Стражи Кремля. От охранки до 9-го управления КГБ - Петр Дерябин

Возможно стараясь еще сильнее уколоть Запад или в надежде подмаслить Пекин, Хрущев в августе 1961 года закрыл давнюю брешь в «железном занавесе». Заставил своего восточногерманского сателлита возвести примитивное чудище, Берлинскую стену, чтобы разделить советский и западные секторы в великом германском городе. За ее постройкой последовало множество объяснений, извинений со стороны коммунистов, попыток изменить ситуацию к лучшему. Но Советы оказались не способны до конца понять, какое воздействие оказала та стена на цивилизованный мир. Сам Хрущев позировал перед фотографами возле этого страшилища.

Возведя Берлинскую стену в качестве своего личного памятника, главный коммунист страны затем привлек внимание к себе на XXII съезде партии. Он опять осудил Сталина, но не дал, по существу, никакой новой информации. Его речь мало чем отличалась от произнесенной пять лет назад. И после нее никто из важных государственных деятелей не был реабилитирован. В результате лишь произошли некоторые изменения в кремлевском Мавзолее — труп Сталина убрали с демонстрационной платформы, где он находился рядом с Лениным.

Далее Хрущев занялся отлаживанием системы безопасности внутри страны, но делал это не слишком умно. В ноябре 1961 года он позволил Шелепину, давно уже ворчавшему по поводу своего политического будущего, которое, дескать, зашло в тупик с назначением его руководителем КГБ, оставить работу в органах безопасности и занять место секретаря Центрального Комитета. Новым шефом КГБ Хрущев назначил Владимира Семичастного, комсомольского аппаратчика, основной рекомендацией которого вроде бы было то обстоятельство, что он дружил с зятем Хрущева, Алексеем Аджубеем. Несмотря на свое неуемное честолюбие, Семичастный оказался не очень умным молодым человеком. Этот дефект вроде бы сгладили назначением профессионала Захарова, начальника управления охраны, его заместителем. Но как в конечном счете выяснилось, в результате этих кадровых комбинаций Хрущев лишился надежной личной охраны, которой всегда располагал Сталин и без которой не мог обойтись его преемник во время политического кризиса. Хрущев это осознал, но было уже слишком поздно. Но в то время им двигало стремление еще больше принизить значение МВД. Для этой цели он упразднил МВД (что оказалось, правда, всего лишь временной мерой) и заменил его МООП (Министерством охраны общественного порядка).

В конце 1961 года несдержанность и необдуманность Хрущева в словах привели его к очередной внешнеполитической оплошности. Он назвал албанского руководителя Энвера Ходжу сталинистом. Высказав такое мнение, он пробил первую, после предательства Тито, трещину в советском блоке. Албания перешла из российской сферы влияния в китайскую. Хотя Албания являлась ничтожно маленькой страной по территории и населению, ее отступничество закрепило раскол между Москвой и Пекином.

В результате этого, а также все нараставшей китайской непримиримости к 1962 году Хрущев вполне мог оказаться в отчаянном положении и опасаться, что советская гегемония вот-вот лопнет по всем швам, если он не проведет какую-нибудь эффектную акцию. Какая бы там ни была причина, он пошел на отважную, но проигрышную авантюру. В октябре, используя такой же тип самолета, который Советы сбили в 1960 году, США засекли размещение российских ракет на Кубе, у самого порога Америки, Наступили тревожные часы, когда мир балансировал на самой грани крупного глобального конфликта, пока Хрущев не выполнил требования президента Джона Кеннеди и не согласился вывезти ракеты с Кубы.

Этот кризис практически сразил Хрущева. Но если не считать китайских презрительных ухмылок, он сразу не понес за него наказания. Провал Карибской авантюры настолько потряс партию и страну, что все как бы остолбенели. Но с тех пор Хрущев перестал совать свой нос в крупные вопросы международной политики. Вместо этого он сосредоточился на Доморощенной культуре. В ноябре 1962 года лидер коммунистов позволил Александру Солженицыну — лучшему советскому писателю послесталинского периода и, возможно, крупнейшему литературному деятелю всех времен — опубликовать «Один день Ивана Денисовича». Публикация этого произведения, повествовавшего об ужасах лагерей, потрясла Советский Союз и многих людей за рубежом. Ранее Хрущев не разрешил другому выдающемуся советскому писателю, Борису Пастернаку, принять Нобелевскую премию. Он, вероятно, рассматривал литературу как своего рода слабительное, которое можно прописать или запретить, смотря по обстоятельствам. Тем более, что Хрущев располагал целой Конюшней таких прирученных авторов, как, к примеру, поэт Евгений Евтушенко, Но как бы там ни было, разрешив выпустить в свет работу Солженицына, он открыл шлюзы перед давно сдерживавшимся интеллектуальным потоком, который продолжал выплескиваться, хотя уже и «незаконно» с точки зрения советской верхушки, много лет спустя после Хрущева.

Весной 1963 года по режиму был нанесен еще один страшный удар — в связи с арестом и казнью полковника Олега Пеньковского, офицера ГРУ с большим стажем. Тогда выявилось и стало известно в Советском Союзе и в остальном мире, что на Западе знали о многих важнейших секретных решениях Москвы. Хрущева происшедшее, вероятно, чересчур сильно потрясло, поэтому он не отреагировал, как обычно, экспромтом. Коммунистический лидер выжидал почти год, до марта 1964 года, прежде чем снял с работы и предал относительному забвению своего закадычного друга Серова, начальника ГРУ. Но к тому времени маленький и толстенький руководитель партии и правительства занимался лишь тем — если использовать его собственные слова, — что запирал ворота амбара после того, как лошадь давно уже выехала оттуда.

В октябре 1964 года Хрущев отдыхал на Черном море, когда меч судьбы наконец опустился. Воспользовавшись его отсутствием в Москве, Михаил Суслов (как неверный боярин в дни Московского государства) убедил членов Президиума, что Первого секретаря надо снимать. Большинство Центрального Комитета согласилось поддержать это решение. Телефонный звонок из Президиума известил Хрущева, что ему надо срочно возвратиться в Москву. Когда тот прибыл на курортный аэропорт для вылета, то на поле его ждал специальный самолет, укомплектованный персоналом из КГБ, а не его личный лайнер. В столице Хрущева ждал еще один сюрприз. Во время его отсутствия поменяли личные номера телефонов всех партийных иерархов, которым он мог бы позвонить, чтобы заручиться их поддержкой, — как Хрущев это сделал в 1957 году, собрав Центральный Комитет, чтобы лишить властных полномочий «антипартийную» группу. Возможно, тогда Первый секретарь сообразил, что игра практически закончена. Он кротко предстал перед своими «коллегами», которые освободили Никиту Сергеевича от руководства и партией, и правительством по его собственной «просьбе» в связи с «преклонным возрастом и плохим здоровьем». Однако действительными причинами отставки стали приверженность Хрущева к единоличному правлению, его основные провалы — Китай, Куба, сибирские «целинные земли» — и, возможно, также неотесанное публичное поведение, в частности на Западе.

Партийным лидером был выдвинут Леонид Брежнев, который специализировался на сельском хозяйстве и металлургии. А во главе правительства поставили Алексея Косыгина, своего рода технократа. В качестве награды за их роль в предательстве и задержании Хрущева Семичастного сделали членом Центрального Комитета, а Шелепина ввели в Президиум.

Через день после изгнания Хрущева китайские коммунисты успешно взорвали свое первое атомное устройство, что, конечно, является простым совпадением. Но, возможно, в прямой связи с его свержением находится таинственная и фатальная катастрофа несколькими днями позже в Белграде российского самолета, на котором находился начальник штаба советских Вооруженных Сил.

После того как Первого секретаря отправили в отставку, чтобы копаться в огороде и писать воспоминания — но печатать только тщательно препарированные места из них, — некоторые люди на Западе, завороженные его, безусловно, колоритной личностью, были склонны хвалить Хрущева, сравнивать с Петром Великим и Екатериной Великой. В частности, ему отдавали должное за либерализацию и модернизацию сталинской России быстрыми темпами. В этом, конечно, имеется некоторая правда. Но не следует и забывать, что Хрущев разгромил восстание в Восточной Германии, готов был так же поступить с поляками, пока бразды правления не перешли от него к Гомулке, безжалостно подавил венгерский бунт и построил Берлинскую стену.

До весны 1966 года новый советский режим кое-как функционировал под вывеской еще одного «коллективного руководства». Но потом в марте — апреле на XVIII съезде партии Брежнев выдвинул себя в Генеральные секретари, то есть присвоил титул, которым до этого пользовался только Сталин. На том «коллективное руководство» фактически и закончилось, хотя из политических и психологических соображений от самого термина не отказались.