Война мёртвых - Александр Михайлович Бруссуев

Ну, на Землю, — попытался объяснить майор. — Ну, блин, туда, где ты умер. В то место. Может быть, в другое. Ну, ты меня понял?

Знаешь, Макс, ты, конечно, человек авторитетный, — вздохнул молодой викинг. — Но вопросики у тебя, как у дегенерата.

Майор не обиделся. Мортен молчал. Из этого можно было сделать вывод, что тому очень хочется «домой». Просто сил нет, и зубы сводит.

Никто из нас здесь о Земле не думает и не вспоминает, — наконец, сказал он. — Об утраченных близких заботятся лишь те, кто в Рай продвинулся. Им можно, они все свои грехи искупили. А мы — грешники, и у нас совсем другие задачи.

Вывод был неверным. Ну, Макс никогда не слыл психологом, для него чужая душа была «потемки», как говорится. Дело житейское.

Я тоже никогда не верил психологам. Более того: я их считал шарлатанами и жуликами, которые рисовали душевные портреты людей с пятидесятипроцентной верностью. То есть, пятьдесят процентов было на то, что эта «зарисовка» неверна. Как прогноз погоды.

Мой удар по голове, потрясший основы нашего дома — «сталинки», каким-то самым волшебным образом совпал со «смещением».

Голова моя удар выдержала, но так это казалось только мне. Может быть, кончилась моя разумная жизнь и началась загадочная, неразумная? Такая перспектива меня расстраивала и пугала не на шутку. Способность здраво мыслить — это то немногое, что мне пока еще удавалось.

Слабый шепот Велиала был едва различим. Он шептал мне о «чуде».

Ну, чудо, так чудо. В обыденной жизни чудес не бывает. Каждое чудесное явление имеет свое объяснение. Ну, а если чудо, вдруг, имеет место быть, то за ним стоит банда фокусников со всякими своими приблудами. Ловкость рук, никакого мошенничества, отвлечение внимания и тому подобное. Вон, казалось бы, чудо — Путин вступил на пожизненный диктат. Однако все это лишь манипуляция горстки негодяев — и никакого тебе чуда, как выяснится потом теми, кому доведется пережить Путина. Если доживут. Если все мы доживем.

Настоящее чудо — это вещь, которую готовят годами специальных тренировок тела и сознания. К обыденности она не имеет никакого отношения. Шутка ли — поменять силой воли заурядные закостенелые законы физики. Но меняют. Александр Свирский менял, писатель Солженицын — тоже менял, да и пьяница Новак, сделавшийся Распутиным — не без этого. Карельские бабки, специализирующиеся на заговорах, не знают физику, но меняют ее, когда приспичит.

Значит, к древности, когда был Господь, кто-то может прикоснуться.

А кто-то — нет. И таких теперь большинство. Это большинство стало ужасно воинственным и агрессивным. Любое упоминание о чуде встречает в штыки, если не сказать больше — в организацию прокурорских проверок. Ну, а если дело доходит до прокурорских — тогда вилы. Жизнь почти заканчивается.

Так и истребили целый народ, который мог творить чудеса. Их и звали — «чудь». Сгинули они, лишь Чудское озеро после себя оставили.

Я подмигнул себе в отражение. Отражение отразилось двумя черными синяками под глазами и подмигнуло мне в ответ.

Только песни не хватало.

  Hello, darkness, my old friend.

  I've came to talk with your again.

Пропела моя душа.

  Because of vision softly creeping

  Left its seeds while I was sleeping.

  And the vision that was planted in my brain

  Still remains.

  Within the sound of silence.[53]

Подхватили песню Мортен и Макс, болтая ногами над пустотой.

15. Лучезарный

Вообще-то ситуация получалась тупиковая. Выход был там, где смещались круги, заменяя друг друга, где легионы душ разбегались и расползались в полнейшей панике, где бесы бабочками кучковались в красной атмосфере возле твердынь Геенн, а озера с дерьмом продолжали оставаться недвижимы и полны своих никогда не рассчитывающих на искупление обитателей.

Сначала Мортен услышал слабый голос, донесшийся до него откуда-то сзади. Он посмотрел на майора, но тот продолжал невозмутимо наблюдать за далеким вселенским хаем.

Потом Макс услышал что-то, что было сродни еле пробивавшемуся сквозь преграды инородному звуку. Но сидевший рядом Мортен оставался безучастным.

Слушайте, ну это уже совсем невежливо, — наконец явственно прошелестел голос из ниоткуда.

Я кое-что услышал, — сказал Макс, закончив озираться.

Я кое-что разобрал, — добавил Мортен, тоже на всякий случай разглядывая все доступные для обзора места.

Если бы существовал ветер, то можно было сослаться на него, донесшего до них далекие слова. Но ветра, как всегда, не было вовсе. Если бы здесь водились мыши, то можно было грешить на них. Хотя мыши, как водится, обычно кашляют. И ни одной души вокруг!

Ведите себя по-поцански! — снова прошелестел тот же голос.

Теперь сомнений не оставалось: ни ветер, ни мыши, вообще — ничто — не могло заменить специально приспособленный орган, для произнесения этих слов. Кто-то где-то шевелил ртом и при этом как-то так-то видел их.

За спиной у них на расстоянии несколько метров была все та же гора. Она уходила вниз, и она также поднималась вверх. Непонятная гора, хотя, если верить Данте, здесь вполне вероятно должно располагаться замерзшее озеро Коцит.

Макс поспешил поделиться своими познаниями с товарищем — может, он знает обо всем об этом побольше? Мортен знал, точнее — догадался.

Это не обычная гора из камня и прочего, — сказал он, кивнув назад.

Здесь встречается много необычного, — согласился Макс. — Она из золота?

Она изо льда, — ответил Мортен.

Да, это было в некотором роде странно. Лед в естественном состоянии — это вода. Температура льда всяко ниже нуля градусов по Цельсию. От него должно веять прохладой, и он, в конце концов, должен таять — климат здесь был вполне комфортный, чтобы бегать и прыгать совершенно исключая верхнюю одежду. Можно вообще голым принимать муки — не замерзнешь и не получишь насморка.

Пес его знает, что это за лед, но мы также не можем с уверенностью сказать, из чего состояла вода в озере Коцит, — попытался размышлять вслух Макс. — Во всяком случае, Данте ни о какой химической формуле и физических свойствах той воды не упоминал.

Мортен вплотную подошел к возвышавшейся над ним скале и приложил к ней ладонь.

Ну, наконец-то, — тотчас услышал он. — Так вы сможете меня услышать, и мне не придется жилы рвать, чтобы до вас докричаться.

Мортен кивнул головой Максу, и тот сделал тоже самое.

Действительно, это был лед, и под человеческой ладонью он даже оттаял: