только что потерял дочь, дружище. Может быть, это и сгорбило его плечи.

Уайти покачал головой:

– Нет. Это-то у него внутри. Видел, как он все время гримасничает? Горе у него внутри сидит и разъедает внутренности. А вот плечи – тут сказывается тюрьма.

Оторвав взгляд от зеркальца заднего вида, Шон глядел на огни на противоположной стороне автострады. Они были нацелены на них, как дула пистолетов; они тянулись мимо, как туманные ленты, расплываясь, сливаясь между собой. Со всех сторон они опоясали город с его многоэтажными жилыми домами, башнями учреждений, гаражами, аренами, ночными клубами и церквами, и Шон знал: погасни один из этих огней, и никто этого не заметит. И не заметит, если зажжется новый. Но все же они мерцали, сияли, поблескивали и вспыхивали, перемигиваясь с вами, вот как сейчас перемигивались с огнями фар его и Уайти, мчавшихся по автостраде в этом потоке желто-красных огней, проносящихся, летящих мимо в мутных воскресных сумерках.