Ведьмина звезда. Книга 1: Последний из Лейрингов - Елизавета Дворецкая

– Но я не хочу быть колдуньей! – воскликнула Хлейна в ответ, чувствуя обиду и на Йофриду, и даже на Гейрхильду, как будто та поддерживала мертвую в ее нелепых замыслах. – Я вовсе не хочу! Я боюсь ее. И жезла этого я боюсь. Я ведь не искала ее, она сама нашла меня. А если люди топтали ее могилу, то я вовсе в этом не виновата! Фримод ярл ходил по той тропе гораздо чаще меня!

– Фримод ей не подходит! – со вздохом сказала Гейрхильда. – Ты понимаешь, дочь моя, если бы речь шла о любой опасности, мой сын с радостью заслонил бы тебя, но…

– Я знаю, что против колдуньи он ничего не сделает!

– Дело не в этом. Колдунье, конечно же, нужна наследница. Я слышала об этой Йофриде, мне рассказывал мой дед Адальгейр, еще когда он был здешним ярлом, а я была совсем девочкой, лет восьми. Я очень хорошо все помню. Это была могучая колдунья. Рассказывали, что, когда наш берег хотели разорить рауды, она напустила такую бурю, снег и туман разом, что все их корабли разметало и повыбрасывало на камни. А в другой раз она обернулась китом и опрокинула корабль раудского конунга. А еще говорили, что большие чудеса она творила, не трогаясь с места. Она знала голоса рун и умела говорить с ними на их языке… У каждой руны есть свой голос. Вернее, шепот. Этот шепот и есть сила руны, если я не путаю. Когда колдун шепчет голосом руны, он получает ровно столько силы, сколько ему нужно, и направляет ее так легко, что может хоть две горы переставить с места на место. Помнишь ведь сагу про то, как богиня Скади хотела вернуть своих детей-великанов? Она звала Птичьи Тинги голосом рун, и острова бежали к ней через море, как собаки. Это не так легко понять, а я ведь не колдунья. В древности шепот рун знал каждый колдун, а потом его стали забывать. Йофрида была последней, кто умел говорить с рунами на их языке, потому ее и прозвали Шептуньей.

– Она обещала научить меня… – пробормотала Хлейна.

Ей стало так страшно, как будто острова под названием Птичьи Тинги, поднятые с места богиней Скади, толпились вокруг самой Хлейны и грозили задавить. Загадочные «шепоты рун» представлялись ей живыми пропастями, полными плотного, щекочущего, как мох, непроглядного серого тумана, и они затягивали ее в себя, угрожая проглотить.

– А она не сказала, почему ей нужна именно ты? – настороженно спросила Гейрхильда.

Хлейна покачала головой.

– Может быть, она и неслучайно выбрала тебя, – помолчав, добавила Гейрхильда. Она колебалась, не зная, сколько нужно знать ее приемной дочери. – Ты знаешь, дочь моя, я меньше всего хочу тебе какого-то беспокойства, но, может быть…

– Меня никто от нее не спасет! – с мрачной обидой на судьбу окончила Хлейна.

– Ты хорошо ей подходишь. Твои предки… Они были весьма к этому расположены.

– К чему – к колдовству? Ты об этом говоришь? Среди моих предков были колдуны? – Хлейна вытаращила глаза. Только этого не хватало!

– Да. – Гейрхильда кивнула, но на лице ее отражались колебания, словно она утверждает то, в чем сама отчасти сомневается. – Среди твоих предков были могучие колдуны. Колдовство никому не приносит счастья, и раз уж дочь моей Ингиоды оказалась внучкой колдунов… Я увезла тебя с твоей родины, я надеялась, что здесь они тебя не найдут… Колдовство никогда не приносит счастья самому колдуну, я не хотела, чтобы в тебе заговорили твои предки с той стороны. Но, как видно…

«От судьбы не уйдешь», – окончила про себя Хлейна, и в душе ее безнадежность боролась с недоверием. Она настолько привыкла верить в свое счастье, что теперь не могла смириться с тем, что не в ее силах уйти от тех темных живых пропастей.

Они молча ехали мимо полуоблетевшей осиновой рощи, хирдманы по-прежнему смеялись позади. А ей больше не смеяться в жизни: в ее крови живет нечто, неподвластное ее воле, и самим рождением она отдана во власть Йофриды Шептуньи.

Хагир! Хлейна вспомнила о нем, и на глазах ее показались слезы. В груди защемило от острой боли: под тем коричневым небом не бывает ни радости, ни любви. Колдуны получают свою мудрость только в обмен на радость жизни, иначе нельзя! Когда видишь все насквозь, ничему радоваться не станешь. Но Хлейне не нужны были мудрость и власть, ей был нужен Хагир. И тоска по нему вспыхнула с новой силой: если бы он оказался здесь, если бы он ответил на ее любовь, то никакие мертвые колдуньи ее не напугали бы, пусть хоть все соберутся, сколько есть! Хагир был как свет огня в ночи: он такой сильный, такой уверенный, такой теплый и живой, что все эти сумеречные шепоты разобьются об него, растают, рассеются! Хлейна гнала из памяти их последний разговор в вечер осеннего равноденствия, не хотела помнить того, что она ему не нужна, и всем существом стремилась к Хагиру с такой силой, какой раньше не знала в себе. Он должен, должен полюбить ее, потому что он нужен ей!

– Не огорчайся так сильно, – сказала Гейрхильда, морщась при виде слез на глазах воспитанницы.

Гордая, властная и уверенная, сейчас Гейрхильда чуть ли не впервые в жизни столкнулась с трудностью, перед которой была бессильна, и это мучило ее не меньше, чем огорчение приемной дочери.

Хлейна вздрогнула: она совсем забыла про их разговор и сначала отнесла ее слова к истинной причине своей печали.

– Можно попробовать тебе уехать отсюда, – продолжала хозяйка. – Едва ли мертвая колдунья может далеко уходить от своей могилы. Особенно теперь, когда у нее нет одного жезла. Мне будет тяжело с тобой расстаться, да и Фримод ярл огорчится… Но надо чем-то жертвовать, всегда приходится. Ты можешь поехать к конунгу. Мой брат не откажется тебя принять. Ты можешь пожить у них эту зиму. А там, если в Серебряном Шлеме колдунья тебя не потревожит…

– Уехать? – Хлейна наконец сообразила, почему Гейрхильда завела речь об усадьбе конунга кваргов, и испугалась. – Нет!

– Но почему? Может быть, так далеко колдунья тебя не достанет. А там, может быть, Рамвальд конунг найдет способ совсем ее прогнать от тебя. Он сам не большой мудрец, но у него много мудрых людей, которые везде странствовали… Да и его жена…

– Я не знаю, кто странствовал больше Гельда, – нашлась Хлейна. – Лучше я подожду его возвращения. Он ведь ничего не знает о нашей колдунье. Лучше подождать и сначала посоветоваться с ним. Что ты думаешь?

– Да, это верно. – Отрицать мудрость Гельда Подкидыша Гейрхильда никак не могла. – Я же хотела поскорее помочь тебе. Но если ты предпочитаешь сначала его дождаться, пусть будет так. И Фримод ярл будет доволен, если ты не уедешь, не повидавшись с ним. Если придется, то он, конечно, предпочтет сам тебя отвезти.

– Да, конечно, – с облегчением ответила Хлейна.

На самом деле о Фримоде ярле она совсем не думала, а о Гельде – самую малость. Но Хагира она непременно дождется здесь. Даже одна-единственная встреча с ним казалась драгоценностью сама по себе, и Хлейна не могла уехать и тем упустить последний случай с ним повидаться. Едва ли он сам захочет разыскивать ее в такой дали, значит, она потеряет его навсегда. А жизни без Хагира Хлейна не мыслила. Тогда даже это сияющее голубое небо будет для нее затянуто коричневатыми сумерками Нифльхель.

От опушки ельника курган казался не таким уж большим, но по мере того как пришельцы спускались в долину, он все рос и рос. Дойдя до подножия, Гельд поднял голову и задумчиво просвистел, окидывая взглядом крутой склон, покрытый вялой травой и облетевшим кустарником. Даже доблестный Фримод ярл, с ходу начавший карабкаться к вершине, рядом с этой горой казался муравьем. Хорошо, что сейчас он себя не видел – самолюбие могло бы пострадать. Плотное покрывало трав и мелкого кустарника на склонах кургана казалось непробиваемой кольчугой. Подумалось: дураками надо быть, чтобы идти на такую крепость с шестью жалкими тупыми лопатами. Шесть штук лопат нашлось в усадьбе, и Гельд предусмотрительно велел прихватить их с собой. Выходило, что работать смогут только шесть человек одновременно, но кто же перед походом мог предвидеть, что понадобится копать землю?

– Такое жилище любой конунг не постыдится занять. После смерти, конечно, – сказал за спиной у Гельда Хагир. – Такое редко где встретишь.

– Жилище бывает при жизни! – Гельд улыбнулся, стараясь прогнать неприятное ощущение. – А после смерти бывает смертище.

Ярна Великанша расхохоталась; глядя на нее, стоявшие поблизости хирдманы тоже стали усмехаться.

– Смотри, там тропа! – Хагир указал на бледноватую, неровную полоску примятой травы, тянувшуюся по ближнему склону. – На вершину. Эй, Фримод ярл! Тут есть тропа!

Фримод обернулся, услышав свое имя, но махнул рукой и полез дальше через кустарник.

– Понятное дело! – все еще смеясь, сказала Ярна. – Смертище! Ну, ты и скажешь! А эта тропа потому, что Вебранд часто раскапывает курган. Всегда, когда раздобудет новые сокровища. А может, не раскапывает, может, просто сверху оставляет, а тот сам выходит и берет. У нас никто не видел, дураков нет… Ха! – Ее тоже осенила мысль. – А сокровища – это которые со-крыли? Да?