Мой истинный враг - Крис Карвер

Когда их взгляды сталкиваются, Ребекка уверена, что ее сейчас убьют. Обхватят шею пальцами, сдавят до хруста и переломают, ни разу не моргнув.

Но Мэтт удивляет ее. Он пристально смотрит, потом тянется и мягко трогает окровавленной рукой его живот. Ребекка могла бы оттолкнуть его, если бы не была в ступоре, так что сейчас она просто сидит и наблюдает, как Мэтт прислушивается к ее ощущениям.

Он ищет ее.

Боль.

Прислушивается к ее ощущениям.

И, не найдя никаких перемен, с облегчением выдыхает.

– Если тебе так плевать с кем, – сухим голосом шепчет Мэтт, опуская руку. – Могла бы попросить меня. По крайней мере, мы связаны…

Ребекка чувствует себя слабой. Ее убивает подкожное, животное желание вцепиться Мэтту в футболку, вжаться в его тело своим и разрыдаться от страха и ужаса.

Поэтому она делает то, что привыкла делать.

Улыбается.

– Вот именно, Мэтт, – шепчет она, мечтая, чтобы сердце остановилось. Она так устала причинять ему боль. Она так устала. – Мне еще не настолько плевать с кем.

Ребекка поднимается на ноги и идет в гостиную, делая единственное, что сейчас имеет смысл: берет мешки для мусора и начинает уборку. Сначала куски дерева – все, что осталось от стола и полок, потом обрывки книг и разодранные подушки.

Она так увлекается, что не слышит шагов. Вскрикивает, когда ее ловят за руку и рывком разворачивают, крепко сжимая за плечи.

– Что ты помнишь с той ночи?

До Ребекки не сразу доходит, а когда она, наконец, понимает, о чем идет речь, ужас собирается комом в горле.

– Ты шутишь, – шепчет она, вырываясь.

Мэтт идет за ней по пятам.

– Не шучу. Что ты помнишь? Как ты оказалась в лесу? Почему твои родители там оказались, почему тебя искала полиция и добровольцы? Почему, Ребекка?

Она разворачивается и пытается ударить Мэтта по лицу, но лишь мажет костяшками по краю скулы – не попадает.

– Пошел ты нахрен!

– Ты всю жизнь ненавидела мою семью! Играла с нашими чувствами, делала вид, что тебе плевать!

– Остановись!

Вторая попытка ударить тоже с треском проваливается.

– Нет! Ты винишь мою семью, причиняешь им боль, но единственный, кто виноват в смерти твоих родителей – это ты сама!

Третий удар приходится прямо на бровь и правый глаз. Мэтт отшатывается, хватаясь за лицо, но Ребекка не может остановиться, она чувствует себя одичавшим котом: бросается на него и бьет, бьет, бьет, пока рука не начинает гореть. И даже потом она чувствует, как все тело выламывает от желания причинить еще больше боли, почувствовать запах крови. Она желает Мэтту умереть.

А Мэтт не сопротивляется больше.

Но силы не бесконечны, и в какой-то момент они заканчиваются. Ребекка плюхается на покрытый грязью пол с исцарапанным паркетом. Ее трясет так, что зуб на зуб не попадает. Мэтт весь в крови, грязи и, кажется, слезах, подползает к ней и добивает словами, выплевывая их в лицо.

– Почему ты выпрыгнула из той машины? Что случилось, Ребекка, почему твой отец и твоя мама покинули машину ночью в полнолуние и побежали за тобой в лес? Что случилось, Ребекка?

Телефон в заднем кармане чудом цел. Ребекка дважды его роняет, пачкает сенсор кровью – кровью Мэтта, разумеется, – пока, наконец, не набирает номер, глотая воздух горящим горлом. Она словно жевала стекло.

Трубку берут после третьего гудка.

– Что случилось той ночью? – всхлипывая, спрашивает она.

– Ребекка? Ты в порядке, милая?

– Тара, ты говорила, отец позвонил тебе и попросил поисковую группу. Что случилось? Почему я выбежала… из… машины?

Странно, что она не вырубается, потому что это определенно самая сильная паническая атака в ее жизни.

– Ребекка…

– ГОВОРИ!

– Я не знаю, что случилось, дорогая, клянусь! Все, что он сказал мне – что ты резко начала кричать и просила остановить машину. Ты громко кричала, у тебя пошла кровь из носа, и ты… Ты повторяла одну фразу.

Внутри словно что-то обрывается. Ребекка смотрит на Мэтта – прямо в его мутные глаза. Красивые глаза. Наверное, самые прекрасные на свете глаза, которые она так ненавидит.

– Что за фраза, Тара? – шепчет из последних сил.

– Ты повторяла: «Я нужна ему». Много раз, будто обезумев.

Телефон выскальзывает из пальцев.

* * *

Солнечный свет царапает прикрытые веки подобно стеклу. Мэтт крепче закрывает глаза, не желая возвращаться из сна в пропитанную болью реальность. Ему ничего не снилось, он просто спал – спокойно и бесстрашно, наверное, впервые за это время. И пусть это была пустая ночь, не наполненная ничем, она была одной из лучших.

– Мэтт, – кровать прогибается под чужим весом. Он мог бы прикинуться спящим, но у отца прекрасно развита интуиция, он может чувствовать ложь, пожалуй, лучше, чем кто-либо из них. К тому же, он оборотень, хоть и с частично спящими способностями. – Сынок, скажи мне, где она?

Мэтт прикрывает глаза ладонью, надеясь еще хоть на секунду продлить это чувство спокойствия.

– Откуда мне знать?

– Почувствуй.

Легко сказать.

Чувствовать Ребекку после того, что случилось – адски больно. Каждый раз, когда Мэтт делал вдох и хватался за ниточку, ловя с ней связь, острая боль простреливала все его тело, и Мэтт падал. Не физически, а морально. Падал глубоко, в жерло вулкана с кипящей лавой. Падал, теряя воздух, теряя себя.

– Я не знаю, пап.

– У Эммы ее нет, у Тары тоже. И в полицейском участке. Филип даже позвонил Кэмпбелам.

Мэтт открывает глаза и пытается понять, почему его до сих пор не скрутило беспокойством.

– Подожди меня внизу, – тихо просит он.

Отец с благодарностью проводит ладонью по его плечу.

* * *

На кухне мама впервые за долгое время готовит. Она делает пирог с орехами и морковью – любимый пирог Ребекки. Эстер сидит на подоконнике и болтает ногами, вычерпывая остатки йогурта из баночки. Филип нарезает хлеб для тостов. Отец сервирует стол.

Выглядит так, словно все готовятся к завтраку и не о чем переживать. Мэтт даже в какой-то момент смотрит в сторону лестницы, ожидая, что Ребекка, громко шаркая ногами по полу, спустится, подтягивая на ходу штаны.

Но Ребекки нет, и все это спокойствие на кухне – фальшивое. Мэтт понимает это, когда видит чересчур крупные кусочки моркови для пирога – мама не делает такие крупные кусочки, потому что это противоречит рецептуре. Он видит, что у Филипа грязные волосы, а это значит, что он еще не ходил в душ и, по-видимому, спать он не ложился тоже. Пальцы Эстер дрожат. От отца