Комплекс хорошей девочки - Эль Кеннеди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Какого черта это было? – требовательно спрашивает он.
Я медленно выдыхаю.
– Не хочу с тобой спорить. Возвращайся назад, Престон. Я ухожу.
– Говори потише, – шикает он и, схватив меня за локоть, утаскивает за угол, подальше от глаз, будто я непослушный ребенок. – Что, черт побери, на тебя нашло?
Я вырываю свой локоть из его руки.
– Я так больше не могу. Ты, они… все это. Я устала. Меня переполняет апатия. Там, в ресторане, была последняя капля.
– Ты что, окончательно сошла с ума? – Престон яростно смотрит на меня. – Эта истерика и бредовая идея купить отель – знаешь, что это такое? Стресс первого года обучения. Ты ломаешься под давлением. – Он кивает. – Я все понимаю. Мы можем помочь, отправим тебя в спа или что-то в этом роде. Я уверен, мы сумеем договориться с деканом, чтобы ты закончила семестр…
– Спа?
Ничего не могу с собой поделать. Я смеюсь ему в лицо. В этот момент мне кажется, что он вообще меня не знает.
Престон прищуривается, пока я продолжаю смеяться.
– Это не стресс. Ко мне пришла ясность. – Смех утихает, и я встречаюсь с ним глазами. – Ты изменяешь мне, Престон.
Он хмурит брови.
– И кто же тебе сказал?
Это его ответ? Если я и сомневалась раньше, то теперь точно нет. Он даже не отрицает.
– То есть это неправда? – бросаю я ему вызов. – Неправда, что ты такой же, как твой дружок Себастиан, который спит с девушками, не соответствующими статусу «хорошей жены», пока сам клянется в вечной любви к Крисси? А ей абсолютно плевать, что он с кем-то трахается. – Я скептически качаю головой. – Посмотри мне в глаза и скажи, что ты не такой.
– Я не такой.
Но в глаза он мне не смотрит.
Я издаю хриплый смешок.
– Так вот почему тебя не беспокоило поведение Себа, верно, Престон? Потому что вы одного поля ягоды. И знаешь, что смешно? Я даже не злюсь. Мне бы стоило злиться, – говорю я, хотя злобы у меня до черта за то, как неуважительно он относился ко мне за ужином. – Я должна быть в бешенстве. Но сегодня я поняла, что мне плевать.
– Ты не можешь расстаться со мной, – сурово заявляет он, будто говорит, что я не могу есть конфеты, потому что зубы сгниют.
– Могу. И расстаюсь.
– Забудь о том, что, ты думаешь, я якобы сделал. Все это бред…
Опять это чертово слово.
– Это никак не связано с нашими отношениями. Я люблю тебя, Маккензи. А ты любишь меня.
В течение многих лет я путала то, что у нас было, с любовью. Я люблю Престона. Или, по крайней мере, любила в какой-то момент. Я уверена, с этого все начиналось. Но мы никогда не были влюблены. Я принимала скуку за комфорт, а комфорт за романтику. Ведь я не знала, что такое настоящая страсть. Не понимала, чего мне не хватало, каково это – чувствовать, когда ты не можешь сдержать себя, когда желание другого человека полностью поглощает тебя, когда твоя благодарность и привязанность к нему беспредельны и безоговорочны.
– Прекрати, Маккензи. – Упс. Он злится. Наверняка отправит меня в мою комнату без десерта. – Ты закатываешь истерику. Это не мило. Возвращайся внутрь. Извинись перед родителями. И мы забудем, что все это вообще произошло.
– Ты не понял. Я все решила. С меня хватит.
– Нет.
Я не хотела сбрасывать на него бомбу, но к черту, он не оставил мне выбора.
– У меня другой.
– Какого хрена? Кто? – срывается он. От ярости его лицо покрывается красными пятнами.
Подъезжает мое такси. Слава богу.
– Я не скажу тебе, – спокойно отвечаю я. – А теперь я ухожу. Не преследуй меня.
И впервые за сегодняшний вечер он прислушивается ко мне.
Глава двадцать вторая
МАККЕНЗИ
Пятнадцать минут спустя я стою у входной двери Купера. Думаю, я уже знала, когда вышла из-за обеденного стола, где окажусь. Я знала – когда вчера уходила от Купера, когда часами прокручивала в голове его слова, вспоминая наши голодные поцелуи, – что если я снова приду сюда, то не просто так.
Когда Купер открывает дверь, я почти теряю самообладание. На нем футболка и рваные джинсы. Волосы влажные, как будто он только что принял душ. Его внешность, тело, татуировки – чистое искушение. Я ненавижу, что ему не нужно ничего делать, ничего говорить, чтобы сбить меня с толку и запутать. Это несправедливо.
– Привет.
Я сглатываю от внезапно возникшей сухости во рту.
Он пристально смотрит на меня, не говоря ни слова. Я ожидала гнева. Возможно даже, что он прогонит меня, предупредив больше не показываться в этих краях.
Но так еще хуже.
– Слушай, я пришла извиниться.
– Неужели? – Купер занимает весь дверной проем, опираясь на сильные руки по обе стороны.
– Я была не в духе, – с сожалением произношу я. – Мне не следовало намекать, что у тебя герпес. Навешивать клеймо венерических заболеваний и критиковать за сексуальные похождения – это неправильно, и мне очень жаль.
Хотя Купер изо всех сил пытается скрыть это, но не может полностью подавить ухмылку, которая растягивается в уголке его рта. Он опускает руки.
– Ладно, заходи.
Он ведет меня через пустой дом к освещенной задней террасе, выходящей на залив. Ни один из нас не знает, с чего начать, поэтому мы оба прислоняемся к перилам, делая вид, что смотрим на волны в темноте.
– Никогда раньше никого не била, – признаюсь я, потому что именно мне нужно растопить лед между нами, и по какой-то причине это труднее, чем я думала.
– Что ж, у тебя отлично получилось, – сухо произносит он. – Дьявольски больно.
– Если тебе от этого станет легче, моя рука еще болела, когда я проснулась сегодня утром. Такое ощущение, что у тебя лицо высечено из камня.
– Мне легче, – в голосе Купера слышится улыбка. – Хотя совсем немного.
– Мне жаль. Я неверно отреагировала, слетела с катушек. Чувствую себя отстойно. До сих пор.
Он пожимает плечами.
– Да не переживай. Мне и похуже доставалось.
Часть меня хочет, чтобы он сорвался. Сказал мне, что я соплячка, избалованная сучка. Но он такой спокойный. Купера невозможно прочитать, он ничего не выдает, и это просто невыносимо. Потому что в действительности я ничего о нем не знаю. Иногда мне кажется, у нас есть связь, а потом я начинаю думать об этом до тех пор, пока не убеждаю себя, что выдумала все это в своей голове. Как будто каждый раз, когда мы встречаемся, я просыпаюсь ото сна и не помню, что было на самом деле.
– Хочешь спросить, где я была сегодня вечером? – И зачем я говорю это? За исключением того, что мне хочется, чтобы он знал. И это кажется таким… самонадеянным.
Он приподнимает бровь.
– Во-первых, я ушла от родителей.
– А здание еще на месте? – спрашивает Купер, даже не пытаясь скрыть веселья.
– Не уверена. Я вроде как убежала посреди ужина. – Я делаю паузу. – А знаешь, что еще я сделала?
– Что же?
– Бросила своего парня.
Это привлекает его внимание. Он поворачивается, чтобы прижаться спиной к перилам, и складывает руки на груди, а затем усмехается, качая головой.
– Вот теперь это имеет смысл. Ты в бегах и подумала, где бы спрятаться? Никто не будет искать тебя здесь. Я прав?
– Что-то в этом роде, – смущенно отвечаю я. Когда я давала адрес Купера таксисту, это не пришло мне в голову, однако, возможно, это произошло бессознательно.
– И как долго ты собираешься прятаться у меня? Не хочу выглядеть мудаком, но у меня тут не отель, принцесса.
– Туше́.
Тишина, что поглощает нас, громче, чем плеск волн о берег.
Сегодня утром я проснулась в поту. Пока я привыкала к предрассветным лучам, последние обрывки сна с Купером, прижимающим меня к стене – мои ноги обхватывают его бедра, его руки обжигают мою кожу, – испарились вместе с утренней росой на подоконнике. Что мне с этим делать? Для меня это новые ощущения. Я никогда так не заводилась из-за парня. И да, хорошо, он тоже проявил некоторый интерес, но, если он не сделает следующий шаг, я не знаю, что все это значит.
– Какая-то часть меня хотела бы никогда не встречаться с тобой, – наконец говорит он. На его лице играют тени от палубных огней.
– Почему? – Кроме очевидного, конечно же. Я была той еще занозой в заднице и принесла больше проблем, чем оно того стоило.
– Потому что все скоро станет очень запутанным.
Опустив руки по бокам, он сокращает небольшое пространство между нами, пока не прижимает меня к перилам одним только взглядом. Что-то в его выражении лица меняется, и меня это внезапно настораживает.
– Что…
Прежде чем я
