Древняя музыка в соснах - Ошо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как только эта неизбежность проникнет в ваше понимание, вы расслабитесь. Когда что-то неизбежно, то не о чем беспокоиться. Беспокойства вырастают из неопределенности.
Понаблюдайте: человек умирает, и он очень обеспокоен. В тот момент, когда смерть становится неизбежной и доктора говорят, что надежды больше нет, он потрясен. Дрожь охватывает все его существо, но потом все успокаивается, все тревоги исчезают. Если человеку дано понять, что он умрет и смерть неизбежна, с осознанием этой неизбежности тишина и покой воцаряются в его существе.
Каждый умирающий человек имеет право знать об этом. Врачи скрывают это, думая: «Зачем беспокоить?» Но беспокоит неопределенность, определенность — никогда. Когда застреваешь где-то между, это состояние неопределенности — когда ты гадаешь, выживешь или нет, — и является первопричиной всех тревог. Когда смерть становится неизбежной, уже нечего делать. Ты просто принимаешь ее, и в этом принятии спокойствие, умиротворение.
Поэтому, если человеку решают сообщить, что он умирает, перед лицом смерти он обретает успокоение. На Востоке мы тысячелетиями практиковали этот подход. Даже больше: в таких странах, как Тибет, привлекаются особые техники, помогающие человеку умереть. Они назвали это Бардо Тодол. Когда человек умирал, его родственники, друзья и знакомые собирались все вместе вокруг него, чтобы дать ему абсолютную уверенность в том, что он умирает, чтобы помочь ему расслабиться. Потому что, если вы умираете в расслабленном состоянии, меняется само качество смерти. Ваше новое рождение будет более высокого качества, потому что качество рождения определяется качеством смерти. И затем, в свою очередь, оно определит качество следующей смерти. Именно так человек поднимается все выше и выше, эволюционирует. Когда человек становится абсолютно уверенным в неизбежности смерти, лицо его озаряет яркий свет — вы можете видеть этот свет. По сути, происходит чудо: человек становится таким живым, каким никогда до этого не был.
В Индии говорят, что, прежде чем погаснуть, пламя становится исключительно ярким. Всего на миг оно вспыхивает во всей своей тотальности.
Я прочитал короткий анекдот...
Жили как-то два червячка. Один из них был ленив и недальновиден и всегда поздно вставал. Другой всегда поднимался ни свет ни заря и сразу же принимался за дело. Ранняя пташка поймала раннего червячка. Вечером мимо проходил рыбак с фонарем и поймал позднего.
Мораль: все равно не выжить.
Смерть неизбежна. Что бы вы ни делали — рано вставали или поздно, — смерть неизбежна. Она уже свершилась, поэтому она неизбежна. Она уже свершается, поэтому она неизбежна. Так зачем ждать, когда вы окажетесь на смертном одре? Почему бы не удостовериться в этом прямо сейчас?
Просто понаблюдайте. Когда я говорю, что смерть неизбежна, вы чувствуете, как страх покидает вас? Вы чувствуете, как сама идея — а сейчас это именно идея, а не ваш опыт, — сама идея того, что смерть неизбежна, успокаивает и утешает вас? Если вы можете это ощутить... А вы можете, потому что это факт. Я не рассуждаю о теориях, я не занимаюсь теориями. Это простой факт. Откройте глаза и наблюдайте. И не пытайтесь избежать ее, нет возможности ее избежать. Избегая, вы упускаете. Примите ее, признайте ее и живите с осознанием, что каждый миг вы умираете и каждый миг вы рождаетесь заново. Пусть так и будет. Не цепляйтесь за прошлое: его больше нет, оно ушло.
Зачем продолжать носить с собой то, что умерло? Зачем обременять себя трупами? Брось их, и ты почувствуешь невесомость, почувствуешь облегчение. И как только ты отбросишь прошлое, будущее отпадет само собой, потому что будущее есть не что иное, как проекция прошлого. В прошлом ты пережил какие-то радости, и теперь ум проецирует их на будущее. В прошлом ты пережил определенные страдания, и теперь ум проецирует будущее, в котором этих страданий быть не должно. Вот что такое будущее. Чем еще оно может быть? Спроецированные радости, которые ты испытал в прошлом, и отброшенные страдания. Твое будущее — это более яркое, видоизмененное прошлое, подкрашенное, подновленное, но прошлое.
Когда отброшено прошлое, вдруг отпадает и будущее, и ты остаешься здесь и сейчас: ты в существовании, ты существующий, и это единственный способ быть. Все остальные пути — это попытки избежать жизни, и чем больше ты избегаешь жизни, тем больше ты боишься смерти.
Человек, который живет по-настоящему, нисколько не боится смерти. Если вы живете правильно, вы покончили со смертью, вы уже благодарны, уже удовлетворены. Но если вы не жили, то беспокойство не исчезает: «Я еще не успел пожить, а смерть уже на пороге. Смерть — это конец всему, в смерти нет будущего». Человек полон тревоги и страха, и он пытается избежать смерти.
Но, пытаясь избежать смерти, вы упускаете жизнь. Забудьте об этом. Живите жизнью. Только так можно избежать смерти. Только так вы становитесь настолько удовлетворенным, что, если в этот момент приходит смерть и будущее отступает, вы готовы к этому. Вы радостно готовы. Вы жили своей жизнью, наслаждались существованием, праздновали его, вы полностью удовлетворены. Вам не на что жаловаться, не на что роптать, не о чем жалеть. Вы приветствуете смерть. А пока вы не можете приветствовать смерть, ясно одно: вы не жили.
Я слышал...
Однажды два венгерских аристократа разругались в пух и прах. Но так как никто из них не хотел рисковать своей жизнью, сражаясь на шпагах или на пистолетах, они остановились на бескровной дуэли. Они должны были по очереди называть числа, и победителем объявлялся тот, кто назовет самое большое число.
Секундант дал отмашку, и над длинным большим столом, на противоположных концах которого друг напротив друга сидели дуэлянты, повисли сильнейшее волнение и тревожное ожидание. Дуэлянты напряженно думали, стараясь придумать наибольшее число. Тот, кому выпало высказываться первым, думал долго и мучительно. На висках выступили вены, на лбу проступил пот.
«Три», — сказал он наконец.
Второй дуэлянт ответил незамедлительно: «Что ж, ты выиграл».
Когда вы боитесь смерти, даже число три — самое большее число. Когда вы боитесь смерти, вы то и дело ищете причины, чтобы продолжать жить. Значит ваша жизнь что-нибудь или нет — вы все равно продолжаете искать причины, чтобы продлить ее.
На Западе сейчас всеобщее помешательство на тему, как бы продлить жизнь. Это говорит только о том, что где-то жизнь была упущена. Когда страна или целая культура начинают думать о том, как продлить жизнь, это говорит только об одном: жизнь не живется. Когда вы живете жизнью, достаточно даже единственного момента. Один миг может быть равен вечности. Это не вопрос продолжительности, это вопрос глубины; это не вопрос количества, это вопрос качества.
Подумайте, что бы вы выбрали: один миг жизни Будды или тысячу лет вашей собственной жизни? Так вы сможете понять, что я подразумеваю под качеством, интенсивностью, глубиной. Достичь можно в один миг: вы можете распуститься, расцвести, но вы можете не распуститься и за тысячу лет и оставаться спрятанным в семечке.
В этом разница между научным и религиозным отношением к жизни. Научный подход занимается продлением — как продлить жизнь. Его не занимает ее выразительность. Поэтому сегодня, особенно на Западе, в клиниках можно встретить немало стариков, цепляющихся за жизнь. Они хотели бы умереть, но культура не позволяет. Они пресытились этой жизнью; они просто прозябают — ни значения, ни смысла, ни поэзии; все ушло, и они стали в тягость самим себе. Они просят об эвтаназии, но общество против этого. Общество так боится смерти, что отказывает в ней даже тем, кто готов умереть.
Само слово смерть превратилось в табу, большее табу, чем секс. Секс почти приняли — это происходило постепенно. Теперь и смерть нуждается в новом Фрейде, чтобы ее приняли, чтобы она перестала быть табу и люди могли свободно говорить о ней, делиться личным опытом. И тогда не нужно будет скрывать ее, не нужно будет заставлять людей жить против своей воли. В клиниках, домах престарелых люди просто влачат жалкое существование, потому что общество, культура и законы не позволяют им умереть. А если они просят разрешить им умереть, это выглядит, будто они просят разрешения на самоубийство. Они не просят разрешить им самоубийство; по сути, они давно уже трупы. Они живые самоубийцы, и они всего лишь просят избавить их от этого, потому что продолжительность не имеет значения. Смысл не в том, как долго вы живете. Как глубоко вы живете, как интенсивно вы живете, как тотально вы живете — само качество...
Наука озабочена количеством; религия заинтересована в качестве. Религию интересует искусство жизни, а также искусство смерти. Семь лет, семьдесят лет или семьсот лет — какая разница? Вы будете ходить по этому порочному кругу снова, и снова, и снова. И будете все больше и больше тосковать.