Снежное пламя - Ширли Грин

— И что же это за правда? — требовательно спросила она, пытаясь вырваться от него. — Я же уже говорила, что и не помышляла писать какую-либо статью о тебе и твоей жизни.

— А почему бы и нет? Ты честно заработала свой большой приз. Может быть, ты его и стоишь. Да простят мне Боги! — должен же кто-то однажды хорошенько заработать на этой криминальной истории!

Кристина, полная негодования, попыталась вновь дать ему пощечину.

На этот раз Джастин предупредил ее порыв.

— Достаточно одного раза, как мне кажется. Вы, мисс Кеннеди, вполне можете довольствоваться своей Пирровой победой. Вы уже успели навредить мне, не к этому ли вы стремились, не так ли?

Кристина безумными глазами смотрела на стальные пальцы, удерживающие ее запястье.

— Прочь руки, мистер Магнуссон, — повелительно сказала она.

Он разжал пальцы, отпуская ее. Кристина направилась к двери, но напоследок обернулась:

— Я не писала о тебе никакой статьи, Джастин. А о том, что я журналист, не говорила потому, что пыталась дождаться более благоприятного момента. Хочу, чтобы ты знал самую главную для меня правду: я не шутя влюбилась в тебя. Но вы, сэр, только что своими руками разрушили то прекрасное, что возникло между нами. А потому даже и не думайте о том, чтобы я вас когда-нибудь простила.

— Вот уж чего не собираюсь, так это просить прощения! — надменно заявил Джастин.

— Еще бы, вы отлично усвоили, что не получите прощения. Можете проползти пять миль на животе по снегу — все равно не прощу!

С этими словами она вышла из кухни. В коридоре она наткнулась на Роджера, решившего узнать, почему не несут кофе.

— Кристина, ты куда?

— Поехали к Сью, нужно успокоить ее.

В это мгновение на пороге кухни появился Джастин: губы у него побелели и дрожали, лицо пылало.

— Кристина!

— Не желаю с вами разговаривать! Не желаю больше видеть вас. И надеюсь, что никогда не увижу ни одной пьесы Джона Маунтджоя!

— Что не помешает вам написать об этом самом неблагодарном Джоне Маунтджое! Деньги не пахнут, не так ли, мадам?

— Ну, — сказал Роджер, становясь между ними, — как я понимаю, кофе не будет.

Хлопнув дверью, Кристина выбежала вон. Через несколько секунд за нею последовал Роджер.

Она бежала по глубокому снегу, падая, проваливаясь в сугробы, снова поднимаясь на ноги, пока не добралась до снегохода. Роджер, примчавшийся следом, начал стряхивать с нее снег, даже шутки ради снял снежинку с ее очаровательного носа.

— Кристина…

— Пожалуйста, Роджер, поедем немедля.

— Да, конечно, но Джастин…

— Не надо! Не надо даже произносить это имя! — взмолилась она.

— Кристина…

— Я хочу уехать!

— Хорошо. Согласен. Мы едем.

Кристина забралась на заднее сиденье снегохода, а Роджер завел мотор.

Она не плакала. Даже тогда, когда подступающая влага обжигала глаза, она не уронила ни одной слезы.

Но когда мотор снегохода задрожал, и он рванул вперед через белые равнины, слезы, крупные, как у обиженного ребенка, брызнули из ее глаз.

Ледяные слезы, проникающие до самого сердца. Это было странное ощущение: словно прикосновение к снежному пламени.

Глава 7

— Джастин мне всегда нравился, — говорила Сью, рассеянно размешивая кофе в чашке. Было раннее утро, и Кристина только что приготовила завтрак.

Кристина дала себе слово не вспоминать о Джастине. Но минувшей ночью, наедине с такой идеальной слушательницей, как Сью, она не удержалась и, не вдаваясь в подробности, поведала ей, что произошло между ней и Джастином. Сью слушала, широко раскрыв глаза, искренне взволнованная короткой исповедью Кристины.

Сью всегда была такая милая: с карими, светящимися глазами, с крупными кудрями рыжих волос на голове. Она была горячо влюблена в Роджера, как и он в нее. Они закончили одну и ту же школу за год до Кристины, и со старших классов все трое оставались друзьями, вместе преодолевая жизненные невзгоды, когда что-нибудь случалось.

— В голове не укладывается, что он мог быть так груб и жесток с тобой, — сказала Сью, но без особой, убежденности в голосе. — Правда, нашлось, вероятно, немало таких оптимистов, которые назвали бы тебя счастливицей уже потому, что тебе удалось выбраться живой из его дома.

Этот доверительный разговор с подругой не принес Кристине облегчения. Лучше было бы беседовать о чем угодно, только не о Джастине.

Кристина злилась на себя за то, что всю дорогу до дома брата проплакала навзрыд. Куда разумнее было бы думать о совсем посторонних вещах, ну, хотя бы о движении на бостонских улицах, о работе, ланче в итальянском ресторане возле Аквариума с гонщиком-профессионалом, обеде с женщиной из общества матерей, борющихся с вождением автомобилей в нетрезвом состоянии. Жизнь-то ведь все равно продолжается. В конце концов, можно было бы совершить поездку за город с молодым адвокатом, которого отец недавно представил ей. Он тогда показался ей довольно привлекательным: высокий, стройный, с томными, как у молодого оленя, глазами, модно подстриженный. Он был отлично сложен. Каждодневные занятия в спортивном клубе явно пошли ему на пользу.

Но с Джастином Магнуссоном он не выдерживал никакого сравнения, да и нужно ли сравнивать! Главное, адвокат очень мил, свидание с ним могло оказаться очень приятным, и не одно.

Однако Кристина отлично понимала, что никакого «милого свидания» все равно не произошло бы. Не способна сейчас она с кем-то встречаться — делать вид, будто ничего не произошло, притворяться веселой. Она еще до конца не осознала, какое непоправимое событие с ней произошло: она встретила свою Судьбу.

Легкомысленная, убеждала она себя, ты же едва знаешь Джастина!

Нет, отвечал внутренний голос, ты его знаешь как саму себя. Видишь, как он смеется, как темнеют его синие глаза, и настороженно опускаются ресницы. Знаешь его пылкий нрав, его способность к мгновенному гневу. Но даже в состоянии крайнего раздражения, даже негодования, он больше всего обеспокоен тем, чтобы с тобой, не дай Бог, не произошло ничего дурного. Никогда, даже ссорясь, он не воспользовался преимуществом своего положения. А еще ты знаешь, как сжимаются его руки, как целуют его губы, и какое это неземное блаженство — принадлежать ему…

Они были вместе меньше недели, но эти дни казались наполненнее, чем год жизни с любым другим мужчиной. Джастин — это больше, чем жизнь, и как бы она ни гневалась на него, сколько бы ни клялась, что никогда больше не увидится с ним, себя не обманешь — она по-прежнему влюблена в него.

— Он не убивал, — твердила Кристина. — Я знаю, что не убивал.