Пловец (сборник) - Ираклий Квирикадзе

Эрвин садится у столика и раскладывает обрывки. Сложив мозаику, он видит лицо молодой девушки.

Спящий открыл глаза, зевнул. Посмотрел на мозаику:

– Поссорился?

– С кем?

Он кивнул на разорванную фотографию:

– С невестой…

В окно ворвался густой паровозный дым. Эрвину стало трудно дышать. Он вышел в коридор вагона. Там тоже много дыма. Из черных облаков выплыл проводник, проходя мимо Эрвина, сухо сказал:

– Зайдите в купе и закройте окна.

Эрвин вернулся в купе. Окно уже закрыто. Голый мужчина сидит, не меняя позы. Эрвин смотрит на стол, где лежат обрывки фотографии. В мозаике почему-то не хватает двух кусков – двух глаз. Эрвин заглянул под стол.

Слышит голос:

– Я их взял.

Эрвин поднял голову. Человек улыбается. Эрвин улыбнулся в ответ:

– Верните, пожалуйста.

– Нет.

– Но это фотография моя…

Мужчина полез в карман. Эрвину кажется, за обрывками. Но он достает бумажник, в котором Эрвин узнает свой бумажник.

– Это тоже было твое, но сейчас мое…

– Вы что, сумасшедший?..

– Сумасшедший. Могу вас ударить, и ничего… У меня справка есть, что я сумасшедший…

Мужчина неожиданно сильно бьет по лицу американского капитана. Эрвин опешил, не знает, как реагировать. Мужчина громко смеется.

– Дайте бумажник и это… – Эрвин указал на мозаику фотографии.

– Нет.

– Я изобью вас…

Мужчина, не меняя улыбчивого лица, вновь сильно бьет Эрвина:

– Американец сраный. Будешь сидеть тихо.

Мужчина встал, надел свитер, перенес бумажник Эрвина из одного кармана в другой:

– Долларов никогда не крал… Они зеленые…

Мужчина взялся за дверную ручку, собрался выйти, но получил сильный удар в подбородок, согнулся. Второй удар свалил его в пространство между нижними полками. Третий удар был не нужен, но Эрвин по инерции нанес его, затем достал из кармана мужчины свой бумажник, две мятые части женского лица, приложил их к остальным обрывкам.

Город Зубы празднует Первое мая 1947 года, Международный день трудящихся…

Духовой оркестр играет марш. Идут колонны демонстрантов. Они несут портреты коммунистических лидеров, вождей мировой революции: Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Медленно едет грузовик, увитый белыми бумажными цветами. На кабине грузовика стоит живой Ленин, вернее загримированный актер. Он вытянул вперед руку – указывает путь в светлое коммунистическое будущее.

Трехэтажное кирпичное здание, на балконе которого колышется американское звездно-полосатое знамя. Жестяная вывеска гласит на английском и русском языках, что это отделение Американского Красного Креста.

Два года как кончилась война с фашистской Германией. Россия и США – союзники. Отделение Американского Красного Креста в восьми городах СССР – часть программы дружественной помощи стране, которая восстанавливает силы после тяжелейшей войны.

В окнах видны лица сотрудников. Они с любопытством смотрят на уличную демонстрацию, на живого Ленина, стоящего на грузовике, который остановился перед зданием Американского Красного Креста. Вышел шофер. Осмотрел колеса. Одна из шин лопнула.

Ленин опустил руку. Человек – распорядитель парада подошел к грузовику, велит Ленину поднять руку. Ленин поднял ее вновь и застыл в классической позе.

По встречной полосе улицы идет толпа, уже возвращающаяся с парада. С ними едет второй грузовик, тоже увитый белыми бумажными цветами, на кабине стоит второй живой Ленин. И второй Ленин вытянул руку вперед.

Шофер второго грузовика остановил машину, предложил свою помощь.

Два Ленина стоят рядом.

Один указывает путь вперед, другой – назад.

В коридоре Американского Красного Креста к Эрвину, стоящему у окна, подходит молодой капитан и тихо шепчет на ухо. Капитана зовут Стивен.

– Есть хорошие девочки… Ждут нас в семь. Приглашают за город…

– Сколько их?

– Две.

– Нас?

– Трое. Ты, Джером и я.

– Если ты и Джером, я зачем?

– Твоя машина, Эрвин!

– Вам нужен шофер?

– Поехали, а там посмотрим.

– Сегодня я иду на концерт. Машину можете взять…

Вечером в большом зале музыкальной школы собрались празднично одетые зубинцы. Среди них американец Эрвин Кристофер; в твидовом костюме, в очках, он чем-то смахивает на киноактера Спенсера Тресси в молодости. Эрвин смотрит на сцену. В глубине ее висит огромный портрет Иосифа Сталина.

Вышла женщина в бархатном платье. Она встала посреди сцены, строго оглядела зал и объявила:

– Начинаем концерт выпускников Зубинской музыкальной школы, вокальное отделение…

Рядом с Эрвином сидит узколицый, набриолиненный лейтенант, по петлицам можно понять – работник органов государственной безопасности. Лейтенант смотрит программу и отмечает карандашом имя – Анна Шагал. Это замечает Эрвин, который краем глаза следит за карандашом лейтенанта НКВД.

– Пуччини. Ария Чио-Чио-сан. Исполняет Анна Шагал. Класс педагога Гагарина.

На сцену выпархивает молодая, чистая, словно только что выплывшая из молочной ванны девушка.

Эрвин не сдержал возгласа удивления – это была девушка с фотографии, сброшенной кем-то из вагона поезда. Какая-то мистика!

– Анна Шагал?!

Лейтенант обернулся на шепот:

– Что вы сказали?

– Извините, – смутился Эрвин.

Аккомпаниатор расставил на пюпитре ноты. Анна Шагал улыбнулась и запела. Голос сильный, густой, никак не вяжется с нежным обликом ее обладательницы.

Лейтенант вновь повернулся к Эрвину, сделал на лице мину «здорово».

Зал внимательно слушал молодую певицу. Когда она закончила петь, ей зааплодировали. Двое военных с погонами работников НКВД вынесли на сцену большую корзину цветов. Девушка смутилась. Один из военных вынул из букета записку и подал Анне. Зал продолжает аплодировать. Лейтенант, довольный, следит за действиями своих коллег.

– Ваши цветы? – спросил Эрвин лейтенанта.

– Нет, нет… Капитан…

– А откуда вы знаете, что я капитан? – удивился Эрвин.

Лейтенант тихо засмеялся:

– Все про вас знаю… Даже то, что вы иногда поете в опере… на пароходе… Верно?

Теперь смутился Эрвин.

Женщина в бархатном платье объявляет:

– Бизе. Ария Кармен. Исполняет Наташа Филиппова. Класс педагога Гагарина.

На сцену выходит рыжеволосая пышногрудая девушка. При первых аккордах потух свет. Девушка какое-то время поет в темноте, с азартом берет высокую ноту, потом останавливается…

Поздним вечером по улице идут Анна Шагал и Наташа Филиппова. На мостовой разбросаны бумажные цветы – остатки дневного праздника. Девушек обгоняет черная машина. Узколицый, набриолиненный лейтенант сидит рядом с шофером. Он напряженно смотрит в окно. Увидев девушек, облегченно вздохнул, повернулся к шоферу:

– Потеряли бы их – нам бы головы отсекли…

Лейтенант изобразил ребром ладони, как отсекли бы им головы. Шофер захихикал и, объехав девушек, остановился. Лейтенант открыл дверь машины, вышел, потянулся, вдохнул запах цветущих лип, краем глаза посмотрел на приближающуюся пару. Вышел и шофер. Он прижался к машине. Между лейтенантом, стоящим у стены, и шофером – узкий проход-ловушка. Девушки в нерешительности остановились. Лейтенант сделал к ним шаг:

– Не пугайтесь…

Девушки хотят отойти в сторону, но шофер оказался за их спинами.

Лейтенант улыбается:

– Вами очень интересуется один человек. Это он прислал букеты…

Лейтенант достал из кармана фотографию. На ней изображен человек, который стоит на трибуне Мавзолея рядом с народным комиссаром внутренних дел СССР, членами Политбюро.

– Он мечтает услышать ваше пение в своем доме, – продолжает лейтенант – Вы обязательно должны поехать к нему…

Первой на приглашение отреагировала Наташа:

– Но мы устали…

– Знаю, я был на концерте. И все-таки приглашение надо принять. Занятый государственными делами человек нашел время встретиться с вами, и это надо ценить. Он очень любит оперную классику…

Растерянных девушек подводят к машине. Сажают на кожаные сиденья. Вежливо захлопывают двери.

Машина остановилась перед глухой каменной стеной. От стены отделился человек в военной форме. Заглянул в окна машины. Побежал назад, к незаметной в стене двери.

Через мгновение открылись тяжелые чугунные ворота. Машина въехала во внутренний двор. В глубине дубовой рощи стоит особняк, когда-то принадлежавший старорусской аристократической семье. Сейчас им владеет генерал НКВД Александр Сергеевич Галахов.

Машина подъезжает к подъезду. Лейтенант помогает выбраться выпускницам музыкальной школы.

В длинной анфиладе комнат зеркала отражают испуганные лица девушек. Картины Ватто и Буше – то ли копии, то ли подлинники. Большая молчаливая собака не движется, не лает, не урчит. Безразлично смотрит на девушек. Кажется, что она не живая, а мраморная, как все здесь.

Лейтенант проводит девушек в пустой зал. Только рояль и несколько пюпитров. Лейтенант исчез. Девушки остались одни. В пустоте.