Мы идeм по Восточному Саяну - Григорий Федосеев

Мы продвинулись вперед еще метров на тридцать и залегли в темноте. Зверь был где-то рядом. Слышалось его учащенное дыхание.

Я прижался к кочке и, подав вперед штуцер, напряженно всматривался в темноту, пока не заметил темное пятно. Оно шевелилось, то увеличиваясь, то исчезая и, наконец, приблизилось и застыло передо мной.

— Видишь? — шепотом спросил я лежавшего рядом Лебедева.

Но ответа не расслышал, так как в тот же миг зверь опять рванулся в сторону. Звонко ударились о колодник копыта. Нужно было воздержаться от выстрела, отползти назад и. дождаться рассвета, но я не в силах был оторвать палец от спуска. Еще одна секунда — и когда мечущееся перед глазами темное пятно приблизилось, в общий хаос звуков ворвался выстрел. Молнией блеснул огонь. В полосе мелькнувшего света я на мгновение увидел силуэт лося. Шум схватки стал удаляться и оборвался всплеском воды — зверь с ходу завалился в озеро. И снова лай собак.

— Зря… — сказал Лебедев, вставая, и в его голосе я уловил заслуженный упрек. — Нужно было подождать, никуда бы он не ушел. А теперь спеши, зверь на ходу.

Где-то справа сонно прострекотала кедровка. «Скоро рассвет», — мелькнуло в голове. Еще минута, другая, и на востоке распахнулось небо алым светом зари. Шумно пронеслась над нами стайка черноголовых синиц, прошмыгнул по шершавому стволу бурундук. Редел сумрак убегающей ночи.

Мы встали и без сговора бросились на лай. Лось уходил по дну ручья, громко шлепая ногами. Собаки неистовствовали. В воздухе кружился испуганный ворон. Лучи только что поднявшегося солнца пронизали чащу леса, и можно было хорошо разглядеть зверя. Его «вели» Левка и Черня. Один шел по правому, другой по левому берегу.

Разъяренный напористостью собак, лось взбивал ногами воду, угрожающе мотал головою и приглушенно ревел. Мы близко подобрались к нему. Снова прогремел выстрел. Зверь сделал огромный прыжок, забросил передние ноги на берег ключа, закачался и вместе с Левкой, который уже успел вскочить ему на спину, обрушился в воду.

Мы подошли. Лось был мертв. Его пришлось спустить несколько ниже по ключу до пологого берега и там освежевать. Это был самец, еще в зимней шубе, примерно трех лет. Его молодые рога, вернее два пенька высотою в двадцать сантиметров, были мягки и покрыты густыми волосами темнокоричневого цвета.

Лося в Сибири называют сохатым. Это неуклюжий, тяжелый лесной бирюк. Живет он в разреженных гарями тайгах, по болотистым пространствам, пересеченным перелесками, близ кормистых, с растительным дном, озер. Осинники, березняки, тальники и их молодые побеги являются основным кормом зверя. Летом же он любит полакомиться болотной травою и корнями различных растерши, доставая их со дна озер. Жаднее всего сохатый поедает грибы, с их появлением он переселяется с низких сырых мест на бугристые, покрытые старым лесом.

Сохатый, по своей громадной фигуре и по силе, стоит на первом месте в нашей фауне. По сложению же он напоминает что-то первобытное, дошедшее до нас из глубины веков. Он обладает прекрасным слухом, хорошим обонянием и сравнительно плохим зрением, видимо, от того, что он постоянно живет в лесу, окруженный замкнутой стеною деревьев и кустарников. Чудовищная сила делает зверя неразборчивым в поисках проходов как через лесные завалы, так и через топкие болота. Несмотря на свой грузный корпус, он легко перепрыгивает через колодник, замечательно плавает, оставаясь подолгу на воде. Ноги лося заканчиваются острыми, глубоко рассеченными копытами, соединенными перепонками с двумя роговыми наростами, расположенными на 8 — 10 сантиметров выше стрелки. Эти наросты имеют громадное значение при переходе сохатых через топи. На них зверь как бы ставит свои ноги и этим увеличивает почти вдвое площадь, на которую опирается. Вот почему он и не тонет в болотах и легко передвигается по глубокому снегу.

Сохатый — животное некрасивое. Широкая грудь слишком развита по сравнению с остальным туловищем. Передняя часть корпуса выше крестца. Голова несуразно большая. Толстая, мускулистая и очень подвижная верхняя губа страшно безобразит морду. И все же, несмотря на его грубые внешние формы, встреча с лосем в лесу, да еще летом, — незабываемая картина. Бархатистая до лоска темная спина лося, огромные рога, напоминающие корни вывернутого дерева, обтянутые еще не содранной кожей и светлые, с легкой желтизной, ноги удивительно как гармонируют с мягкими тонами сумрачного леса. Тогда не замечаешь недостатков в его сложении, и лес с потемневшими от времени и сырости осинами, елями, березами с седой бахромой свисающих лишайников, с валежником, прикрытым зеленовато-влажным мхом, в присутствии лося кажется сказочным.

Самым страшным врагом сохатого являются волки. Не спасают его от них ни геркулесовская сила зверя, ни быстрые ноги, ни выносливость. Заметив хищника, он бросается наутек, но волки слишком упрямые в преследовании жертвы, гонятся по пятам Проходят часы, страх все больше овладевает им. Наконец, поняв, что не уйти ему от врагов, он с свирепой решимостью останавливается и, собрав остатки сил, принимает бой.

В 1937 году, работая по реке Голонде за Байкалом, мы случайно наткнулись на только что закончившийся пир волков. Они «зарезали» крупного сохатого-быка. Это было в марте, в тайге лежал снег. Можно было легко, по оставшимся следам на снегу, представить последнюю схватку лося со стаей волков.

В моем дневнике сохранилась запись этого случая.

«…Девять волков бежали большим полукругом, тесня сохатого к реке. Они хорошо знали — на гладком речном льду копытное животное не способно сопротивляться. Это понимал и лось, все время намереваясь прорваться к отрогам. Но он уже отяжелел, сузились его прыжки, чаще стал задевать ногами за колодник. Препятствия, которые он час назад легко преодолевал одним прыжком, стали недоступными. Завилял след зверя между валежником — признак полного упадка сил. Несколько волков уже прорвались вперед, и лось внезапно оборвал свой бег, завязив глубоко в снегу все четыре ноги. Враги замерли в минутной передышке.

Хитрый, осторожный и трусливый волк в минуты решающей схватки дает полную волю своему бешенству и злобе, делается яростным и дерзким. Но у лося еще сохранился какой-то скрытый запас сил для сопротивления. Огромным прыжком он рванулся, но в это время на его груди повисла тяжелая туша волка, брызнула кровь из прокушенных ран. Удар передней ноги — и хищник полетел мертвым комом через колоду. Второй уже сидел на крестце, третий впился клыками в брюхо. Сомкнулось кольцо. Сохатый упал, но мгновенно вскочил, стряхнул с себя прилипшую тяжесть. Удар задней ногою, и второй волк попал в чащу с перебитым хребтом.

Но стая, предчувствуя близость развязки, свирепела. Сгустки крови на снегу еще больше озлобили ее.

Клубы горячего пара, вырываясь из открытого рта, окутывали голову сохатого. Окончательно выбился из сил лесной великан, затуманились глаза. Поблизости не было ни толстого дерева, ни вывернутого корня, чтобы прижать свой зад, подверженный нападению, и лось, сам того не замечая, стал отступать к реке. Как только его задние ноги коснулись скользкого льда, зверь, словно ужаленный, бросился вперед. Теперь всюду смерть. Завязалась последняя схватка. Взбитые ямы, сломанные деревья, разбросанная галька свидетельствовали о страшной борьбе, какую выдержал лось, прежде чем отступить на предательский лед…

Когда мы подошли к реке, на берегу нашли еще одного убитого волка. Сохатый был растерзан в двух метрах от берега, лежал распластавшись, как летяга, всеми четырьмя конечностями… В его глазах застыл ужас».

Через полтора часа мы с Лебедевым были в лагере. Левка остался сторожить мясо. Из принесенной нами печенки Алексей приготовил вкусный завтрак.

Немного раньше нас пришел и Днепровский. Оказывается, это он ночью встретил лося, стрелял его в темноте, но неудачно, и тот вместе с собаками ушел через Кизир.

Над горами томилось солнце. По ущельям дыбился туман. Кизир, притихший за ночь, пробуждался на далеких перекатах. Пугачев с Днепровским стали собираться на речку Ничку, чтобы разведать по ней проход к тем тупо-вершинным горам, которые видны с гольца Чебулак. Павел Назарович и я собирались на хребет Крыжина. Остальные должны были перенести мясо лося в лагерь и до нашего прихода привести в порядок уже изрядно потрепанное снаряжение.

Болезнь Мошкова все больше и больше тревожила меня. Палец совсем почернел. Испробованы были все средства. Чего только бедняга не прикладывал к пальцу: и еловую серу, и печенку, и хлеб с солью. Тогда мне пришла в голову страшная мысль: не гангрена ли у него?

Об этой болезни я имел весьма отдаленное представление, но знал, что она очень опасна для жизни.

Мы с Павлом Назаровичем ушли из лагеря последними, захватив с собой Черню. В рюкзаках имелся запас продовольствия на три дня, главным образом мясо, небольшое полотнище брезента, два котелка, топор и прочая походная мелочь. Наша задача — пройти по реке Белой до ее истоков и подняться на белок[10] Окуневый, одну из значительных вершин хребта Крыжина в этой части.