Трагический исход - Пьер Сувестр

С тех пор обычная жизнь возобновила свое течение. Валентина приступила к обязанностям светской женщины, любезной и благосклонной к своему окружению. Юбер продолжал жить насыщенной и серьезной жизнью заведующего клиникой в больнице Шарите.

Молодые люди неоднократно виделись; Юбер много раз обедал на улице Спонтини, Валентина встречала его в Булонском лесу. Когда они бывали на публике, оба проявляли признаки дружеского расположения, а когда они оставались наедине, доктор Юбер держался в пределах усердного, но почтительного ухаживания по отношению к Валентине, тогда как она, предоставив доктору исключительные права официального вздыхателя, не искала повода разбудить в нем более определенные или более выраженные чувства.

Итак, в это утро Валентина, пожелав выйти на прогулку в лес, затем отказалась от этого намерения и сказала доктору Юберу сразу же после ухода Жюва:

– Я чувствую себя несколько утомленной, встревоженной этим последним происшествием и до завтрака не буду выходить…

Юбер колебался, не зная, что он должен сказать в ответ, а особенно, что сделать.

Означало ли это высказывание Валентины, что он должен уйти, или наоборот, молодая женщина была готова предоставить ему свидание в безмятежной тишине маленького будуара?

Юбер машинально поднялся.

– Я не хочу вам докучать… – начал он.

Но когда он протянул руку Валентине, она удержала ее в своих руках.

– Вы не стесняете меня, дорогой друг, – сказала молодая женщина, – наоборот, ваше присутствие мне приятно… Я признаюсь в этом, в последнее время я стала беспокойной, охваченной страхом, нервной, разумеется, мне нужен отдых, но вы, находясь около меня, воплощаете спокойствие, мир, безмятежность.

Едва уловимая и слегка ироничная улыбка пробежала по лицу Юбера.

Очевидно, он предпочел бы, чтобы его присутствие вызвало у Валентины другое чувство, более живое, более категоричное. Но он принадлежал к людям с холодным и упрямым характером, которые, не считая некоторых грубых выпадов, действуют всегда со сдержанностью и уравновешенностью.

Несомненно, он любил Валентину любовью глубокой, постоянной, суровой, но он не принадлежал к тем нетерпеливым влюбленным, которым надо немедленно уступать. Он допускал, что ухаживание, подобное тому, которым он окружал молодую женщину, могло длиться долго, очень долго, и в этом ничего не было ни странного, ни невозможного. Впрочем, если Юбер любил Валентину, то он также любил, и притом страстно, свою профессию.

Молодая женщина была его флиртом и его пациенткой, он был влюбленным и врачом и умел, судя по обстоятельствам, забыть одну из своих ипостасей, чтобы помнить только о другой.

Приход Жюва и те несколько слов, которыми обменялись доктор и полицейский, зародили в душе Юбера, безусловно, беспокойство другого рода, но почти такое же сильное, как то, которое волновало Валентину.

И врач, который был очень счастлив, только что получив разрешение молодой женщины, сел и продолжал развивать свою мысль.

– Этот незадачливый полицейский, – сказал он, – находится в настоящее время в состоянии, которое я не решаюсь квалифицировать, он выглядит нервным, встревоженным, обиженным и очень взволнованным… Что вы об этом думаете, Валентина?

Молодая женщина улыбнулась:

– Я думаю, что это не единственный случай, и вы, Юбер, должны знать лучше, чем кто-либо иной, что все те, которые размышляют, которые интенсивно живут в наше время, находятся в подобном состоянии… Кроме того…

– Да, – прервал доктор, – все, что вы говорите, это именно так, но, тем не менее, имеются разные степени возбудимости… Однако вернемся к Жюву. Я полагаю, что его нервозность в настоящее время не является нервозностью нормального человека… У него развивается особый вид неврастении, который, впрочем, я изучаю с некоторых пор… и которым он болен…

– Неужели! – воскликнула Валентина. – Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, – уточнил доктор, – что этот человек, несмотря на свою силу и здоровье, кончит тем, что помешается, если не обратит внимание на себя… Отдаете ли вы отчет, Валентина, что он находится во власти видений или, по меньшей мере, является выраженным фантазером? Он придает самым простым вещам развитие и размах неестественные, почти нереальные…

Молодая женщина пристально посмотрела на своего собеседника, а затем отрывисто спросила:

– Вы употребляете формулировки, слишком ученые для меня, и если вы хотите, чтобы я поняла, обращайтесь ко мне, не как к студенту, которому вы читаете лекции, а как к женщине, которой надо что-то объяснить…

Юбер улыбнулся:

– Вы чересчур скромны, моя дорогая, и вы меня понимаете достаточно хорошо. Но так как это вас интересует, я хочу расставить точки над i. Жюв в настоящее время производит на меня впечатление человека, испытывающего чрезмерное воздействие так называемых таинственных явлений, которые, по его мнению, возникают вокруг него. Вы заметили его поведение, действительно странное и достаточно необычное, когда дело коснулось того, чтобы объяснить вам, или – если быть более точным – не объяснить, как он вернул вам кулон.

– Да, – согласилась Валентина, – что же дальше?..

– Я продолжаю, – сказал доктор. – Признаюсь, что поведение Жюва меня очень заинтриговало и, даже осмелюсь заметить, произвело прискорбное впечатление, когда он проявил такое чрезвычайное удивление при известии о смерти несчастного, которого он привел ко мне в больницу несколько дней тому назад.

Валентина слегка побледнела:

– Вы говорите об этом человеке, который беспрестанно звал: Жап! Жап!

Доктор встал. Он посмотрел на Валентину странным взглядом.

– Именно так, да! – произнес он. – Я хочу сказать о нем.

Затем после некоторого молчания он продолжал слегка дрожавшим от волнения голосом.

– Поберегите себя, Валентина, мне кажется, что вы также находитесь на грани того, чтобы поддаться этим галлюцинациям… Мне известно, что есть коллективные галлюцинации, и они являются особенно опасными, так как основаны, для большей убедительности, на вере других… Я боюсь, Валентина, что открыл новое проявление этой неопределенной и ужасной болезни, которая поджидает в темноте, чтобы напасть на человека, и принимает самые разнообразные формы… Говоря откровенно, я боюсь, что неврастения, вид тихого помешательства, может породить некое патологическое состояние, которое можно обозначить под родовым именем «болезнь Жапа».

– Вы полагаете, – прошептала Валентина с иронией, несмотря на крайнюю бледность, – вы полагаете, что Жап не существует?..

Доктор пожал плечами.

– Жап? – спросил он. – Кто это? Мужчина?.. Женщина?.. Собрание индивидуумов?.. Теория?.. Идея?.. Призрак?.. Вы ничего об этом не знаете, а я тем более!.. Никто не смог бы этого сказать!.. Однако я замечаю, и это меня беспокоит больше всего, что в самых различных слоях общества наиболее противостоящие друг другу люди, наиболее оппозиционные по интеллекту по образу жизни произносят при самых различных обстоятельствах это слово, это имя… Несчастное существо в больнице говорило «Жап», инспектор Жюв произносит имя «Жап»…

Внезапно Юбер понизил голос и затем добавил:

– Даже вы, Валентина, верите в «Жапа»…

Молодая женщина вздрогнула, стала мертвенно-бледной и, сжав руки, спросила:

– А вы, Юбер, вы в это не верите?

– Нет, – твердо произнес доктор, – но увы! Я верю в галлюцинации, психоз, я верю в болезнь Жапа!..

С этого момента доктор начал ходить взад и вперед по комнате, охваченный сильным волнением. В течение нескольких дней он испытывал непреодолимое желание сформулировать мысль, которая терзала его рассудок. Он ощущал потребность высказаться, развить тезис, который выдвинул, в особенности перед Валентиной, которую он хотел прозондировать, расспросить, узнать самые интимные мысли на эту тему…

Этот влюбленный, несмотря на то, что в любви был слепым, а в физиологии – ясновидящим, не мог не признать, что расстройства, проявлявшиеся у Валентины, – ее внезапная бледность, неожиданные эмоции – должны иметь причину, которую этот материалист, как все медики, связывал с четко определенными событиями и явлениями.

Между тем Валентина не отвечала, но ироничная улыбка, блуждавшая на ее губах, хорошо выражала ее мнение, поэтому доктор начал расспрашивать снова.

– Вы не верите тому, что я говорю, – заметил он с горечью, – и вы полагаете, что этот человек, который говорит вам о безумии, возможно, более безумен, чем другие?

Улыбка застыла на лице Валентины, казалось, она сделала усилие над собой, чтобы оставаться спокойной. Изящным жестом она указала Юберу на место рядом на диване, на котором она сидела, а затем, когда доктор удобно устроился, она взяла его за руку и начала:

– Я недостаточно сведущая, дорогой друг, чтобы обсуждать или разбивать ваши теории. Но я знаю одно, и здесь мое женское сердце, мои предчувствия меня не обманывают, что в этом явлении Жапа, как вы говорите, есть что-то таинственное, но также что-то определенное и ясное, что вы, кажется, полностью отбрасываете… Жап, пусть это будет человеческое существо или нечто сверхъестественное, проявляет себя категорично и неоднократно, а что касается меня…