Ценою крови - Вилло Робертс

— Мой дом там, где ты, — отозвался Реми, ловко перевернув форель на сковородке.

— Но если у нас будет семья, нам же понадобится дом. Такая уютная избушка с печкой и огородиком…

— Пока что лучше устроиться так, как наши друзья индейцы: чтобы можно было быстро сняться с места, если англичане… Да не переживай, любимая, в лесу я как рыба в воде, ни одному англичанину до нас не добраться.

Наверное, Реми был прав, а сердцу все равно больно… Вновь и вновь она возносила молитву господу, чтобы все было хорошо там, в ее Гран-Пре.

Лето было уже в разгаре; иногда во время привалов Солей успевала нарвать ягод, чтобы немного разнообразить их рацион из рыбы и мяса. Были еще дикий лук и чеснок, но она сильно скучала без хлеба — какой он был вкусный, когда они с матерью доставали его из печки!

Они вновь оказались в долине Мадаваски, где как говорил Реми, он хотел бы жить. Это и вправду было чудесное, тихое место, полное дичи. Там на поляне с густой травой они остановились на два дня. Пока Реми охотился, Солей перестирала и высушила все вещи. Все было чудесно — если бы только не эта ее тоска по дому!

И была чудная ночь, когда светили звезды и только что народившийся месяц; и Реми не уснул сразу, как обычно, насытившись ее ласками, а долго держал ее в объятиях, и они говорили, говорили о том, как они будут здесь жить.

— Осенью мы вернемся сюда, — мечтательно произнес он, — и до зимы построим хижину. Сперва небольшую, потом весной еще пристроим. Соседи появятся — из Шинь всех выгоняют; наверняка кто-нибудь здесь остановится…

Солей подумала, а как же она будет тут одна с ребенком?

— Если бы это не было так далеко от мамы! А ведь она ни за что не уедет из Гран-Пре, потому что папа не уедет, а уж его ничем не сдвинешь…

Его рука оставила ее грудь, скользнула вниз по животу, еще ниже, и Солей непроизвольно выгнулась, подставляя тело его ласке.

— Ты знаешь, что я думаю? Сегодня было так здорово, наверняка это и случилось. Так и должно было быть — на месте нашего будущего дома. Когда-нибудь расскажем сыну, где мы его зачали…

— Ты что? Разве можно об этом? Не будем мы ничего ему рассказывать — ни где, ни как…

Солей даже рассердилась на него, но, боже, как же она любит его, этот его веселый смех!

— Ну, "как" — это-то он к тому времени уже будет знать, я думаю.

Солей, сама того не желая, решила поддержать этот игривый разговор:

— А если это будет девочка? Первой у нас, по-моему, будет девочка.

— Ну и хорошо. Тогда вторым будет мальчик. Или третьим. Или чет…

Она закрыла ему рот ладонью. Он поцеловал ее.

— Я люблю тебя, Солей!..

Как это часто бывало, она еще долго не спала после того, как сон сморил его. Страшно серьезно, даже торжественно она молилась: пусть он окажется прав, пусть его семя даст начало новой жизни, и пусть к тому времени, когда они доберутся до Гран-Пре, она уже сможет сказать ему об этом…

На сей раз путь в обход Больших Водопадов был полегче — у них не было больших тюков с мехами, подарки занимали гораздо меньше места, да и весили поменьше. Солей чувствовала растущее беспокойство: ей очень не хотелось опять встречаться с Бегущей Ланью, но ведь Реми, конечно, обязательно сделает там остановку. Дурочка, ну что она так: ведь если бы Реми раньше хотел переспать с этой индианкой, он бы так и сделал — и дружба с Молодым Бобром не помешала бы. И все-таки… Словом, Солей была сама не своя, когда за поворотом показались покрытые берестой вигвамы.

Раздались приветственные крики встречающих — тех, кто не был на охоте или на рыбном промысле; залаяли собаки, но скорее в знак приветствия, чем угрозы. Ревнивым взглядом Солей оглядела вышедших к реке женщин, ища Бегущую Лань. Вот и она: идет горделиво, как будто несет что-то ценное. Солей сразу заметила перемену в ней и немного погодя поняла, в чем дело: Бегущая Лань беременна.

Нет, внешне фигура Бегущей Лани не изменилась, только, может, на лицо немного пополнела да грудь налилась, но вот глаза… Они полны счастья, довольства: она любит, она любима — это ей самой так понятно. И еще что-то неуловимое. Она улыбалась им, как обычно, тепло и радушно, но видно было, что Реми ее уже не интересует как мужчина. У нее свой муж, и с ним ей хорошо.

Реми, кажется, ничего этого не заметил. Он сразу направился к Рассерженным Водам, который слегка хромал.

— Да вот дружок мой, медведь, выразил недовольство, что я его потревожил, — сообщил Рассерженные Воды на отличном французском, когда Реми спросил о причине его хромоты. — Заживает уже, но не так быстро, как в молодости. Пошли выкурим по трубке!

Солей осталась в окружении женщин. Естественно, все потрогали ее наряды, сверкающий золотой крестик, который Реми купил ей в одной из квебекских лавок. В поведении Бегущей Лани не было на этот раз никакой сдержанности; она сбегала за починенными мокасинами: отделка осталась, зато подошвы были новыми. И еще она преподнесла Солей подарок: головной убор, принятый у индианок, из ярко-алой шерсти, с шелковыми лентами. Наверняка на это ушло немало часов работы. Ну вот, придется теперь и Солей что-то ей дарить. Спасибо, конечно, но она не хочет оставаться в долгу. Солей выбрала пакет с яркими лентами, который она приготовила для Даниэль. Ну, по крайней мере, понравилось — хотя сестричка, наверное, тоже порадовалась бы…

Они остались на ночь, в их честь устроили пляски, но присутствие Бегущей Лани все-таки действовало на нее. Она с облегчением вздохнула, услышав от Реми, что на рассвете они продолжат свой путь.

Ниже по Сент-Джону им стали встречаться другие лодки. Новости, услышанные Реми и Солей, были тревожными.

— Не нравится мне все это, — раздумчиво произнес Реми после одной такой встречи. — В Бозежуре даже всех кюре схватили, куда-то на кораблях отправили. Никто не знает куда. Торговать не разрешают, и если бы не дичь с рыбой, совсем плохо было бы.

На берегу они увидели много новых заимок. Свежерубленные избы, коровы пасутся…

— Повезло нам — хоть половину скота удалось увести от англичан. Запретили брать. Быка, жалко, нет, разве вот эти подрастут. Придется со своими скрещивать — нехорошо это. Может, появится в округе какой бугай… — жаловался один из новопоселенцев.

— Вы из Шиньекто? — спросил его Реми; Солей стояла рядом, напряженно-испуганная.

— Ага. Дом был, земля. Не поймешь этих англичан — жить не дают, а собрались уходить, говорят, мы дезертируем, черт их побери совсем! — он сплюнул для пущей убедительности. — И сожгли все после нас — говорят, чтобы врагу не досталось! Два дня дымом несло…

Этим действительно повезло — у них еще и овцы остались, и куры, и почти вся утварь: заранее в лесу припрятали. Иные селились вдоль Сент-Джона, вообще не имея ничего, разве только пару одеял да котелок. И все-таки каждый неизменно заканчивал разговор хвалой господу, что сподобил живыми выбраться. Иногда добавляли: "Кроме Пьера, от лихорадки в пути умер, укрыться негде было, а с погодой не повезло". Или это была Маргарита, или бабушка, или Агнес, или Бернар…