Последняя обойма - Сергей Гайдуков

— Дует, — коротко ответил Боб. — Здесь задохнуться можно, а на улице — ураган какой-то. И вообще: нет в жизни счастья.

Может быть, он говорил еще что-то, но я уже не слышал. Я заснул и проснулся уже перед накрытым столом. Даже перед двумя. Я сидел на фанерном ящике, а передо мной стояли два стола, те, что служили раньше мне постелью. Теперь они были покрыты старой газетой и богато сервированы. Под стать окружающей обстановке. Буханка черного хлеба, палка салями, две полуторалитровые бутылки минеральной воды, две банки килек в томате, три плитки шоколада и россыпь красных венгерских яблок. Плюс четыре тарелки, четыре вилки и четыре стакана. Все — из белого пластика.

Во главе стола сидел Сидоров, мутно поглядывая вокруг и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Я сперва подумал, что это от слабости, но оказалось, что он тоже восседает на ящике, а тот скрипит и гнется под ним. Сидоров глотал какие-то таблетки, что высыпала перед ним на газету Анна, и запивал их водой.

Мне тоже досталась порция: таблетка аспирина, растворенная в воде. Боб отхлебнул из банки «Хайнекен» и сказал:

— Приятного аппетита.

Сидоров с мученическим выражением лица наблюдал, как пиво уходит в чужое горло. Мне было все равно. Я был равнодушен к еде и питью. Мои часы стояли. Я не знал, который час и какой день недели сегодня. Я лишь знал, что у меня ломит спину. Я знал, что спятивший дятел забрался мне в голову и теперь пробивается наружу, методично колотя в череп. Остальное уже не представляло интереса.

Боб допил пиво и бросил опустевшую банку в угол. Там уже валялась пара смятых жестянок. И окровавленные бинты.

— Хозяева не будут возмущаться? — спросил я.

— А нету хозяев, — развел руками Боб. — Ничейный дом. Только в провинции такое встречается. У нас так каждый сантиметр площади расписан и приватизирован. А за метр и убить могут.

Я немного напряг память, припомнил обстоятельства своего обморока... И решил, что мы сидим в одном из домов у того самого пустыря.

Анна подтвердила мою догадку.

— Ты меня просто напугал, — сказала она, — когда рухнул там... Ничего, заживет.

— Жизненные центра не задеты, — проговорил я, тупо глядя в газетные строки. Там не было ни одной знакомой буквы, и я решил было, что крыша моя переехала в другое место окончательно и бесповоротно. Минут пять спустя я сообразил, что газета лежит передо мной вверх ногами. Стало немного легче. Я сильно вырос в своих собственных глазах.

— Надо было водки взять, — выпалил вдруг Боб, ласково поглаживая свою бородку. — Помянуть Марка...

— Вот еще! — презрительно фыркнула Анна. — Дерьма-то...

— Как-никак, товарищ по работе, — настаивал Боб.

— Этот товарищ перерезал бы тебе глотку, как тому доктору, и не поморщился, — многозначительно сказала Анна. — Он уже играл в свои игры, он был сам по себе... Никакой он был не товарищ.

— Кое в чем ты права, — кивнул Боб. — Марк — свинтус. Мог бы расколоться. Мог бы заложить своего хозяина. Мы бы уже сегодня отсюда улетели. С чувством выполненного долга. А теперь... — Он тяжело вздохнул. — Черт знает, сколько еще придется куковать в этой дыре...

— А ты ничего не раскопал в «Европе-Инвест»? — медленно проговорил я. Произнесенное «Европа-Инвест» тут же отозвалось очередным ударом безумного дятла в череп. Мой организм уже не переваривал всей этой истории.

— Ничего такого, что давало бы выход на главных людей, — с сожалением сказал Боб.

— А видеопленки? Там что-то было не в порядке с ними. — Я выдавливал из себя эти слова как сок из иссохшего лимона. Я не хотел возвращаться в ЭТО. Но ничего другого не оставалось. — Это не подставка? Не монтаж?

— Дошлый ты парень, Костя, — усмехнулся Боб. — Хоть и голова повязана... Ты прав. Из четырехчасовой кассеты, на которую снимался коридор, пропало минут на пятнадцать пленки. Объясняют это тем, что в камеру произвели выстрелы, случилось замыкание, и часть пленки испортилась. Очень я в этом сомневаюсь.

— То есть в самой «Европе-Инвест» есть люди, которые участвовали в подготовке налета, а теперь заметают следы?

— Конечно, дорогой мой, — снисходительно пояснил Боб. — А как же иначе? Кто же тогда мог выдать коды к черному ходу и к комнате с деньгами? Без «пятой колонны» тут не обошлось. Три человека работали снаружи, но был кто-то и внутри. Кто-то очень быстро обработал видеопленку, вырезал оттуда все опасные моменты и сдал в милицию. Если бы еще и знать, кто именно это был...

— А толку? — возразила Анна. — Там наверняка работали купленные «шестерки», которые сделали свое дело, получили бабки и сейчас дрожат от страха. Но они ничего не знают! Они не знают, кто главный. Поэтому и нет особого смысла искать этих сволочей.

— Нет, найти-то надо, — сурово заявил Боб. — Найти, чтобы эти сволочи не успели еще навредить... А на главного мы не выйдем, ты права.

Я почувствовал, что моя голова начинает болеть сильнее. Сидоров же не слушал нашу болтовню, он сделал себе бутерброд из ломтя хлеба с половиной салями и теперь уминал это блюдо за обе щеки.

— Сидоров, — простонал я. — У меня такое впечатление, что это я получил три пули и провалялся неделю в больнице. А ты будто всю неделю бегал по городу с высунутым языком, пытаясь одновременно не получить пулю и не сесть в тюрьму... И нагулял зверский аппетит.

Сидоров счел ниже своего достоинства отвечать на подобные выпады.

— Он и вправду пришел в себя, — сказала Анна. — Пока ты спал, он столько всего интересного порассказывал...

— Что ты еще нарассказывал, сказочник? — посмотрел я на Сидорова. Тот проглотил очередной кусок и нехотя буркнул:

— Все, что просили... Аж язык устал. Да что ты переживаешь, Костик? Я рассказал то же самое, что и тебе в больнице. Ничего нового я не придумал...

В это я поверил. Выдумывать Сидоров не мог. Да такое и невозможно было выдумать. Эта можно было объяснить лишь неожиданным умопомрачением, настигнувшим Сидорова. Оставалось надеяться, что сейчас его разум вышел из помраченного состояния.

Если отбросить все жалобы на жизнь, все самобичевание, которым Сидоров украшал свое повествование, то история выглядела следующим образом.

Однажды вечером, когда Сидоров закрывал свой автосервис, к нему подошел незнакомый усатый мужчина. Этот тип знал, как Сидорова зовут, кем он работает, где, когда и за что сидел. И предложил Сидорову легкую работенку: забрать несколько мешков с деньгами из офиса «Европы-Инвест». Объяснение было тем самым, что потом повторил мне на кухне Сидоров: усатый раньше подвозил обеды в офис, знал там все ходы и выходы, снял слепок ключа с двери и так далее...

Усатому был нужен напарник. Лучше — с машиной. А у Сидорова в автосервисе можно было найти подходящую, сделать на ней дело и поставить обратно в гараж. Когда усатый произнес слово «миллиард», у Сидорова в голове замкнуло, он немедленно согласился и побежал уговаривать меня.

Но на следующий день у него уже не было времени расстраиваться. Усатый вызвал его по телефону и сообщил, что деньги в «Европу-Инвест» завезли, а значит, действовать надо немедленно. И Сидоров отправился на дело, будучи в полной уверенности, что его обязанность — подогнать машину во двор «Европы-Инвест», подождать, пока усатый взломает все двери, и помочь с переноской мешков в машину.

Вышло все немного не так.

Сидоров дождался, пока все рабочие автосервиса уйдут на обеденный перерыв, сел в только что отремонтированную «Газель» и поехал на место встречи. Тут начались неожиданности. Усатый встретил его не один. С ним был мужчина лет тридцати пяти, плотного телосложения. «Серьезный мужик», — как выразился Сидоров. Новый знакомый курил гаванские сигары. И молчал.

Они приехали во двор «Европы-Инвест». Тут оказалось, что усатый — всего лишь подручный «серьезного мужика». Именно тип с сигарой открыл дверь, причем никаким не ключом, а набрав несколько цифр на встроенной в дверь пластине. Потом «серьезный» сунул Сидорову в руку пистолет и отправил внутрь здания. Сидоров попробовал заявить, что на такие штуки он не соглашался, но ему показали ствол пистолета крупным планом, и Сидоров пошел вперед. Вслед за ним вошли «серьезный» и усатый. Они открыли дверь в комнату с деньгами и вошли туда, оставив Сидорова стоять на стреме. Потом ему велели войти, и глаза у Сидорова полезли на лоб. В комнате было три мертвых тела: две женщины и один мужчина. Сидорова едва не стошнило, но ему опять показали ствол крупным планом. И велели перетаскивать мешки с деньгами в машину. Что он и сделал. Усатый помогал.

А потом вдруг что-то случилось. Послышался топот. «Серьезный» был уже во дворе, усатый рванул туда же, а Сидоров оказался последним, и именно по нему влепил очередь из «АКМ» появившийся охранник. На свое счастье Сидоров успел, выскочив во двор, захлопнуть за собой бронированную дверь. Иначе его располосовали бы тут же, на пороге. Охромевший Сидоров залез в «Газель», и машина понеслась.